связи с формой, которая является внутренней формой. Чудесное схватывание этого. Это такое схватывание, которое позволяет величию вырваться наружу, а скорее не представление о том, что мы должны выразить его. Да, я слежу за вами, не так ли?

К. Вы понимаете, сэр, поэтому человеку следует задать этот необходимый вопрос: что есть действие? Это повторение? Это имитация? Это пригонка между тем, «что есть» и тем, «что должно быть» или тем, «что было»? Или это подчинение образцу или вере, или формуле? Если это так, то неизбежно должен существовать конфликт. Так как идея (показывает одной рукой), действие (показывает другой рукой с расстоянием между руками). Есть промежуток, расстояние между этими двумя, и в этом промежутке происходит очень много вещей; разделение, в котором другие события имеют место и поэтому неизбежно должен быть конфликт. Поэтому действие никогда не является законченным, действие никогда не является полным, оно никогда не заканчивается. Действие означает окончание. Вы знаете, недавно вы произнесли слово «веданта». Оно, как мне сказали, означает «окончание знания». Не продолжение знания, а окончание. Итак, теперь, существует ли действие, которое не связано с прошлым в качестве времени или с будущем, или с формулой, или с верой, или с идеей, но действие? Видение есть действие.

А. Да.

К. Теперь, «видение есть действие» становится необычайным движением в свободе. Другое не свобода. И поэтому, сэр, коммунисты говорят, что не существует такой вещи, как свобода. Это буржуазная идея. Конечно это так, буржуазная идея, так как они живут в идеях, концепциях, а не в действии. Они живут в соответствии с идеями и переносят эти идеи в действие, которое не является действием, деланием. Я не знаю, ясно ли…

А. О, да, да. Я просто думал.

К. Это то, что мы делаем в западном мире, в восточном мире, по всему миру — действуем в соответствии с формулой, идей, верованием, концепцией, заключением, решением; и никогда нет видения и делания.

А. Я думал о кошке. Чудесное животное кошка.

К. О, да, кошка.

А. Ее мордочка почти целиком состоит из глаз.

К. Да.

А. Я не имею в виду измерение штангенциркулем, конечно нет. И мы не тренируем кошек, как мы пытаемся тренировать собак. Я думаю, что мы портим собак. Кошки не будут испорчены. Они просто не могут быть испорчены. И мне кажется, есть огромная ирония в том, что в средние века мы сжигали на кострах кошек вместе с ведьмами.

К. Древние египтяне поклонялись кошкам.

А. Да. Великий кошачий глаз… Я как-то читал, что кошачий скелет по своей структуре среди животных наиболее идеально приспособлен к своей функции.

К. Точно, точно.

А. И я думаю, что один из самых глубоких случаев для благодарности в моей жизни был, когда я жил с кошкой, и она учила меня, как завершать (заканчивать). Однако я прошел через много внутренних страданий, прежде чем пришел к пониманию того, что она делает. Это как если бы можно было сказать, что она исполняла миссию, конечно не будучи миссионером в обычном смысле этого слова. Да, да.

К. Сэр, вы понимаете, человек начинает видеть, что свобода в действии.

А. Это верно.

К. И этому «видению и действию» препятствует наблюдатель, являющийся прошлым, формулой, концепцией, верованием. Наблюдатель встает между восприятием и деланием. Наблюдатель — это фактор разделения. Идея и заключение в действии. Итак, можем ли мы действовать, лишь когда есть восприятие? Мы делаем это, сэр, когда стоим на краю пропасти: видение опасности — это немедленная реакция.

А. Если я точно помню, слово «бдительный» пришло из итальянского, где означало «стоять на краю утеса».

К. Утеса, это верно.

А. Это достаточно серьезно.

К. Вы понимаете, это очень интересно, мы обусловлены опасностью утеса, змеи или опасного животного и т. п. Мы обусловлены. Но мы также обусловлены идеей того, что должны действовать в соответствии с идеей, иначе не существует действия.

А. Да, мы обусловлены этим.

К. Этим.

А. О, да, ужасно обусловлены.

К. Ужасно. Итак, у нас есть эта обусловленность в отношении опасности и обусловленность в отношении того факта, что вы не можете действовать без формулы, без концепции, верования и т. п. Итак, эти два являются факторами нашей обусловленности. И сейчас, кто-то проходит мимо и говорит: «Посмотри, это не действие. Это просто повторение того, что было, измененное, но это не действие. Действие — это когда вы видите и делаете».

А. И реакция на это: «О, я вижу, что у него есть новое определение действия». (смеется)

К. Я не определяю.

А. Да, конечно нет.

К. И я делал это всю мою жизнь. Я вижу что-то, и я делаю это.

А. Да.

К. Скажем, к примеру — я не перехожу на свою личность или что-то в этом роде — очень большая организация, духовная организация: тысячи последователей, много земель — 5000 акров, замки и деньги и т. п. была сформирована вокруг меня, когда я был мальчиком. И в 1928 году я сказал, что все это неправильно. Я распустил ее, возвратил собственность и т. д. Я видел, как это неправильно. Видение, а не заключения, не сравнение, не пример того, как это делают религии. Я видел и действовал. И поэтому никогда не было сожалений.

А. Чудесно.

К. Я никогда не говорил, что сделал ошибку, так как мне не на кого будет опереться. Вы следите?

А. Да. Не можем ли мы в следующий раз, в нашей следующей беседе соотнести красоту с видением.

К. Я шел к этому.

А. О, чудесно. Да, это прекрасно.

Десятая беседа

ИСКУССТВО СЛУШАНИЯ

А. Мр. Кришнамурти, в последний раз мы вместе говорили, мы углублялись в красоту и когда подошли к концу нашей беседы, возник вопрос видения и его отношения к трансформации человека, не зависящей от знания или времени, и мы пообещали себе в следующий раз начать с него.

К. Сэр, что есть «видение» и что есть «слушание», и что есть «обучение»? Я думаю, что все эти три вещи связаны друг с другом: обучение, слушание и видение. Что есть видение, восприятие? Действительно ли мы видим, или мы видим сквозь экран, втемную? Экран предвзятости, экран наших личных особенностей, опыта, желаний, удовольствий, страхов и, очевидно, наших образов о том, что мы видим, и о себе самих. Итак, у нас есть эти экран за экраном между нами и объектом восприятия. Поэтому, видим ли мы когда-либо вещь вообще? Или это видение окрашено нашим знанием, механично, окрашено нашим опытом и т. п. и т. п.? Или наши образы, которые у нас есть по поводу этой вещи, или верования, которыми обусловлен ум и которые поэтому препятствуют видению, или наши воспоминания, которые обработал наш ум, препятствуют видению? Итак, видения может не быть вообще. И возможно ли уму не иметь этих образов, заключений, верований, воспоминаний, предвзятостей, страхов и, не имея этих экранов, просто смотреть? Я думаю, что это становится очень важным, так как там, где есть то видение, о котором я говорю, когда есть это видение, вы вынуждены действовать. Тогда нет вопроса откладывания.

А. Или последовательности.

К. Последовательности.

А. Или интервала.

К. Так как когда действие основано на вере, заключении, идее, тогда это действие связано временем. И такое действие неизбежно принесет конфликт и т. п., сожаления и все остальное. Поэтому это становится очень важным — разобраться, что означает видеть, воспринимать, что означат слушать. Слушаю ли я когда-либо? Когда человек женат, в качестве мужа или жены, или юноши или девушки, слышу ли я когда-либо ее или его? Или я слышу ее или его через образ, которые выстроил о ней или о нем? Через экран раздражений, экран недовольства, преобладания? Вы знаете все это, эти ужасные вещи, которые приходят в отношениях. Итак, слушаю ли я когда-либо напрямую то, что вы говорите, без перевода, без преобразования этого, без искажения этого? Слышу ли я когда-либо птичий крик или плач ребенка, или как человек плачет от боли? Вы следите, сэр? Слышу ли я когда-либо хоть что-то?

А. В беседе, которая была у нас около года назад, я был совершенно сражен тем, что вы сказали, и что в применении лично к себе я рассматриваю как нечто бесконечно ценное. Вы сказали, что слушание никоим образом не останавливает, не вмешивается в видение. Слушание никак не останавливает видения. Это очень значимо, так как в общении представление о слушании неразрывно связано с командой. Мы говорим, не так ли: «Слушай меня, сейчас слушай меня». И люди думают, что они должны наклониться вперед в смысле делания чего-то произвольно (намеренно).

К. Точно, точно.

А. Это как если бы они должны согнуться в некоем мучительном изгибе. И не только чтобы понравиться тому, кто настаивает на том, что они должны слушать, но и для того, чтобы самим прийти к какому-то слушанию.

К. Точно. Итак, слушает ли вообще какой-либо человек: икс или игрек? И что происходит, когда я действительно слушаю? Слушаю в смысле без какого-либо вмешательства, без какой-либо интерпретации, заключения, симпатии или антипатии, всего того, что, как вы знаете, имеет место. Что происходит, когда я действительно слушаю? Сэр, посмотрите, мы только что сказали, что у нас нет возможности понять, что такое красота, если мы не понимаем страдания, страсти. Вы слышите это заявление, и что делает ум? Он выводит заключение. Он сформулировал идею, словесную идею, слушает слова, выводит заключение и идею. Подобное заявление становится идеей. Затем ум спрашивает, как ему притворить эту идею. И это становится проблемой.

А. Да, конечно становится (смеется). Так как идея не соответствует природе, и у других людей есть другие идеи, и они хотят их воплощения. Теперь мы приходим к столкновению.

К. Да. Итак, могу ли я слушать это, может ли ум слушать это утверждение без формирования какой-либо абстракции? Просто слушать? Я и не соглашаюсь и не не соглашаюсь, просто действительно полностью слушаю это утверждение.

А. Если я следую за вами, то то, что вы говорите, означает, что если бы я слушал адекватно или просто слушал, так как это не вопрос большего или меньшего, то я полностью слушаю или полностью не слушаю.

К. Это верно, сэр.

А. Да. Я бы не должен был изобретать ответ.

К. Нет. Вы в этом (в нем).

А. Да. То есть, как кошка — действие и видение одно.

К. Да.

А. Они являются одним действием.

К. Это верно.

А. Они являются одним действием.

К. Это верно. Итак, могу я слушать это заявление и видеть истинность этого заявления или его ложность не в сравнении, а в том самом заявлении, которое вы делаете. Я не знаю, ясно ли выражаюсь.

А. Да, вы выражаетесь очень ясно.

К. То есть, я слушаю заявление «красота никогда не может существовать без страсти, а