Жители города использовали реку для всего — для рыбной ловли, для купания, в ней брали воду для питья, в реку спускали нечистоты, промышленные отходы. Но река сбрасывала всю эту грязь, и ее воды, миновав места человеческого обитания, снова были чистыми и голубыми.
Вдоль реки на запад шла широкая дорога; она вела к чайным плантациям, расположенным в горах; дорога делала зигзаги, иногда удалялась от реки, но большей частью оставалась в пределах ее видимости. По мере того как дорога шла в гору, следуя за рекой, плантации становились все более крупными, то тут, то там были фабрики, специализировавшиеся на сушке и переработке чайного листа. Скоро плантации стали необъятными, а с реки доносился шум водопадов. По утрам обычно можно было видеть склоненные фигуры женщин в ярких одеждах и с совершенно темной кожей от палящего солнца; они срывали нежные листочки. Надо успеть сорвать листочки до определенного часа утра и отвезти на ближайшую фабрику, прежде чем лучи солнца станут слишком жаркими. На этой высоте солнце сильно жгло и его лучи были болезненно проникающими; и хотя к ним привыкали, некоторые женщины прикрывали голову кое-чем из одежды. Они были веселы и свою работу выполняли быстро и умело, скоро справляясь с дневной нормой; но так как большей частью они были женами и матерями, им еще предстояло готовить пищу и смотреть за детьми. Работницы были объединены в союз, и плантаторы относились к ним хорошо, так как если бы возникла стачка, молодые и нежные листочки выросли бы до нормальной величины, и это принесло бы большой убыток. Дорога продолжалась все выше, и воздух стал довольно прохладным. На высоте в восемь тысяч футов уже не было чайных плантаций, но люди возделывали землю и выращивали на ней многое из того, в чем нуждались города, раскинувшиеся вдоль моря. С этой высоты открывался величественный вид на леса и равнины и на реку, теперь уже серебристого цвета, которая доминировала над всем окружающим. На обратном пути дорога вилась среди зелени, сверкающих рисовых полей и глубоких зарослей. Там были пальмы, манговые деревья и множество цветов. По обочинам дороги люди выставили для продажи всякую всячину, начиная с безделушек и кончая ароматными фруктами. У них был веселый вид, несколько ленивый и беззаботный; у всех, по-видимому, было достаточно еды, чего нельзя было сказать о жителях долин, где жизнь была скученной, трудной и скудной.
Это был саньяси, монах, но он не принадлежал к какому-либо определенному ордену, и о себе он говорил в третьем лице. Еще с юных лет он отказался от мира и его путей, странствовал по всей стране, останавливаясь у некоторых хорошо известных религиозных учителей, беседуя с ними и следуя их особой дисциплине и ритуалам. Он постился помногу дней, вел уединенную жизнь среди гор и выполнял большую часть того, что обычно делают саньяси. Чрезмерно строгой аскетической практикой он причинил вред своему телу, которое и сейчас продолжало испытывать страдания, хотя с того времени прошло много лет. Но однажды он решил прекратить всякую практику, ритуалы как бесполезные и не имеющие большого значения, и ушел в одно из отдаленных горных селений, где провел целые годы в глубоком созерцании. Случилась обычная вещь, сказал он с улыбкой, и сам он, в свою очередь, приобрел известность и большую группу учеников, которых он учил простым вещам. Когда-то он изучал древнюю санскритскую литературу, но теперь оставил также и это. Хотя и оказалось необходимым кратко рассказать о своей жизни, добавил он, не для этого он пришел сюда.
«Медитация стоит превыше всякой добродетели, жертвы и действия бесстрастной помощи, — сказал он. — Знание и действие без медитации становятся тяжелым бременем и имеют очень мало значения. Но мало кому известно, что такое медитация. Если вы не возражаете, нам следовало бы обсудить этот вопрос. Медитация с целью достичь различных состояний сознания — в этом состоял опыт того, кто говорит эти слова. У него были переживания, через которые рано или поздно проходят все ищущие человеческие существа: видения Кришны, Христа, Будды. Эти видения — результат мысли и воспитания, образования, результат того, что можно назвать духовным обликом самого человека. Видения, переживания, психические силы бывают самыми разнообразными. К несчастью, большинство ищущих оказывается в сети собственных мыслей и желаний, в том числе некоторые из величайших толкователей истины. Обладая силой исцеления и даром речи, они становятся пленниками своих способностей и переживаний. Сам говорящий прошел через эти переживания и опасности, в меру своих сил понял их и вышел за их пределы. По крайней мере, будем надеяться, что это так. Итак, что же такое медитация?»
— Если мы рассматриваем медитацию, нам, конечно, необходимо понять и усилие, и того, кто совершает усилие. Полезное усилие приводит к одному результату, вредное — к другому, но и то и другое связывает, не так ли?
«Говорят, что вы не читали Упанишад и других священных книг, но ваши слова звучат как слова того, кто их читал и знает».
— Действительно, я не читал ничего из этой литературы, но это совсем не важно. Правильное усилие и неправильное усилие — оба связывают; и эта зависимость должна быть понята и отброшена. Медитация — это устранение всякой зависимости; это состояние свободы, но не свободы от чего-либо. Свобода от чего-то определенного — это всего лишь культивирование сопротивления. Сознавать, что ты свободен, — это не свобода. Сознание — это переживание свободы или зависимости, и такое сознание предполагает переживающего, совершающего усилие. Медитация — это устранение переживающего, которое не может быть достигнуто сознательным путем. Если переживающий устранен сознательно, происходит усиление воли, которая также является частью сознания. Наша проблема включает весь процесс сознания, а не отдельную его часть, малую или большую, главную или подчиненную.
«То, что вы говорите, по-видимому, верно. Пути сознания глубоки, обманчивы и противоречивы. Лишь с помощью бесстрастного наблюдения и тщательного изучения можно распутать этот узел и навести порядок».
— Однако, сэр, в этом случае все еще остается тот, кто распутывает; можно назвать его высшим «я», атманом и т.д., но он продолжает оставаться частью сознания, тем, кто совершает усилие, кто постоянно стремится что-то приобрести. Усилие есть желание. Любое желание можно преодолеть с помощью более сильного желания, а это последнее — с помощью какого-то другого, и так далее до бесконечности. Желание порождает обман, иллюзию, противоречие, видения, надежды. Всепобеждающее желание достичь конечной цели или воля к достижению того, что не имеет имени, — это все еще сфера сознания, того, кто переживает хорошее или плохое, кто ждет, наблюдает, надеется. Сознание — это не один специфический уровень, это все наше существо, абсолютно все наше бытие.
«То, что вами до сих пор было сказано, — превосходно и истинно. Но позвольте спросить, что же это такое, что приносит мир и тишину нашему сознанию?»
— Ничто. Действительно, ум всегда ищет результат, путь к какому-то достижению. Ум — это инструмент, который был собран, ум — это структура времени, и он может мыслить только в терминах результата, достижения, того, что можно приобрести или следует избежать.
«Да, это так. Утверждается, что до тех пор, пока ум активен, — выбирает, ищет, переживает, — должен быть тот, кто совершает усилия, кто творит собственный образ, называя его различными именами, и это — та сеть, в которую попадает мысль».
— Мысль сама есть тот, кто создает сеть; мысль — эта сеть. Мысль связывает; она может лишь вести к огромному расширению времени, той сферы, в которой являются важными знание, поступок, добродетель. Каким бы утонченным или упрощенным ни было мышление, оно не может устранить всякую мысль. Сознание в качестве переживающего, наблюдающего, выбирающего, цензора, воли должно прийти к концу, сознательно и спокойно, без какой бы то ни было надежды на награду. Ищущий перестает существовать. Это — медитация. Безмолвие ума не может возникнуть в результате усилия воли. Безмолвие существует, когда воля прекратилась. Это — медитация. Реальность невозможно найти; она существует, когда нет ищущего. Ум — это время, и мысль не может открыть неизмеримое.
ПСИХОАНАЛИЗ И ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
Птицы и козы находились где-то в другом месте, а здесь и на большом расстоянии вокруг было необыкновенно тихо; эту тишину создавало дерево с широкой кроной, одиноко стоявшее среди простора полей, хорошо обработанных и покрытых обильной зеленью всходов. В отдалении высились горы; они были суровы и непривлекательны в лучах полуденного солнца, но в сумраке листвы дерева было прохладно и приятно. Дерево это, огромное и внушительное, в своем одиночестве накопило большую силу и приобрело симметричные очертания. Оно сделалось живым существом, пребывающим в уединении; и однако казалось, что оно господствует над всем окружающим, включая и дальние горы. Жители деревни почитали его; напротив широкого ствола находился выдолбленный камень, и кто-то возложил сюда ярко-желтые цветы. По вечерам к дереву никто не подходил; в своем одиночестве оно излучало слишком большую силу, поэтому лучше было воздавать ему почести в дневное время, когда под деревом была глубокая тень, перекликались птицы и слышались звуки человеческих голосов. Но сейчас все жители деревни находились около своих жилищ, и под деревом царил глубокий мир. Солнце никогда не проникало до нижней части ствола, и потому цветы сохраняли свою свежесть до следующего дня, когда их сменяли следующие приношения. К дереву вела узкая тропа, которая продолжалась и дальше через зеленые поля. Вдоль этой тропы осторожно прогоняли коз, до подножия гор, где они расходились кругом, поедая все, до чего могли добраться. Полного величия дерево достигало к вечеру. Когда солнце заходило за горы, поля становились еще более зелеными, и теперь только вершина дерева подхватывала последние лучи, золотистые и прозрачные. С наступлением темноты дерево, казалось, замыкалось от всего, что его окружало, и уединялось в самом себе на предстоящую ночь; его таинственность росла, проникая в мистерию всего живущего.
Это был психолог и специалист по психоанализу, в течение многих лет он занимался врачебной практикой и имел на своем счету много случаев излечения. Он работал в больнице, а кроме того имел частную практику. Многочисленные богатые пациенты сделали и его состоятельным: у него были роскошные машины, загородная дача и все прочее. Он относился к работе серьезно, она не была для него лишь способом зарабатывать деньги; он применял различные методы психоанализа, в зависимости от состояния пациента, изучил месмеризм и в целях эксперимента в отдельных случаях применял гипноз.
«Весьма удивительно, — продолжал он, — как в состоянии гипноза люди свободно и легко говорят о своих скрытых
