не сможет противостоять вам в борьбе, ибо Бог будет с вами».
У этого документа как исторического повествования есть изъяны. В нем библейские предания о родословии измаильтян изобретательно сочетаются с упорядоченным изложением раннеисламской истории. Тем не менее фактом остается то, что он был написан не позднее чем через три десятилетия после того, как Умар отвоевал Иерусалим у приверженцев греческой христианской церкви из Византийской империи, вдобавок он изображает иудеев и арабов-мусульман как единый фронт. «Есть племена Измаила… Все, кто остался от детей Израиля, примкнули к ним, получилась сильное войско. Тогда они отправили послов к императору греков со словами: „Бог дал эту землю в наследство нашему отцу Аврааму и потомкам его; мы дети Авраама, ты долго владел нашей страной, отдай ее миром, и мы не вторгнемся на твою землю, а не то отберем то, что взял ты, с лихвой“»[1013].
Эта перспектива сбивает с толку: вопреки исламской традиции и построенной на ней западной истории Иерусалим завоевала не армия мусульман, а союз мусульман с иудеями. Но как бы странно это ни звучало, есть причины отнестись к этому сценарию со всей серьезностью. Особенно полезно прояснить загадочную деталь более раннего документа, греческого, 630-х годов, где говорится о «пророке, который появился у сарацинов». («Сарацин» — греческое название арабов, позднее — мусульман.) Этот пророк утверждает, что «владеет ключами от рая» — похоже, что речь идет о Мухаммаде, — вместе с тем провозглашает «пришествие помазанника, который грядет». С какой стати Мухаммаду или любому другому исламскому лидеру брать на вооружение иудейскую идею о только предстоящем пришествии Мессии? Может, все дело в том, что на самом деле его союз с иудеями продолжался долгое время после предполагаемого «разрыва» с ними?
Эти расхождения между традиционными исламскими свидетельствами и древнейшими письменными неисламскими источниками подчеркивались в опубликованной в 1977 году книге «Агаризм» (Hagarism), написанной двумя молодыми специалистами по исламу, Патрисией Кроун и Майклом Куком. Выдвинутое ими положение носило радикальный характер: в действительности ислам зародился как движение, в котором участвовали иудеи, приверженцы апокалиптизма, и только спустя долгое время после завоевания Иерусалима это движение приобрело религиозные особенности, отличавшие его от иудаизма. Согласно такому сценарию, Коран на самом деле был составлен в VIII веке, а не в VII веке — как попытка новой авраамической веры претендовать на глубокие корни, то есть попытка представить новую религию как древнюю.
Книга была прохладно встречена в научном мире и успеха не имела. Но незачем принимать на веру все доводы Кроун и Кука, чтобы обратить внимание на данные, приведенные ими и требующие объяснения: почему ранний византийский документ, в котором речь идет явно о Мухаммаде, описывает его сторонников как союзников иудеев, объединенных стремлением отвоевать Иерусалим? Может, потому, что это правда? И может, после завоевания, когда наконец произошел «разрыв с иудеями», преемник Мухаммада Умар стремился оправдать этот разрыв, приписывая Мухаммаду более яростный антагонизм с иудеями, чем существовавший на самом деле?
Безусловно, завоевание Иерусалима объединенными силами иудеев и мусульман представляло собой естественную возможность для ссоры. Иудеи могли рассчитывать на восстановление Храма, разрушенного римлянами за пятьсот лет до того. Если мусульмане предпочли построить на развалинах Храма мечеть, ссора могла обостриться. И действительно, в том же армянском документе 660-х годов описан спор между евреями и арабами из-за места для Храма, когда евреи начали восстанавливать Храм, а арабы их прогнали[1014]. Если общеизвестная история верна, если армия мусульман, давно порвавших с иудеями, маршем двинулась к Иерусалиму и захватила его, трудно представить себе, зачем иудеям в Иерусалиме понадобилось затевать заведомо проигрышный для них спор.
Даже если исламская традиция и общепринятая западная история выбрали слишком раннюю дату «разрыва с иудеями», который на самом деле произошел после смерти Мухаммада, маловероятно, что весь сюжет с конфликтом между Мухаммадом и мединскими евреями выдуман. Об этом конфликте упоминается в слишком многих коранических аятах, кроме того, существовал конфликт в отношениях с христианами, который выглядит вполне логично. Учитывая амбиции Мухаммада, за десять лет, проведенных им в Медине, отношения с христианами и иудеями наверняка пережили немало взлетов и падений.
В любом случае стоит вспомнить, что Коран еще не представлял собой канонический, сложившийся текст, когда Умар пришел к власти. По прошествии длительного времени после его смерти и через полвека после смерти Мухаммада на мусульманских монетах чеканили изречения из Корана, которые как минимум в некоторых случаях отличались от текста, считающегося каноническим[1015].Так что Умару и другим влиятельным мусульманам хватило времени, чтобы выбрать окончательный вариант из различающихся коранических стихов. Предположительно любое сопутствующее тематическое формирование Корана предназначалось для того, чтобы соответствовать потребностям людей, руководивших этим формированием[1016].
В чем бы ни заключалась истина, касающаяся «разрыва с иудеями», источник нашей неуверенности в ней стоит держать в памяти. А именно: непосредственные преемники Мухаммада были заинтересованы в искажении его слов. Это не значит, что они целиком и полностью выдумывали отдельные фрагменты Корана, хотя могло быть и такое. Но явно различающиеся по подбору слов в коранических стихах ранние традиции предоставляли возможность подправить смысл книги, выбирая традицию, подходящую к случаю. А еще больше свободы давал тот факт, что в ранних письменных вариантах, как и в древнейших писаниях на древнееврейском, отсутствовали гласные, при чтении смысл прояснялся, но не всегда. Несомненно, священники последующих времен, выбирая ту или иную гласную, периодически обнаруживали, что семантически сошли с пути. Более того, спустя долгое время после расстановки гласных сохранились неясные и двусмысленные места, требовавшие работы.
НЕПОСРЕДСТВЕННЫЕ ПРЕЕМНИКИ МУХАММАДА БЫЛИ ЗАИНТЕРЕСОВАНЫ В ИСКАЖЕНИИ СЛОВ КОРАНА
Вполне возможно, что значительным искажениям после смерти Мухаммада Коран не подвергался. Но если истина, касающаяся его времен, действительно осталась незапятнанной, она дает право приписывать исламу уникальность среди авраамических религий. Как мы уже видели, официальная история иудаизма более чем правдоподобно вписывается в историю раннего монотеизма. Древние израильтяне, несмотря на все протесты Библии, поддерживали тесную связь с политеистами хананеями — по сути дела, были этими самыми хананеями и политеистами.
Несмотря на все притязания христианских евангелий, «исторический Иисус» был, по всей вероятности, апокалиптически настроенным иудеем из тех, которых в его время можно было встретить странствующими по селениям Палестины в ожидании дня, когда Израиль займет подобающее его величию место среди народов. Космополитичные нравственные ценности, приписываемые ему — этническая инклюзивность, межнациональная любовь, — были вплетены в его слова космополитами, которые позднее основали христианство. Кто-то из христиан после смерти Иисуса, возможно, как кто-то из мусульман после смерти Мухаммада, воспроизвел своего рода «разрыв с иудеями», преувеличив ответственность последних за казнь на кресте.
Словом, религиям, достигающим высокого положения, свойственно переписывать свою историю в процессе. Они пытаются абстрагироваться от своих истоков вместо того, чтобы выглядеть органически выросшими в их окружении. Они находят характерную для конкретной эпохи фигуру — Моисея, Иисуса, Мухаммада, — и превращают ее в эпохальную. Учение этого персонажа они изображают резко контрастирующим с фоном, на котором, собственно, зародилось это учение.
Разумеется, Мухаммад в большей степени, чем Моисей или Иисус, был вестником перемен в свое время. Он основал правительство и с этого плацдарма, действуя войной и миром, приступил к созданию империи. Но и его высказывания о войне и мире потомки формулировали и переформулировали заново. Даже сегодня некоторым мусульманам нравится подчеркивать его воинственность — они размахивают знаменем священной войны и утверждают, что в точности следуют традициям пророка, в то время как другие мусульмане утверждают, что ислам — религия мира, опять-таки согласно традициям пророка.
Этот спор, затрагивающий учение о джихаде, в итоге способен сформировать отношения между мусульманами и представителями других авраамических религий лучше, чем многочисленные и разнообразные ссылки на эти религии в Коране. Данный спор и является предметом следующей главы.
Глава 17 Джихад
• Мухаммад на военных рельсах • Realpolitik • Изобретение джихада • Джихад без Корана • Цена терпимости • Мухаммад и бен Ладен
В середине XX века многие американские и европейские родители тревожились за молодое поколение: громкая музыка, шумные вечеринки, непочтительность к властям и авторитетам. Тем временем в Египте человек средних лет по имени Саид Кутб сетовал не на младшее, а на собственное поколение. Проблему представляли не бунтарские настроения, а сдержанность.
В книге «Вехи» (Milestones, или Ma’alim fi al-Tariq), написанной в 50-х и начале 60-х годов XX века, он сожалел о «плачевном состоянии нынешнего поколения мусульман» и ссылался, как на основное доказательство, на превалирующую интерпретацию учения о джихаде. Большинство мусульманских экспертов утверждали, что священная война оправдана лишь в том случае, если мусульманский народ подвергся нападению. Такие мыслители, говорил Кутб, превратно понимают Коран. Они «сложили духовное и умственное оружие, смирившись с поражением. Они говорят: „Ислам предписывает лишь оборонительную войну!“ и думают, что сделали благо для своей религии, лишив ее своих методов, а именно — положить конец всей несправедливости на земле, привести народы к поклонению единственному Богу, превратить их из рабов других народов в слуг Господа»[1017].
К несправедливостям, которым следовало положить конец, Кутб относил недостаточно фундаменталистские режимы в мусульманских странах. Один из образцов таковых, египетское правительство, казнило Кутба в 1966 году. Но его идеи выжили и наряду с прочими оказали влияние на Усаму бен Ладена.
После тактического триумфа бен Ладена 11 сентября 2001 года на Западе разгорелись споры. Одни участники, в том числе президент Джордж Буш, утверждали, что ислам — «религия мира», которую использовали в своих целях бен Ладен и другие радикалы. Согласно этой точке зрения, современные джихадисты не понимают Коран и не понимают ислам; преобладающая трактовка ислама, которая так тревожила Кутба, на самом деле является истинной, соответствующей словам пророка.
Другие участники спора из числа жителей Запада, особенно правые, утверждали, что ислам — религия насилия, и ссылались на ее Писание. Они много чего вменяли радикальным мусульманам в вину, но в этот список не входило ошибочное толкование Корана.
Кто же прав? Действительно ли ислам — религия мира? Или войны? В каком-то смысле ответ тот же самый, что и для любой другой авраамической религии. Вот он: ответ напоминает выпущенную примерно в 1971 году рекламу конфет Certs, в которой ведется спор о том, что же такое Certs — мятные конфеты для освежения дыхания или сладкие мятные конфеты, и так продолжается до тех пор, пока властный голос не произносит: «Стоп! Вы оба правы!» Как уже должно быть ясно, у религий есть свои достоинства и недостатки, хорошие и плохие священные тексты. Соотношение хороших текстов и плохих в авраамических религиях варьируется, но во всех религиях есть возможность преобладания благоприятного толкования писаний, (Вспомним «плачевное состояние нынешнего поколения мусульман» — поколения,
