не только внутри себя, но и в природе, и в мире. Ему казалось, что это противоречие было неизбежно: умный и глупый, противоречивые желания внутри себя, слово находится в конфликте с поступком, а поступок с мыслью. Такие противоречия он находил повсюду.
Быть последовательным означает быть бездумным. Гораздо легче и более безопасно без отклонения следовать за образцом поведения, соответствовать идеологии или традиции, чем рискнуть ощутить боль от мысли. При повиновении авторитету, внутреннему или внешнему, не возникают никакие вопросы. Такой способ позволяет обойти мысль с ее неприятностями и тревогами. Следование нашим собственным умозаключениям, опыту, намерениям не создает никаких противоречий в нас. Мы последовательны в нашей собственной цели. Мы выбираем какой-то путь и следуем по нему упорно и решительно. Разве большинство из нас не ищет образ жизни, который не будет слишком тревожащим, в котором, по крайней мере, есть психологическая безопасность? А как мы уважаем человека, живущего в соответствии с его собственными идеалами! Мы приводим таких людей в пример, стремимся за ними следовать и поклоняться им. Приближение к идеалу, хотя это требует некоторого усердия и борьбы, в целом радостно и приятно, поскольку в конце концов, идеалы являются самодельными, самоспроецированными. Вы выбираете вашего героя, религиозного или светского, и следуете за ним. Желание быть последовательным придает специфическую силу и удовлетворение, в искренности есть безопасность. Но искренность не есть простота, а без простоты не может быть понимания. Быть последовательным, двигаться за хорошо продуманным образцом поведения удовлетворяет побуждение к достижению, а в этом находят утешение и безопасность. Устанавливание идеала и постоянное соответствие ему порождает сопротивление, а приспособляемость ограничена пределами образца. Последовательность предлагает безопасность и уверенность, и поэтому мы с отчаянием цепляемся за нее.
Находиться во внутреннем противоречии означает жить в конфликте и горе. «Я», в его самой сути, является противоречивым. Вся структура «я» – это результат противоречащих интересов и ценностей, многих меняющихся желаний на различных уровнях его существования. И все эти желания порождают свои собственные противоположности. «Я», внутренняя сущность, является сетью сложных желаний, при этом каждое желание имеет свой собственный стимул и цель, часто противоречащий надеждам и стремлениям другого. Эти маски надеваются согласно влиянию обстоятельств и ощущений, поэтому в пределах структуры «я» противоречие неизбежно. Такое противоречие в нас порождает иллюзию и боль, и, чтобы сбежать от этого, мы прибегаем ко всем способам самообмана, которые только усиливают наш конфликт и страдание. Когда внутреннее противоречие становится невыносимым, сознательно или подсознательно мы стараемся убежать через смерть, через безумие, или же мы посвящаем себя идее, группе, стране, какой-то деятельности, которая полностью поглотит наше существование. Мы обращаемся к организованной религии, с ее догмами и ритуалами. Итак, этот раскол внутри нас ведет или к дальнейшему внутреннему разрастанию, или к самоуничтожению, безумию. Попытка быть иным, чем мы являемся, приводит к противоречию. Страх того, что есть, порождает иллюзии противоположности этому, и в стремлении к этой противоположности мы надеемся сбежать от страха. Синтез – это не культивирование противоположности, синтез не проявляется через противоположное, поскольку все противоположное содержит элементы собственных противоположностей. Противоречие в нас приводит к разного вида физическим и психологическим ответным реакциям, тихим или буйным, уважаемым или опасным, а последовательность только еще более путает и укрывает противоречие. Целенаправленное стремление к единственному желанию, определенному интересу ведет к замкнутому в себе противостоянию. Противоречие внутри приводит к конфликту снаружи, а конфликт указывает на противоречие. Только через понимание направлений желаний можно освободиться от внутренней противоречивости.
Объединение в одно целое никогда не может ограничиваться верхними уровнями мышления. Этому не учат в школе. Это не возникает со знанием или с самопожертвованием. Только лишь объединение всего в целом даст свободу от последовательности и противоречия. Но объединение не означает слияние в одно всех желаний и множественных интересов. Объединение в одно целое – это не соответствие образцу, какой бы он ни был благородный и хитрый. К этому нельзя приблизиться непосредственно, активно, а лишь косвенно, пассивно. Иметь концепцию этого объединения означает соответствовать образцу, что только взращивает глупость и разрушение. Стремиться к объединению – означает делать из него идеал, самоспроецированную цель, а так как все идеалы самоспроецированны, они неизбежно ведут к конфликту и вражде. То, что «я» проецирует, имеет его собственную природу, и поэтому противоречиво и запутанно. Объединение в целое – это не идея, не простой ответ памяти, и поэтому его нельзя породить. Желание объединения возникает из-за конфликта, но через искусственное культивирование объединения конфликт не преодолеть. Вы можете скрывать, отрицать противоречие или не осознавать его, но оно здесь, в ожидании, чтобы вспыхнуть.
Противоречие – это наше беспокойство, а не объединение в целое. Объединение в целое, подобно умиротворению, является побочным явлением, не самоцелью. Это просто результат, и поэтому оно вторично по важности. В понимании конфликта будет не только объединение и умиротворение, но еще что-то бесконечно большее. Противоречие нельзя подавить или возвысить, и при этом его ничем не подменить. Противоречие приходит вместе со страстным хотением, с желанием продолжаться, становиться чем-то большим, это не подразумевает, что нужно застыть в состоянии удовлетворенности. «Больше» – это постоянный крик «я», это тяга к ощущениям, из прошлого ли или из будущего. Ощущения принадлежат уму, и поэтому ум – не инструмент для понимания противоречия. Понимание – это не просто словесная форма, это не умственный процесс, и поэтому оно не относится к опыту. Опыт – это память, а без слова, символа, образа памяти нет. Вы можете читать тома о противоречиях, но это может не иметь никакого отношения к пониманию противоречия. Чтобы понять противоречие, мысль не должна вмешиваться. Должно быть осознание противоречия без думающего. Думающий – это тот, кто выбирает, который неизменно становится на сторону приятного, удовлетворяющего и таким образом поддерживает противоречие. Он может избавиться от одного какого-нибудь противоречия, но тут же появляется почва для дальнейшего противоречия. Думающий оправдывает или осуждает и таким образом препятствует пониманию. Когда отсутствует думающий, есть прямое переживание противоречия, но не как переживание, которое переживающий испытывает. В состоянии переживания нет ни переживающего, ни пережитого. Переживание является прямым, тогда взаимоотношения становятся прямыми, а не проходящими через память. Именно эти прямые взаимоотношения дают понимание. Понимание приносит освобождение от противоречия, и с освобождением от противоречия появляется объединение в целое.
Он был мягок и нежен и имел дежурную, но приятную улыбку. Одевался он очень просто, а его поведение было спокойным и скромным. Он сказал, что он много лет практиковал отказ от насилия и хорошо осознал его мощь и духовное значение. Он написал несколько книг по этому поводу и принес с собой одну из них. Он объяснил, что он много лет добровольно ничего не убивал и был строгим вегетарианцем. Он пустился в детали о своем вегетарианстве и сказал, что его ботинки и сандалии были сделаны из шкур животных, которые умерли естественно. Он сделал свою жизнь настолько простой, насколько возможно, изучил диетологию и ел только то, что было необходимо. Он утверждал, что он не сердился в течение нескольких лет, хотя иногда он был нетерпелив, что было просто реакцией его нервной системы. Его речь была контролируемой и вежливой. Сила отказа от насилия преобразовала бы мир, сказал он, и он посвятил этому свою жизнь. Он не был из тех, кто легко рассказывал о себе, но на предмет отказа от насилия он был весьма красноречив, и слова, казалось, лились без усилия. Он прибыл, добавил он, чтобы еще глубже проникнуть в свою любимую тему.
Напротив дороги был большой спокойный водоем. Его воды были очень взволнованны, когда дул сильный бриз. Но сейчас он был совершенно спокоен и отражал большие листья дерева. Одна или две лилии медленно плыли по его поверхности, и еще один бутон начал только что показываться из воды. Начали прилетать птицы, и несколько лягушек выползли и попрыгали в водоем. Рябь вскоре прошла, и вновь вода стала неподвижной. На самом верху высокого дерева сидела птица, прихорашиваясь и что-то напевая. Она взлетела, описав круг, и вернулась к своему возвышенному и уединенному местечку. Она была так восхищена миром и собой. Поблизости сидел полный мужчина с книгой в руках, но его мысли были где-то далеко. Он было пытался читать, но внимание его улетучивалось прочь снова и снова. В конечном счете, он перестал бороться и позволил мыслям свободно блуждать. Грузовик проезжал по холму медленно и устало, а потом скорость вновь измененилась.
Мы столь заинтересованы в соответствии производимых впечатлений, во внешних жестах и внешности. Мы стремимся сначала создать внешний порядок, внешне мы регулируем нашу жизнь согласно нашим решениям, внутренним принципам, которые мы установили. Почему мы вынуждаем внешнее соответствовать внутреннему? Почему мы действуем согласно идее? Действительно ли идея более сильна, более мощна, чем действие?
Сначала идея утверждается, продумывается или интуитивно ощущается, и затем мы пытаемся приблизить к идее действие. Мы пробуем жить в соответствии с ней, проводить в жизнь ее, конролируем себя в соответствии с ней – это постоянная борьба за соответствие действия рамкам идеи. Зачем эта непрерывная и болезненная борьба за формирование действия согласно идее? Что это за побуждение, состоящее в том, чтобы делать внешнее соответствующим внутреннему? Это для того, чтобы усилить внутреннее или получать подтверждение от внешнего, когда внутреннее неуверенно? При получении комфорта от внешнего разве не приобретает внешнее большую значимость и важность? Внешняя действительность имеет значение. Но когда ее рассматривают как проявление искренности, разве это не указывает более, чем когда-либо, что идея является доминирующей? Почему идея стала всесильной? Чтобы заставить нас действовать? Идея помогает нам действовать или она мешает действию?
Конечно, идея ограничивает действие. Именно страх действия порождает идею. В идее есть безопасность, а в действии есть опасность. Чтобы управлять действием, которое является безграничным, создали идею. Чтобы надеть броню на действие, возникает идея. Думайте, что случилось бы, если бы вы были щедры на действия! Итак, вы имеете щедрость от сердца, противопоставленную щедрости ума. Вы поступаете так только потому, что вы не знаете, что случится с вами завтра. Идея управляет действием. Действие – это полнота, открытость, насыщенность, а страх, как и идея, подкрадывается и овладевает вами. Таким образом, идея становится всезначимой, а не действие.
Мы пробуем заставить действие соответствовать идее. Идея или идеал – это отказ от насилия, и наши действия, поступки, мысли формируются согласно
