чем двадцати лет я шел путем, который неизбежно вел к созданной мной самим же тюрьме, в которой я жил, переживал и страдал. Рыдать над прошлым – это поблажка себе, и нужно снова начать с другим настроем. Но как насчет всех видений и переживаний? Они также ложны и ничего не стоящи?»

   Разве ум, сэр, это не обширный склад всех опытов, видения и мыслей человека? Ум – это результат многих тысяч лет традиции и опыта. Он способен на фантастические изобретения, от самого простого до наиболее сложного. Он способен на необычайные заблуждения и к обширному восприятию. Опыт и надежды, неприятности, радости и накопленные знания, как коллективные, так и индивидуальные, – все находятся там, хранящееся далеко в глубинных слоях сознания, и можно вновь переживать унаследованные или приобретенные опыт, видение и так далее. Нам говорят о каких-то наркотиках, которые могут дать ясность, видение глубин и высот, которые могут освободить ум от его суетности, дав ему великую энергию и понимание. Но должен ли ум путешествовать через все эти темные и скрытые проходы, чтобы прийти к свету? И, когда через любое из этих средств он действительно приходит к свету, является ли это светом вечности? Или же это свет известного, узнанного, явление, рожденное поиском, борьбой, надеждой? Нужно ли пройти через этот утомительный процесс, чтобы найти то, что неизмеримо?

   Так как вы имели эти способности, опыты, что вы на это скажите, сэр?

   «Пока они продолжались, я, естественно думал, что они были важны и имели значение. Они давали мне удовлетворяющее ощущение власти, некое счастье в удовлетворении от достижения. Когда появляются различные способности, они придают огромную уверенность в себе, чувство самообладания, в котором присутствует переполняющая гордость. Теперь, после разговора обо всем этом, я нисколько не уверен, что эти видения и тому подобное имеют для меня такое большое значение, какое они когда-то имели. Они, кажется, отступают в свете моего собственного понимания».

   Нужно ли проходить через все эти переживания? Действительно ли они необходимы, чтобы открыть дверь в вечность? Нельзя ли их обойти? В конце концов, что является необходимым, так это самопознание, которое вызывает спокойствие ума. Спокойный ум – это не продукт воли, дисциплины, различных методик порабощения желания. Все эти методики и дисциплины только усиливают «я», а достоинство в таком случае – это еще один камень, на котором «я» может строить дом из важности и респектабельности. Ум должен быть опустошен от известного для того, чтобы было непостижимое. Без понимания путей «я» добродетель начинает одевать себя в одежду важности. Движение «я» с его волей и желанием, его поиском и накоплением должно полностью прекратиться. Тогда только может возникнуть бесконечное. Его нельзя заманить. Ум, который стремится заполучить реальное с помощью различных методик, дисциплин, с помощью молитв и жизненной позиции, может только получить его собственные удовлетворяющие проекции, но они не реальны.

   «Я сейчас чувствую, что после этих многих лет аскетизма, дисциплины и самоумерщвления что мой ум удерживается в тюрьме его собственноручного создания и что стены этой тюрьмы должны быть разрушены. Как же к этому приступить?»

   Самого осознания, что они должны исчезнуть, достаточно. Любая попытка сломать их приводит в движение желание достичь, извлечь пользу и таким образом порождает конфликт противоположностей, переживающего и переживаемого, ищущего и искомого. Видеть ложное как ложное – этого само по себе достаточно, поскольку само это восприятие освобождает ум от ложного.

   Существует ли глубокое размышление?

   Далеко за пальмами было море, беспокойное и жестокое. Оно никогда не было спокойным, а всегда неровным из-за волн и сильных течений. В тишине ночи его плеск можно было бы услышать на некоторое расстояние на суше, и в том мощном зове таилось предупреждение, угроза. Но среди пальм были глубокие тени и спокойствие. Было полнолуние, и было почти как днем, без жары и яркого света, и свет на тех развивающихся пальмах был мягок и прекрасен. Красота не была только из-за лунного света на пальмах, но также и из-за теней, из-за гладких стволов, из-за искрящихся вод и богатой земли. Земля, небо, человек, идущий мимо, квакающие лягушки и отдаленный свист поезда – все это было единым живым существом, неизмеримым для ума.

   Ум – это удивительный инструмент, нет другого такого искусственного созданного механизма, столь же сложного, утонченного и с такими же бесконечными возможностями. Мы только осознаем поверхностные уровни ума, если вообще осознаем, и довольны, что живем и ведем наше существование на его внешней поверхности. Мы принимаем размышление как деятельность ума: размышление генерала, который планирует массовое убийство, хитрого политика, ученого профессора, плотника. А есть ли глубокое размышление? Не всякое ли размышление – это поверхностная деятельность ума? В мыслях является ли мнение глубоким? Может ли ум, который собран воедино, который является результатом времени, памяти, опыта, осознать что-то, что не принадлежит ему? Ум всегда ищет, стремится к чему-то за пределами его собственной замкнутой в себе деятельности, но центр, от которого он исходит, вечно остается неизменным.

   Ум – это не просто поверхностная деятельность, но также и скрытые движения многих столетий. Эти движения изменяют или управляют внешней деятельностью, так что ум развивает его собственный конфликт дуальности. Нет целого, всеобъемлющего ума, он разбит на многие части, одна в оппозиции по отношению к другой. Ум, который стремится объединить, координировать себя, не может устроить мир среди его многочисленных разрушенных частей. Ум, который сделали целым с помощью мысли, знания, опыта, является все еще результатом времени и печали, даже собранный воедино он все еще является предметом, состоящим из деталей.

   Мы неправильно подходим к этой проблеме интеграции. Часть никогда не сможет стать целым. Через часть целое не может быть осознано, но мы не понимаем этого. То, что мы действительно понимаем, – это какое-то увеличение части, чтобы содержать в себе многие части, но соединение многих частей не приводит к интеграции, не имеет большого значения и гармония между различными частями. То, что имеет значение, это не гармония или интеграция, поскольку это можно привить заботой и вниманием, правильным образованием. Но что действительно имеет наивысшую важность так это позволить возникнуть неизвестному. Известное никогда не сможет получить неизвестное. Ум непрерывно стремится жить счастливо в луже созданной им же самим интеграции, но это не вызовет творческий потенциал неизвестного. По существу, самосовершенствование – это всего лишь посредственность. Самосовершенствование через достоинство, через отождествление со способностями, через любую форму активной или пассивной безопасности, является процессом замыкания в себе, каким бы он ни был широким. Амбиция порождает посредственность, так как амбиции – это полное удовлетворение «я» через действие, через группу, через идею. «Я» – это центр всего, что известно, это прошлое, двигающееся через настоящее к будущему, и всякая деятельность в сфере известного приводит к мелочности ума. Ум никогда не может быть великим, поскольку то, что является великим, неизмеримо. Известное можно сравнить, и все действия известного могут только приносить печаль.

   Необъятность

   Долина расстелилась далеко внизу и была полна той деятельности, как и большинство долин. Солнце только садилось за отдаленными горами, и тени были темными и длинными. Это был тихий вечер, с ветерком, дующим с моря. Апельсиновые деревья, ряд за рядом, казались почти черными, и на длинной прямой дороге, которая пробегала по долине, появлялись случайные вспышки, когда движущиеся автомобили ловили на себе свет садящегося солнца. Это был вечер, полный очарования и умиротворения.

   Ум, казалось, охватывал обширное пространство и бесконечное расстояние, или даже, скорее, казалось, что ум расширялся, не имея окончания, а позади и за пределами ума было кое-что, что содержало в нем все вещи. Ум неопределенно боролся, чтобы узнать и припомнить то, что не принадлежало ему самому, так что он прекратил свою обычную деятельность. Он не мог уловить то, что не было свойственно его собственной природе, но в настоящий момент все вещи, включая ум, были окутаны той необъятностью. Вечер темнел, и отдаленный лай собак никоим образом не нарушал то, что вне всякого сознания. Об этом нельзя думать и поэтому переживать умом.

   Но тогда что же это, что почувствовало и осознает кое-что совершенно отличное от проекций ума? Кто же это, кто переживает это? Очевидно это не ум каждодневных воспоминаний, ответов и побуждений. Есть ли другой ум или же есть часть ума, которая бездействует, чтобы быть пробужденной только тем, что выше и вне всякого ума? Если это так, то в пределах ума всегда есть то, что вне всякой мысли и времени. И все же этого не может быть, поскольку это всего лишь мысль размышления и поэтому еще одно из многих изобретений ума.

   Раз эта необъятность не рождена процессом мышления, тогда что же это, что осознает ее? Ум ли как переживающий осознает ее или же та необъятность осознает себя, потому что вообще нет никакого переживающего? Не было никакого переживающего и когда это случалось при спуске с горы, все же осознание ума полностью отличалось по типу так же, как по степени, от того, что неизмеримо. Ум не функционировал, он был внимателен и пассивен, и хотя осознавал о ветре, играющем среди листьев, в его пределах не было никакого движения. Не было наблюдателя, который измерял наблюдаемое. Было только это, и это осознало себя без измерения. Для него не было никакого начала и никакого слова.

   Ум осознает, что не может уловить с помощью опыта и слова то, что вечно неизменно, бесконечное и неизмеримое.