хорошего в понимании, если оно не несет радости?»

— Понимание какого-либо факта может принести смятение; совсем не обязательно, чтобы оно давало радость. Вы хотите утешения, именно этого вы ищете. Вы потрясены болезнью сына, и вы хотите получить успокоение. Это успокоение вы называете пониманием. Вы ставите задачу не обрести понимание, а получить утешение. Вы думаете отыскать путь, на котором ваше смятение уляжется, и вот это вы называете поисками причины. Вас больше всего занимает желание погрузиться в состояние покоя, стать вне тревог, и вы ищете путей к этому. Мы переходим в мир покоя и грез различными путями: это Бог, ритуалы, идеалы, алкоголь и т.д. Мы хотим уйти от тревог; один из путей бегства — это поиски причины.

«Но почему мы не должны искать освобождения от смятения? Почему нельзя избегать страдания?»

— Можно ли освободиться от страдания, избегая его? Вы можете захлопнуть дверь перед каким-либо безобразным явлением или перед страхом, но они остаются там за дверью, не правда ли? То, что подавлено, то, чему вы сопротивляетесь, как раз это вы и не поняли, разве не так? Вы можете давить на волю вашего ребенка или подвергать его дисциплине, но это, конечно, не будет способствовать пониманию его. Вы ищете причину с тем, чтобы уйти от мук тревоги; именно с этой целью вы производите поиски, и вполне естественно, что вы найдете то, что вы ищете. Освободиться от страдания можно только тогда, когда вы осознаете каждую его фразу, когда вы рассмотрите всю его структуру в целом. Избегать страдания означает лишь усиливать его. Объяснение причины не есть ее понимание. Вы можете найти объяснение, но вы не освободитесь от страдания; страдание остается, только вы прикрыли его словами, умозаключениями, своими или заимствованными от других. Изучение толкований не есть изучение мудрости. Когда толкования прекращаются, только тогда возможна мудрость. Находясь в тревоге, вы ищете объяснений, которые должны привести вас в состояние покоя, и вы найдете их; но объяснение — это не истина. Истина приходит в процессе такого наблюдения, в котором отсутствуют выводы, объяснения, слова. Сам наблюдающий построен из слов; ваше «я» создано из объяснений, умозаключений, осуждений, оправданий и т.д. Единство с предметом наблюдения существует лишь тогда, когда отсутствует наблюдающий; только тогда приходит понимание и свобода от проблемы.

«Мне кажется, я это понимаю. Но разве не существует того, что называется кармой?»

— А что вы понимаете под этим словом?

«Текущие обстоятельства являются результатом предшествующих действий, недавних или совершенных в далеком прошлом. Процесс, охватывающий причины и следствия, со всеми его разветвлениями — вот более или менее то, что понимается под словом «карма»».

— Но это лишь поверхностное объяснение. Попробуем выйти за пределы слов. Существует ли вполне определенная причина, которая вызывает определенное следствие? Когда причина и следствия зафиксированы, не есть ли это смерть? Все, что неподвижно, негибко, односторонне, — все это должно отмереть. Животные, которые развиваются в каком-то одном направлении, в недалеком будущем должны погибнуть, не правда ли?

Человек развивается по различным направлениям, поэтому имеется возможность его длительного существования. То, что обладает гибкостью, существует долго; то, что не обладает гибкостью, будет сломлено. Желудь не может стать ничем иным, как дубом; причина и следствие лежат в нем самом. Но человек не настолько замкнут в себе и ограничен; поэтому, если он не уничтожает сам себя, тем или иным путем, он может уцелеть. Носят ли причина и следствие стационарный, четко определенный характер? Когда вы пользуетесь союзом «и», говоря «причина и следствие», не следует ли отсюда, что вы считаете и то и другое неподвижным, фиксированным? Но всегда ли причина носит стационарный характер? Всегда ли следствие неизменно? Без сомнения, причина-следствие есть непрерывный процесс, не правда ли? «Сегодня» есть результат вчерашнего дня, а завтрашний день — результат сегодняшнего. То, что было причиной, становится следствием, а следствие становится причиной. Это цепной процесс, не так ли? Одно вливается в другое, ни в единой точке нет остановки. Это постоянное движение, здесь нет ничего неподвижного. Существует множество факторов, которые вызывают это непрерывное движение «причина-следствие-причина».

Объяснения, выводы относятся к области неподвижного, все равно, будут ли они правого или левого направления, или будут принадлежать организованной вере, которая называется религией. Когда вы пытаетесь прикрыть живое с помощью объяснений, тогда для живого наступает смерть; это как раз то, чего желает большинство из нас; с помощью слов, идеи, мысли мы жаждем погрузиться в грезы. Поиски рационального объяснения — это лишь другой путь для того, чтобы успокоить встревоженное состояние, но само желание обрести покой, отыскать причину, найти вывод несет за собой смятение, и потому мысль оказывается пойманной в сеть своих собственных проекций. Мысль не может быть свободной, она никогда не может сделать себя свободной. Мысль есть результат опыта, опыт же всегда накладывает ограничительные условия. Опыт не может быть мерилом истины. Осознание ложного как ложного приносит свободу истины.

ТУПОСТЬ

Когда отошел поезд, было еще светло, но тени становились все длиннее. Городские постройки тянулись вдоль железной дороги. Люди выходили, чтобы встретить поезд, а пассажиры приветствовали своих друзей. С большим шумом мы въехали на мост, перекинутый через широкую извилистую реку. В этом месте ширина реки составляла несколько миль; в быстро гаснущем свете с трудом можно было увидеть противоположный берег. Поезд шел по мосту очень медленно, как бы пробивая себе дорогу вперед. Мы насчитали 58 пролетов между обоими берегами. Как прекрасны были воды реки, безмолвные, обильные, глубокие! Вдали приветливо выделялись песчаные острова. Город с его шумом, пылью и убожеством постепенно оставался позади. Чистый вечерний воздух проникал через, окна, но как только мы проехали через мост, снова началась пыль.

Человек, занимавший нижнее место, оказался весьма разговорчивым, а так как нам предстояло ехать всю ночь, то он почувствовал себя вправе задать несколько вопросов. Он был крупного сложения, с большими руками и ногами. Он начал с рассказа о себе, о своей жизни, о своих трудностях, о своих детях. Он говорил, что Индия должна сделаться такой же преуспевающей страной, как и Америка. Излишнюю рождаемость необходимо поставить под контроль и, кроме того, необходимо, чтобы люди осознали свою ответственность. Он много говорил о политическом положении, о войне и закончил повествованием о своих собственных путешествиях.

— Как мы нечувствительны, как не достает нам способности давать быстрый и адекватный ответ, в какой малой степени мы готовы наблюдать! Без сенситивности можно ли быть гибким и обладать восприимчивостью, пониманием, свободным от усилия?

Само усилие препятствует пониманию. Понимание приходит с высочайшей сенситивностью, но сенситивность нельзя культивировать. Можно культивировать позу, искусственно созданный внешний лоск но подобное одеяние не является сенситивностью, это лишь умение держать себя, поверхностное или глубокое, выработанное под влиянием окружения. Сенситивность — не результат влияния культуры; это состояние незащищенности, открытости. Эта открытость — нечто лишь подразумеваемое, неизвестное, неуловимое. Но мы боимся быть сенситивными; это слишком мучительно, требует слишком большого напряжения, постоянного приспособления, что в свою очередь нуждается в осмыслении. Осмысление требует бдительности; но мы предпочитаем получать утешение, погружаться в грезы, становиться тупыми. Газеты, журналы, книги, при нашем пристрастии к чтению, накладывают на нас печать тупости; потому что чтение — это чудесный способ бегства, наподобие алкоголя или религиозных обрядов. Мы хотим бежать от мук жизни, а тупость — это наиболее эффективный путь: тупость добивается объяснений, следования за лидером или идеалом, отождествления, с каким-либо достижением, ярлыком или типом. Многие из нас хотят сделаться тупыми, привычка очень быстро усыпляет ум. Привычка к дисциплине, практике, постоянному усилию становиться — все это весьма почтенные пути, с помощью которых мы становимся нечувствительными.

«Но что получилось бы, если бы мы обладали подобной сенситивностью? Мы были бы никчемными и не существовало бы никакой эффективной деятельности».

— А что дают миру люди тупые и нечувствительные? Каков результат их «эффективной» деятельности? Войны, неразбериха внутри себя и вовне, безжалостность и возрастающая скорбь для них самих и для всего мира? Действия людей небдительных неизбежно ведут к разрушению, к физической незащищенности, к дезинтеграции. Но к сенситивности не так легко прийти; сенситивность — это понимание простого, которое в высшей степени сложно. Это не замыкающий в себе, не делающий бесполезным, не изолирующий процесс. Действовать, обладая сенситивностью, значит осознавать целостный процесс действующего лица, того, кто действует.

«Для того чтобы понять целостный процесс меня самого, потребуется длительное время, а между тем дело мое рухнет, и семья умрет от голода».

— Семья ваша не умрет от голода, даже если вы не накопите достаточно денег; всегда возможно устроить так, чтобы они были сыты. Бизнес ваш, конечно, рухнет, но ведь дезинтеграция, pазрушение на других уровнях вашего бытия уже существует. Bас заботит только внешнее разрушение, вы не хотите видеть или знать, что происходит внутри вас. Вы пренебрегаете внутренним и надеетесь укрепить внешнее; тем не менее внутреннее является определяющим, оно всегда побеждает внешнее. Внешнее не может долго длиться, если нет полноты внутреннего; но полнота внутреннего — это не однообразное повторение эмоций организованных религий, не накопление сведений, называемое знанием. Для того, чтобы внешнее могло продолжать свое существование, чтобы сохранились здоровые основы жизни, необходимо понять пути всех внутренних стремлений. Не говорите, что у вас нет времени; его у вас достаточно. Дело не в недостатке времени, а в том, что вам это не нравится, и вы не имеете к этому большой склонности. У вас нет внутренних богатств, поэтому вам хотелось бы ими обладать, чтобы получать от них такое же удовлетворение, какое вы получали до сих пор от обладания внешними. Вы не заинтересованы в поисках необходимых средств для поддержания семьи, вы стремитесь найти удовлетворение от обладания собственностью. Но человек, который обладает, независимо от того, обладает он имуществом или знанием, никогда не может быть сенситивным. Он никогда не сможет быть незащищенным, уязвимым, восприимчивым. Обладать — значит становиться тупым, чем бы вы ни обладали — добродетелью или деньгами. Обладать человеком значит не сознавать его; искать и обладать реальностью значит отрицать ее. Когда вы стараетесь стать добродетельным, вы уже не добродетельны. Ваше искание добродетели — это лишь желание получить удовлетворение на другом уровне. Удовлетворение — не добродетель; добродетель — это свобода.

Как может тупой, респектабельный, недобродетельный человек быть свободным? Свобода уединенности — это вовсе не изоляция, не замкнутость в себе. Быть изолированным в богатстве или бедности, в знании или успехе, в идее или добродетели — значит быть тупым и нечувствительным. Тупые, респектабельные люди не могут общаться; если же они общаются, то с собственными