к богу, занимавшему в Каабе «центральное положение» со словом «Хубал» — «Ху (в) бал» могло иметь сходное значение. Кстати, местоимение «хуа» — он со значением «истина», «бог», «Аллах» и теперь можно видеть начертанным по-арабски на стенах многих больших и малых старых мусульманских храмов. Отсюда понятно, почему Коран, даже перечислив трех древнеарабских богинь, о Хубале промолчал. Вместе с тем академик Бартольд имел все основания отметить, что древние арабы к помощи Аллаха прибегали преимущественно во время поездок по морю. «В Коране несколько раз говорится, что люди, когда их настигает буря на море, призывают Аллаха и дают обет искренно служить ему, но, когда они благополучно высаживаются на берег, забывают о своем обете и снова начинают служить идолам»[10 — Бартольд В.В. Сочинения, т. 6, с. 638.].
О значении, придававшемся культу Аллаха, говорит и тот факт, что, согласно мусульманскому преданию и наиболее ранним биографам пророка Мухаммеда (Ибн Исхак, Ибн Хишам), его отец носил имя Абдаллах, что буквально значит «раб Аллаха». А божества племен, зависевших от курейшитов, выдавались за «детей Аллаха». Так, его дочерьми назывались, например, богиня племен хавазин и сакиф аль-Лат (иначе Илат) и аль-Узза, о которой, как и еще об одной богине арабских племен, сказано в 53-й суре Корана. Так, Аллах занимает место всевышнего бога — Аллах таъала.
Но Коран — произведение, в котором отражены патриархальные устои. Ко времени возникновения ислама в хозяйстве древнего араба-кочевника женщина играла все более подчиненную роль. За счет принижения женщины, занятой в основном домашним трудом, возвысилось общественное положение мужчины. Счет родства стал вестись по мужской линии, и религиозные сказания говорили о мужских божествах и духах как об имеющих наибольшее влияние и силу.
Коран отвергает мысль о возможности существования у Аллаха дочерей, в том числе богинь аль-Лат и аль-Уззы и богини Манаты — йасрибских племен аус и хазрадж, прежде всего потому, что допущение этого предположения было бы несправедливо по отношению к Аллаху. Ведь люди, гордясь своим потомством, о дочерях стали умалчивать.
«Видели ли вы, — замечает в связи с этим Коран, — ал-Лат, и ал-‘Уззу, и Манат — третью, иную?[11 — Комментируя это место Корана, академик И.Ю. Крачковский (со ссылкой на: Jeffery A. The Foreign Vocabulary of the Qur’an. Baroda, 1938, p. 27) отметил, что «Аллат, Мануту, Хубалу — набатейские божества» (Коран. Перевод и примечаниям. Ю. Крачковского, с. 602). Однако на Арабском Востоке получил распространение другой взгляд на названные доисламские божества, — по которому «Хубал, Узза и аль-Лат по своему происхождению из Вавилонии» (Fund Safar. Mosul Museum and its Antiquities. Baghdad, 1958, p. 9)] Неужели у вас (дети. — Л.К.) — мужчины, а у него (Аллаха. — Л.К.) женщины? Это тогда — разделение обидное! Они — только имена, которыми вы сами назвали (их, этих богинь. — Л.К.), — вы и родители ваши. Аллах не посылал с ними никакого знамения. Они (арабы, почитающие вышеперечисленных богинь. — Л.К.) следуют только предположениям и тому, к чему склонны души, а к ним уже пришло от господа их руководство» (К., 53: 19–23). Последним Коран намекал на изрекаемые пророками откровения.
В образах бога, созданных воображением верующих разных стран, всегда отражаются особенности их жизни. Человек наделял своими чертами и свойствами бога. Из таких антропоморфных представлений об Аллахе исходит довод, приведенный в 101-м аяте 6-й суры Корана, гласящий, что бог не мог иметь детей потому, что «не было у него подруги», жены. Впрочем, возможно, это аргумент не только против почитания древнеарабских богинь, но и против догматов христиан, живших в Мекке, Насрибе и других местах Аравии, против их культа Марии (Марьям, Марйам) как богородицы.
Вообще в Мекке, едва ли не важнейшем торговом, социально-экономическом и религиозном центре Аравии, в то время появились люди, в той или иной мере отражавшие взгляды и устремления жителей всего аравийского региона, а частично и соседних стран. Одновременно здесь создались весьма благоприятные условия для раннего пробуждения вольномыслия, появления людей, скептически относящихся к старым политеистическим верованиям с их громоздким культом и обращавшихся к монотеизму. Вместе с тем они не принимали взглядов, которые распространяли среди арабов полуострова христиане, иудеи и зороастрийцы, не исключая и тех, кто бежал в Аравию от преследования иноверцев и «еретиков» в странах, где господствовали Византия и Иран. Эти арабы, отказавшиеся от местного политеизма и религий иноземцев, являлись сторонниками движения ханифов — искателей истины, выразителями идей раннего арабского монотеизма — ат-таухида.
Среди искателей и проповедников истины, выражавших идеи политического объединения арабских племен, были лица, которые выдавали себя за пророков — наби. По их словам, истина, которую они возвещали, внушалась им верховным божеством. В Мекке таким пророком был курейшит Мухаммед, выходец из древнего, но обедневшего рода хашим, в руках которого находились ключи храма Каабы. Рано осиротев, он нанялся пастухов, затем стал приказчиком, сопровождавшим торговые караваны; позднее, женившись на богатой вдове Хадидже, Мухаммед вел ее торговое дело. Он, по-видимому, с детства был воспитан в традициях мекканского культа Каабы, а затем в той или иной степени стал разделять взгляды ханифов. Начало его проповеднической деятельности, как уже отмечалось, обычно относят, в соответствии с мусульманской традицией, к 610 году: Мухаммеду к этому времени было уже около сорока лет. В эти годы движение ханифов стало известно в ряде мест Аравии.
Одним из наиболее ранних представителей этого движения вне Хиджаза являлся пророк Маслама, известный затем под насмешливо-уменьшительным прозвищем Мусейлима. Он происходил из арабского племени ханифа в богатой восточноаравийской земледельческой области Йемама. Согласно преданию, Мусейлима прожил свыше ста лет и был убит в 633 году во время карательной экспедиции, посланной первым «праведным» мусульманским халифом Абу Бекром. По эпитету бога, которого проповедовал Мусейлима, его самого называли Рахманом «милостивым». Вероятно, в связи с этим в Коране о проповеди пророка среди курейшитов говорится: «Когда бывает сказано им: поклоняйтесь Рахману, они тогда говорят: «А что такое Рахман? Станем ли поклоняться тому, кому ты повелеваешь нам?» и еще дальше убегают» (25:61). А более поздний мусульманский автор Ибн Хишам в упоминавшейся нами «Книге жития посланника Аллаха» приводит предание, в котором проповедь Мухаммеда уже ставится в прямую связь с пророком из Йемамы; лишь его имя подменено именем проповедуемого им бога. «Нам известно, — говорят курейшиты Мухаммеду в названной «Книге жития», — что этому обучает тебя некий человек из Йемамы, по имени Рахман»[12 — Полностью предание см. в хрестоматии «Происхождение ислама» (М.-Л., 1931, с. 99–100).]. Эпитет «Рахман» позднее стал одним из девяносто девяти имен Аллаха; слово «рахман» употребляется и в одной из повседневных основных формул ислама, с которой начинаются все главы Корана, за исключением девятой: «Бисми-ллахи-р-рахмани-р-рахим», то есть «Во имя бога, милостивого, милосердного».
Этому не помешал и тот факт, что проповедником бога Рахмана был не только Маслама (Мусейлима) в Йемаме, но и действовавший одновременно с ним пророк Асвад в Йемене, на юго-западе Аравии. Он также именовался «посланником Аллаха» и приобрел там, хотя и ненадолго, немалую политическую и военную власть. Высоким положением пользовалась и пророчица Саджах из племени темимитов на севере, в Месопотамии (в Джезире), с которой Мусейлима вынужден был заключить договор. По нему «Саджах получила половину урожая Йемамы; кроме того, Мусейлима обязался выдать ей вперед часть урожая будущего года; для сбора этого хлеба она оставила отряд, а с остальными своими приверженцами вернулась в Месопотамию»[13 — Бартольд В.В. Сочинения, т. 6, с. 568.].
Как полагал академик Бартольд, пророчица Саджах явилась в Йемаму «исключительно для опустошения богатой области»[14 — Там же.], и явно эта ее цель не была секретом для Мусейлимы, постаравшегося поскорее от Саджах избавиться.
Мусейлима, как и Асвад, Тулейха (еще один пророк из Центральной Аравии), Саджах и другие пророки и пророчицы появлялись перед верующими с закрытыми лицами, а во время молитвы, впадая в транс, закутывались в плащ или в более плотную одежду. Все это были хорошо усвоенные ими ритуальные приемы, которые они, по-видимому, не раз совмещали с трезвым расчетом… Не случайно и в Коране, в целом очень высоко оценивающем роль пророков, упоминаются и такие из них, что измышляли ложь, обманывали верующих, заявляя, будто им «ниспослано откровение». Коран клеймит таких пророков как гнусных обманщиков: «Есть ли кто нечестивее того, кто выдумывает ложь, ссылаясь на Аллаха, или говорят: «Мне было откровение», тогда как ему никакого не было откровения?» (6:93).
Впрочем, это категоричное заключение не касалось старого приема, восходящего, вероятно, к шаманским культам и не раз использовавшегося и теми, кто выступал как пророк. Речь идет о закутывании, завертывании в одежду, что вызывалось, по-видимому, кризисным психическим состоянием, назреванием проповеднического экстаза, понятными людям того времени. Коран о подобном состоянии говорит в сурах 73 и 74 приподнято, но рассудительно, как о чем-то само собою разумеющемся в пророческой практике. В начале суры 74 — «Завернувшийся», которая мусульманскими традиционалистами и европейскими исследователями считается одной из старейших, читаем: «О завернувшийся! Встань и увещевай! и господа твоего возвеличивай! и одежды твои очисть! И скверны беги!» (К., 74:1–5).
Как не вспомнить здесь слова Ф. Энгельса о том, «раз возникнув, религия всегда сохраняет известный запас представлений, унаследованный от прежних времен, так как во всех вообще областях идеологии традиция является великой консервативной силой»[15 — Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 315–316.].
Период пророческих выступлений в Аравии, как следует из Корана и позднейших арабских преданий — Сунны, являлся временем острой социальной борьбы. Ее осложняли углубившиеся социальные противоречия, когда наряду с родо-племенной знатью, ростовщиками и богатым жречеством появились саълуки — люди, лишенные средств производства, бедняки, обремененные долгами. А в домашнем хозяйстве, скотоводстве, на оросительных работах и как воины, охранявшие торговые караваны, использовались рабы, ввозившиеся из Африки. He утихали и стычки кочевников и оседлых, раздоры между ремесленниками и торговцами, земледельцами и скотоводами, да и неоднократные вторжения чужеземцев со стороны Ирана, Византии и их сателлитов.
Зревший среди арабов протест против господства старых общественных устоев, которые сковывали развитие производительных сил, а также против угрозы нашествия чужеземцев (она с новой силой ощутилась в начале VII века, когда полчища Ирана обрушились на прилегающие к Аравии области Византии) был побудительной причиной новых идейных течений у арабов. В соответствии с условиями времени они приняли характер религиозных монотеистических учений, то есть были связаны с уже известной нам проповедью ханифов.
Насколько удается установить на основе Корана, древнеарабской поэзии и других источников, в проповедях пророков и прорицателей, выражавших думы и чаяния широких слоев, едва ли не главным было осуждение раздоров и военных нападений, стычек, обещание людям спокойной и обеспеченной жизни. У древнеарабского поэта
