почему ум, если он желает выяснить необыкновенное значение смерти, должен отбросить, совершенно легко и без сопротивления, свое желание получить обнадеживающее утешение. Это вполне очевидно. Согласны ли вы с этим?
«Может быть, вы требуете слишком многого? Для того чтобы понять смерть, мы должны находиться в отчаянии; не об этом ли вы говорите?»
— Совсем нет, сэр. Разве непременно присутствует отчаяние, когда отсутствует состояние, которое мы называем надеждой? Почему мы всегда мыслим противоположностями? Противопоставляется ли надежда отчаянию? Если да, то в самой надежде покоится зерно отчаяния, и такая надежда окрашена страхом. Но если мы ищем понимания, не является ли необходимым освободиться от противоположностей? Состояние ума имеет величайшую важность. Отчаяние и надежда стоят на пути понимания или переживания смерти. Движение противоположностей должно прекратиться. Ум должен подойти к проблеме смерти, имея совершенно новое осознание, в котором отсутствует элемент опознавания того, что заранее известно.
«Боюсь, что я не вполне это понимаю. В общих чертах я улавливаю значение того, что ум должен быть свободен от противоположностей; хотя это и весьма трудная задача, но я вижу, что она необходима. А вот что означает свобода от узнавания, это совсем до меня не доходит».
— Узнавание — процесс, имеющий дело с прошлым; оно — результат прошлого. Ум испытывает страх перед тем, что ему неизвестно. Если бы вы знали смерть, у вас не было бы страха перед ней, не было бы необходимости для пространных разъяснений. Но вы не можете знать смерть, она есть нечто, во всех отношениях новое, никогда не переживаемое прежде. То, что вы пережили, становится известным, прошлым; от этого прошлого, от этого известного исходит наше опознавание. Пока происходит такое движение от прошлого, не может прийти новое.
«Да, да, сэр, я начинаю это чувствовать».
— То, о чем мы говорим сейчас, надо непосредственно переживать по мере того, как мы продвигаемся вперед; это не тот материал, который можно обдумывать впоследствии. Накапливать эти переживания нельзя, так как тогда они становятся памятью; память же, как путь опознавания, исключает новое, неизвестное. Смерть — это неизвестное. Проблема состоит не в том, что такое смерть и что происходит после смерти, а в том, чтобы ум очистился от прошлого, от известного. Тогда живой ум сможет войти в обитель смерти, он сможет встретить смерть, непознаваемое.
«Вы хотите этим сказать, что человек может познать смерть еще при жизни?»
— Несчастный случай, болезнь, старость приносят смерть, но при этих обстоятельствах человеку невозможно быть полностью сознающим. Присутствует страдание, надежда или отчаяние, страх изоляции, и ум, «я», сознательно или подсознательно, борется против смерти, против неизбежного. В страхе, сопротивляясь смерти, мы уходим. Но возможно ли — без сопротивления, без болезненного отвращения, без садистского или самоубийственного побуждения и в то же время полным жизни, имея мощный ум — войти в дом смерти? Это возможно только тогда, когда ум умирает по отношению к известному, к «я». Итак, наша проблема заключается не в смерти, а в том, чтобы ум освободил себя от веками накопленного психологического опыта, от все возрастающей памяти, от этого все укрепляющегося и совершенствующегося «я».
«Но как это сделать? Каким образом ум может освободить себя от собственных оков? Мне кажется, здесь необходимо или воздействие извне, или вмешательство более высокой и благородной части ума, которая должна очистить ум от прошлого».
— Это довольно сложный вопрос, не правда ли? Воздействие со стороны может оказаться влиянием окружающих условий, или же оно может прийти из области, находящейся вне границ ума. Если внешнее воздействие оказывается влиянием окружающих условий, то ведь это будет то самое влияние со своими традициями, верованиями, особенностями культуры, которое удерживает ум в оковах. Если же воздействие со стороны исходит из области, находящейся вне границ ума, то мысль, в какой бы то ни было форме, не в состоянии ее коснуться. Мысль есть результат времени, она прикована к прошлому и никогда не может освободиться от прошлого. Если мысль освобождается от прошлого, она перестает быть мыслью. Пускаться в спекулятивные рассуждения о том, что находится за пределами ума, совершенно бесполезно. То, что пребывает за пределами мысли, может воздействовать только тогда, когда мысль, которая есть «я», прекращается. Ум должен быть без малейшего движения, совершенно спокоен, и это то спокойствие, которое не имеет мотива. Ум не может это призвать. Он может лишь разделять свои проявления на высокие и низменные, на желательные и нежелательные, на благородные и недостойные, что он и делает, но все это деление и подразделение находится в границах, самого ума; так что всякое движение ума, в каком бы то ни было направлении, есть реакция прошлого, «я», времени. Эта истина представляет собой единственный освобождающий фактор, и тот, кто не следует, этой истине, всегда будет оставаться в оковах, что бы он ни делал; его покаяния, обеты, дисциплина, жертвы могут иметь социальное или утешающее значение, но не представляют никакой ценности перед лицом истины.
Медитация — очень важное действие в жизни; возможно, это такое действие, которое имеет величайшее и глубочайшее значение. Это — аромат, который нелегко уловить, который невозможно приобрести ценой усилия и практики. Любая система может дать лишь те плоды, которые она предлагает, но любая система, любой метод основаны на зависти и, жадности.
Не быть способным медитировать — значит не быть способным видеть солнечный свет, темные тени, сверкающие воды и нежный лист. Но как мало людей это видит! Медитация ничего не может вам предложить; вам не надо, сложив ладони, приходить в молитвенное состояние. Она не избавляет вас от страданий. Она делает все чрезвычайно ясным, легким и простым; но для того чтобы воспринять эту простоту, ум должен себя освободить, без какой-либо причины или мотива, от всего, что он накопил, имея причину и мотив. Именно в этом состоит весь итог медитации. Медитация есть очищение от того, что известно. Следование за известным, в любой форме, есть игра самообмана, когда медитирующий приобретает основное значение, но отсутствует просто акт медитации. Медитирующий может действовать лишь в поле известного, он должен прекратить действовать, чтобы могло проявиться неизвестное. Непознаваемое не зовет вас, и вы не можете призывать его.
Оно приходит и уходит, как ветер; вы не можете захватить его и накапливать для своей пользы, для собственного употребления. Оно не имеет утилитарной ценности, но, тем не менее, без него жизнь становится бесконечно пустой.
Вопрос не в том, как медитировать, какой следовать системе, а в том, что такое медитация. Если нас интересует «как», то мы можем прийти лишь к тому, что предлагает нам метод; но само исследование того, что есть медитация, раскроет к ней дверь. Это исследование не лежит вне ума; оно находится в сфере деятельности самого ума. Наиболее важным в процессе этого исследования является понимание самого ищущего, а не того, что он ищет. То, что он ищет, есть проекция его страстного желания, его собственных усилий и стремлений. Когда мы поймем этот факт, всякое искание прекратится, и это само по себе чрезвычайно важно. Тогда ум перестает гнаться за тем, что находится вне его самого, тогда у него нет движений, направленных вовне, нет реакций изнутри; а когда искание полностью прекратилось, появляется движение ума, которое не является ни внешним, ни внутренним. Искание не прекращается усилием воли или в результате сложного процесса умозаключений. Чтобы прекратить искание, требуется великое понимание. Окончание поисков — это начало спокойствия ума.
Ум, способный, к сосредоточению, концентрации может совсем не быть способным к медитации. Эгоизм, интерес к себе, как и всякий другой интерес, вызывает концентрацию внимания, но такая концентрация, сознательно или подсознательно, предполагает наличие мотива, причины; здесь всегда существует нечто, что, надо приобрести или отбросить, всегда делается усилие, чтобы понять, чтобы перейти на другой берег. Внимание, связанное с достижением цели, имеет, дело с накоплением. Внимание, которое проявляется в этом движении к чему-либо или от чего-то, есть сила, привлекающая удовольствие и отталкивающая страдание. Но медитация — это такое необыкновенное внимание, в котором нет того, кто совершает усилие, нет цели, нет объекта достижения. Усилие есть часть процесса приобретения; усилие — это накопление опыта тем, кто переживает. Переживающий может находиться в состоянии сосредоточения, быть внимательным, осознавать; но страстное желание переживающего иметь переживание должно полностью прекратиться, так как сам переживающий — это лишь скопление известного. Великое блаженство заключено в медитации.
Он объяснил, что изучал философию и психологию и знаком с высказываниями Патанджали. По его мнению, христианство не отличается глубиной мысли и представляет собой просто реформацию; поэтому он уехал на Восток, практиковал некоторые виды йоги и достаточно хорошо ознакомился с мыслью Индии.
«Я прочел некоторые из ваших бесед и думаю, что до известного предела могу проследить за ходом вашей мысли. Я понимаю важность того, чтобы не осуждать, хотя нахожу это чрезвычайно трудным. Но мне совсем не понятно, когда вы говорите: «Не производите оценок, не судите». Любой процесс мышления, как мне кажется, — это процесс оценки. Наша жизнь, наш подход к явлениям основаны на выборе, на оценках, на хорошем и плохом и т.д. Если бы мы не производили оценок, мы бы просто деградировали. Но вы, конечно, не имеете это в виду. Я старался освободить свой ум от всяких норм и оценок, но это невозможно, по крайней мере, для меня».
— Существует ли мышление без слов, без символов? Необходимы ли слова для того, чтобы мыслить? Если бы не было символов, справочного аппарата, существовало ли бы то, что мы называем мышлением? Всякое мышление вербально, или существует мышление без слов?
«Не знаю. Я никогда не рассматривал этот вопрос. Насколько я понимаю, без образов и слов не было бы и мышления».
— Не следует ли нам выяснить истину этого вопроса сейчас, пока мы беседуем об этом? Разве нельзя установить для себя, существует или не существует мышление без слов и символов?
«Но какое это имеет отношение к проблеме оценки?»
— Ум создан из прошлых мыслей, ассоциаций, образов и слов. Наши оценки основаны на этом фундаменте. Такие слова как «Бог», «любовь», «социализм», «коммунизм» и так далее, играют в нашей жизни чрезвычайно важную роль. В физиологическом и психологическом отношении слова имеют для нас значение, обусловленное той культурой, в которой мы были воспитаны. Для христианина определенные слова и символы имеют особенно большое значение, а для мусульманина такое же жизненно важное значение имеют другие слова и символы. Наши оценки происходят в пределах этого поля.
«Возможно ли выйти за его пределы? А если возможно, то почему это необходимо?»
