рождается, как оно захватывает, и что дает ему движение, при котором оно набирает силу. Я должен, наконец, понять сражение, чтобы противостоять ему. Я должен изучить все явления.

Так, что же ЕСТЬ желание? Я думаю, это чрезвычайно просто, не так ли? Видение, контакт, ощущение и чувство из этого ощущения, либо «Я хочу иметь», либо «Я не хочу иметь».

В.: Нет никакой проблемы, если у вас есть деньги. /смех/.

К.: Нет, я хочу знать, как желание возникает. Конечно, имею ли я деньги, или у меня их нет, я живу с ними. Но я хочу знать, как оно входит в меня, как желание существует, как расцветает и что питает его. Это чрезвычайно просто. Я вижу красивую вещь, красивый дом, красивую женщину, красивую машину, – не важно, что – цветок, прекрасный сад. Очевидно, есть ощущение – видение, ощущение, контакт и желание. Это факт, который вы сами знаете. Это так очевидно. Что не ОЧЕВИДНО, это – что заставляет его расцвести? Что дает ему силу, длительность, питание, жизненность и ужасные побуждения вслед за ним? Что приводит к расцвету желания?

В.: Мысли о нем.

К.: Правильно – мышление, мысль. Я могу смотреть на машину, видеть как поднимается желание и если я не «думаю» – у него нет жизненности. Но подождите минутку. Машина – это нечто объективное: но субъективно, внутренне нечто гораздо большее. Я вижу, наблюдаю, ощущаю. Я понимаю тот факт, что желание поддерживается, питается мыслью.

В.: Это не только мысль; это мысль в сочетании с ощущением себя.

К.: Только начните с малого, сэр. Начните с малых вещей, а затем вникните в большее. Я знаю, что мысль питает желание. Я знаю, что желание может быть приятным или мучительным. Я также знаю, что предпочел бы сохранить приятные и избавиться от тех, которые причиняют боль. Если я говорю: «Я сохраню эти и отброшу те», то буду иметь дело с фрагментами. Итак, теперь я должен определить, почему мысль вмешивается.

В.: Потому что это не обязательно так, она не обязательно относится к объекту.

В.: Не оттого ли это, что мы чувствуем себя ненадежно?

К.: Пожалуйста, сэр, я задаю вам вопрос.

В.: А я пытаюсь на него ответить. Почему ей не СЛЕДУЕТ вмешиваться?

К.: Послушайте теперь, сэр. Я задаю вам вопрос. Или пусть вы мне задаете вопрос. Я знаю, что могу объяснить. Десять разных слов будут произнесены, но могу ли я вас слушать без ответа и попытаться выяснить, в чем дело? Если я отвечу немедленно, я отвечу старым привычным образом. Я извлеку его из моей привычки, из моего репертуара слов. Но если вы спросите меня, и я не знаю ответа, я слушаю и молчу. Я действительно не знаю, почему мысль вмешивается, и я говорю себе: «Почему?». Разве я не жду, чтобы уяснить это? Разве я ощущаю окружающее, успокаивая свой ум, не всегда пользуясь словами? Разве я тотчас нахожу ответ для себя, почему мысль вмешивается? Действительно, я никогда не думал об этом. Это впервые я задал себе вопрос: почему мысль вмешивается? Я жду.

В.: Это вопрос времени?

К.: Нет. Я не жду ответа. Я действительно не знаю.

В.: Мысль вмешивается?

К.: Да, сэр, она ДЕЙСТВИТЕЛЬНО вмешивается. Итак, как же я уясняю истину вопроса – непоколебимую истину, не мнение; не по Юнгу, Фрейду, махатмам, гуру? Я только хочу знать, почему она вмешивается. И не зная, я умолкаю. Мое тело, нервы, ум, сердце – все спокойно, потому что я действительно не знаю ответа.

22 апреля 1965 года.

2

В прошлый раз мы говорили о том, как важно быть серьезным, быть ревностным во всем, что мы делаем, особенно в случаях, касающихся более глубокого понимания и восприятия. Я полагаю, что каждый должен не только понимать слова и их важность, но также идти глубже просто слов, объяснений и интеллектуальных понятий. Мы живем по фрагментам и очень трудно освободиться от способности формулировать понятия от понятий. Если бы человек понял существование в целом, он должен не только понять значение слов, но также должен уяснить, что слова – не вещи. Слово никогда не было вещью, но для многих из нас слово ЕСТЬ вещь, поэтому общение становится довольно затруднительным.

Мы также говорили, что жить – означает брать ее в целом, а не фрагментами. Мы воспринимаем жизнь фрагментами: интеллектуально, эмоционально, чувственно или просто ощущениями. Нет цельного подхода к жизниэ мы понимаем под жизнью не только зарабатывать деньги, удовлетворять некоторые сексуальные аппетиты и некоторые поверхностные чувственные желания, но нечто более глубокое, гораздо более важное. Чтобы жить так, человек должен приблизиться к жизни, как целому. Это невозможно, когда мы живем в отсеках, когда мы живем так и пытаемся разрешить проблемы по частям, или пока мы приближаемся к жизни через посредство воли.

Воля – результат интенсивного желания. Желание поднимается естественно и неизбежно, когда есть контакт, ощущение и восприятие. Мы спрашивали, что дает желанию длительность и силу. Кто-то предположил, что это мысль. Желание длится, когда мысль вмешивается или олицетворяет себя с ним. Почему она олицетворяет, почему она вмешивается и почему она не должна вмешиваться? Это то, что мы собираемся обсудить сегодня.

Живя в этом мире, не в монастыре, не в башне из слоновой кости, не в каком-либо изолированном месте, но живя в этом мире, продолжая вести каждодневную деятельность, возможно ли жить без услий? Усилие заключает в себе волю.

Воля – результат противоречия. Если мы не поймем этот вопрос желания, не подавляя его, не отвергая и не переступая его, и не пытаясь контролировать его или направлять в определенную сорону, невозможно будет разрешить наши проблемы в целом.

В.: Когда вы используете слово «желание», я понимаю, что вы подразумеваете чувство «хотеть». Вы говорите, что мы что-либо видим: есть контакт и затем ощущение.

К.: Это не то, о чем я говорю, сэр. Это то, что имеет место, не так ли?

В.: Ну нет, я так не думаю.

К.: Как поднимается желание? Как оно возникает?

В.: Это из памяти ощущений.

К.: Продолжайте, сэр. Двигайтесь вперед, копайте глубже.

В.: Я не знаю в действительности источника первоначального желания. Все мои желания явно существуют: ОНИ возникли ранее.

К.: Почти все, что мы делаем, результат усилия. Мы пытаемся, мы боремся, мы приспосабливаемся, мы идем на компромиссы, и в этом всегда есть усилие. Возможно ли жить без усилия, непосредственно, и при этом все же быть чрезвычайно активным – развить все свои дарования и жить полно, а не прозябать? Усилие приводит к рассеиванию энергии. Когда вся энергия сконцентрирована без усилий и нет движения ни в каком направлении, когда эта энергия взрывается, и этот взрыв – есть творчество.

В.: Когда человек заинтересован в чем-нибудь, нет вовлечения усилия.

К.: Но как же он должен стать полностью заинтересованным? У меня нет интереса. Как я должен его поднять? Это ставит проблему, не так ли? Жизнь однообразна, утомительна, наполнена постоянным раздором и борьбой. Все наши взаимоотношения создают напряженность… Мы впадаем в механические и поверхностные привычки и просто влачимся сознательно и бессознательно. Как человеку выбиться из этого механического существования и сделать жизнь творческой? Чтобы понять это, он должен несомненно вникнуть в то, как расточается энергия. Потому что ему необходима чрезвычайно громадная энергия, энергия без движения, чтобы нечто новое – взрыв – имел место. Поэтому я должен выяснить, как мозг расточает энергию.

Древние говорили, что некоторые расточают энергию, будучи молчаливыми, будучи чувственными. Поэтому они покидали мир, считая его иллюзорным, и удалялись в монастырь, где их тренировали, или управляли, их порабощали и подавляли. Или человек воспринимает мир так, как он есть, и живет весьма поверхностной жизнью, не проявляя интереса ни к более широким, ни к более глубоким вещам. Побег из жизни в монастырь, или в религиозную идею, или религиозное посвящение идеалу – все ещё потеря энергии, потому что это взращивает конфликт. Конфликт на любом уровне, будь то физический, эмоциональный или интеллектуальный – это сущность потерянной энергии. Возможно ли прекратить все усилия. Воля не может совершить этого. Если я развиваю волю, чтобы прекратить его, опять имеет место борьба. Само это развитие взращивает конфликт. Единственно творческая жизнь – это жизнь без усилия. Чтобы вести такой образ жизни, необходимо понять сущность желания, потому что желание взращивает конфликт противоположностей, действенность, желание и нежелание, удовольствие и неудовольствие. Необходимо определить, как возникает желание с самого начала. Надо понять основу и состав желания, не подавляя его, не изменяя его, не пытаясь управлять им и придавать ему какую-либо форму.

Мы видим, что мысль дает желанию форму, длительность и жизненность. Почему мысль смешивается с желанием таким образом? Я вижу нечто прекрасное: женщину, машину, дом. Желание начинается и мысль дает ему длительность. Если бы мысль не смешивалась с ним, желанию пришел бы конец. Если вы эксперементировали с этим, вы знаете, чего мы боимся, так это конца чего-либо, не так ли? Если желание кончилось и нет продолжения, что же случается? Вовлекается время. Как только мы боимся прийти к концу чего-либо, мы пользуемся временем, не хронологическим, но психологическим, которого фактически нет, но которое придумано умом. Для нас время стало чрезвычайно важным. Если реально столкнуться с фактом, что психологически нет времени, то вы пришли бы в ужас.

В.: К тому же, разве мы не используем время, чтобы определить себя? Мы настолько неосведомлены относительно того, где мы, что, думая о прошлом, можем определить себя и чувствовать себя более спокойно.

К.: Это то же самое, несомненно. Мы цепляемся за время. Мысль, давая длительность желанию, – это продолжение себя, своего желания, своего будущего.

В.: Чувство, что ты есть та же личность, что мгновение раньше – такая укоренившаяся, такая автоматическая, что я не вижу, как сквозь нее пробиться.

К.: Давайте поставим вопрос иначе. Человек видит, что его каждодневная жизнь механическая, повторяющаяся, с ложными желаниями, деятельностью и привычками. Возможно ли человеку вырваться из этого и быть свободным в каждый момент, каждую минуту дня? В этом заключается вопрос, не так ли? Как это должно произойти?

В.: Мы должны увидеть, что мы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО живем механически.

К.: Если мы видим, что наша жизнь МЕХАНИЧЕСКАЯ, что наши удовольствия, печали и заботы – это повторения, как это все можно прекратить?

В.: Это иногда прекращается, но начинается вновь.

К.: Я не думаю, что это кончается иногда и начинается снова.

В.: Вы не считаете, что если мы продолжаем наблюдать каждый день, мы удаляемся от обусловленного ума?

К.: Это означает, что вы смотрите на время, как на средство разрушения механического процесса.

В.: Да.

К.: Если кто-то в конце концов приходит