Басни (сборник). Иван Андреевич Крылов
Путь к басне
И. А. Крылов, «дедушка Крылов», вошёл в русскую литературу как великий баснописец. Ни до него, ни после никто не превзошёл его в этом жанре. Однако сам он далеко не сразу отыскал свою нишу, и его путь к славе оказался долгим и непростым.
Иван Андреевич Крылов родился 2 (13) февраля 1769 года в Москве в семье армейского офицера. В отличие от других поэтов начала XIX века, Г. Р. Державина, А. С. Пушкина, В. А. Жуковского, И. А. Крылов не получил хорошего образования, но зато с детства много читал, а ещё немало времени проводил среди простого народа, подмечая обычаи, нравы, впитывая живой русский язык. Когда отец умер, Крылов с матерью переехал в Петербург. Здесь он увлёкся театром, писал пьесы, издавал журналы и заслужил репутацию насмешника и вольнодумца. В духе идей эпохи Просвещения он верил, что человеческие пороки, как болезни, нужно выявлять и искоренять, и надеялся, что читатель, увидев в зеркале сатиры свои пороки, посмеётся над ними и станет чуточку лучше. Однако, очевидно, не всем понравилось своё отражение, и Крылову пришлось провести несколько лет вдали от столицы.
В 1806 году он вернулся в Петербург, и тут наконец ему улыбнулась удача. Почти сорокалетний Крылов взялся за басни: сначала перевёл несколько произведений французского баснописца Лафонтена, а вскоре стал создавать свои собственные. Лёгкие, остроумные, мудрые, они принесли поэту настоящую всенародную славу. До самой старости Крылов служил в Публичной библиотеке, писал басни и создал их больше двухсот. Скончался он 9 ноября 1844 года, а в 1855 году в Летнем саду Санкт-Петербурга был установлен памятник Крылову, существующий и по сей день. И поставлен он был на деньги благодарных читателей, полюбивших его басни всей душой, как наверняка полюбишь их и ты.
«Как, милый Петушок, поёшь ты громко, важно!» —
«А ты, Кукушечка, мой свет,
Как тянешь плавно и протяжно:
Во всём лесу у нас такой певицы нет!» —
«Тебя, мой куманёк, век слушать я готова».—
«А ты, красавица, божусь,
Лишь только замолчишь, то жду я, не дождусь,
Отколь такой берётся голосок?
И чист, и нежен, и высок!..
Да вы уж родом так: собою невелички,
«Спасибо, кум; зато, по совести моей,
Поёшь ты лучше райской птички,
На всех ссылаюсь в этом я».
Тут Воробей, случась, примолвил им: «Друзья!
Хоть вы охрипнете, хваля друг дружку,—
Всё ваша музыка плоха!..»
За что́ же, не боясь греха,
Кукушка хвалит Петуха?
За то, что хвалит он Кукушку.
Попрыгунья Стрекоза
Лето красное пропела;
Оглянуться не успела,
Как зима катит в глаза.
Помертвело чисто поле;
Нет уж дней тех светлых боле,
Как под каждым ей листком
Был готов и стол, и дом.
Всё прошло: с зимой холодной
Стрекоза уж не поёт:
И кому же в ум пойдёт
Злой тоской удручена,
К Муравью ползёт она:
«Не оставь меня, кум милой!
И до вешних только дней
Прокорми и обогрей!»
– «Кумушка, мне странно это:
Да работала ль ты в лето?» —
Говорит ей Муравей.
В мягких муравах у нас
Песни, резвость всякий час,
Так, что голову вскружило».
– «А, так ты…» – «Я без души
Лето целое всё пела». —
«Ты всё пела? Это дело:
Так поди же, попляши!»
Мартышка к старости слаба глазами стала;
А у людей она слыхала,
Что это зло ещё не так большой руки:
Очков с полдюжины себе она достала;
Верти́т Очками так и сяк:
То к темю их прижмёт, то их на хвост нанижет,
То их понюхает, то их полижет;
«Тьфу пропасть! – говорит она, – и тот дурак,
Кто слушает людских всех врак:
Всё про Очки лишь мне налгали;
А проку на-волос нет в них».
Мартышка тут с досады и с печали
О камень так хватила их,
Что только брызги засверкали.
К несчастью, то ж бывает у людей:
Как ни полезна вещь, – цены не зная ей,
Невежда про неё свой толк всё к худу клонит;
Так он её ещё и гонит.
Ларчик
Случается нередко нам
Где сто́ит только догадаться
К кому-то принесли от мастера Ларец.
Отделкой, чистотой Ларец в глаза кидался;
Ну, всякий Ларчиком прекрасным любовался
Вот входит в комнату механики мудрец.
Взглянув на Ларчик, он сказал: «Ларец с секретом,
Так; он и без замка;
А я берусь открыть; да, да, уверен в этом;
Не смейтесь так исподтишка!
Я отыщу секрет и Ларчик вам открою:
В механике и я чего-нибудь да стою».
Вот за Ларец принялся он:
Верти́т его со всех сторон
И голову свою ломает;
То гвоздик, то другой, то скобку пожимает.
Тут, глядя на него, иной
Качает головой;
Те шепчутся, а те смеются меж собой.
В ушах лишь только отдаётся:
«Не тут, не так, не там!» Механик пуще рвётся.
Потел, потел; но, наконец, устал,
От Ларчика отстал
И, как открыть его, никак не догадался:
А Ларчик просто открывался.
По улицам Слона водили,
Как видно, напоказ —
Известно, что Слоны в диковинку у нас —
Так за Слоном толпы зевак ходили.
Отколе ни возьмись, навстречу Моська им.
Увидевши Слона, ну на него метаться,
И лаять, и визжать, и рваться,
Ну, так и лезет в драку с ним.
«Соседка, перестань срамиться, —
Ей шавка говорит, – тебе ль с Слоном возиться?
Смотри, уж ты хрипишь, а он себе идёт
И лаю твоего совсем не примечает». —
«Эх, эх! – ей Моська отвечает, —
Вот то-то мне и духу придаёт,
Что я, совсем без драки,
Могу попасть в большие забияки.
Пускай же говорят собаки:
«Ай, Моська! знать, она сильна,
Что лает на Слона!»
Проказница-Мартышка,
Осёл,
Затеяли сыграть Квартет.
Достали нот, баса́, альта́, две скрипки
И сели на лужок под липки, —
Пленять своим искусством свет.
Ударили в смычки, дерут, а толку нет.
«Стой, братцы, стой! – кричит Мартышка. —
Погодите!
Как музыке идти? Ведь вы не так сидите.
Ты с басом, Мишенька, садись против альта,
Я, прима, сяду против вторы[1];
У нас запляшут лес и горы!»
Расселись, начали Квартет;
«Постойте ж, я сыскал секрет! —
Кричит Осёл, – мы, верно, уж поладим,
Коль рядом сядем».
Послушались Осла: уселись чинно в ряд;
А всё-таки Квартет нейдет на лад.
Вот пуще прежнего пошли у них разборы
И споры,
Кому и как сидеть.
Случилось Соловью на шум их прилететь.
Тут с просьбой все к нему, чтоб их решить сомненье.
«Пожалуй, – говорят, – возьми на час терпенье,
Чтобы Квартет в порядок наш привесть:
И ноты есть у нас, и инструменты есть,
Скажи лишь, как нам сесть!» —
