лице восседши бога,

Сомкнет уста клеветников,

Спасет и нища и убога.

Как солнце вешнее с высот,

Прольет на всех он луч щедрот.

Как напояет землю дождь

И проникает мягку волну[33],

Так сей ко счастью кроткий вождь

Прольет в сердца отраду полну.—

И не затмит его лучей

Вся толща туч, весь мрак ночей.

К нему народы потекут,

Как в океан пространны реки;

Цари различны дань дадут;

Он возродит златые веки,—

И где конец земле, морям,

Предел его державе там.

Как неисчерпаем океан,

Его сокровища узрятся;

Среди его цветущих стран

Довольство с миром водворятся,—

И дом его, ко славе скор,

Превысит верх Ливанских гор.

Его благословит народ;

Рабы, как чада, будут верны.

Предупредят зарей восход

От всех ему хвалы усердны,—

И, мудрости его внемля,

Ему восплещет вся земля.

Ода, выбранная из псалма <14-го>

Господи, кто обитает в жилищи твоем?

Кто, боже, в высотах эфирных

Святый твой населяет двор?

Кто слышит, как, при звуках лирных,

Поет тебя пресветлый хор?

И кто, в святилищах небесного чертога

Вкушает сладость зреть величье, славу бога?

Кто сердцем чистым, нелукавым

Стремится твой закон блюсти;

Кто не скользит вослед неправым;

Чей ввек язык не знает льсти,

И чья душа, в словах и взорах беспорочных,

Как полная луна, видна в водах полночных;

Кто на друга сетей не ставит,

Не соплетает злых клевет;

Боящихся кто бога славит,

За благо злом не воздает,

Кто в гнусных рубищах невинность чтить умеет,—

Злодеев презирать на самых тронах смеет;

Кто клятву сохраняет свято,

Страшится слабых поражать,

И лихвою презренной злато

Свое не тщится умножать;

Кто на суде своем едину правду любит

И за принос даров убогого не губит;

Кто с сих путей не совратится

И сердце право соблюдет,

Тот, боже, в твой чертог вселится,

Твоей увидит славы свет —

И там, земных сует оставя скоротечность,

В чистейших радостях он вкусит сладку вечность..

Ода, выбранная из псалма 96-го

Господь воцарися, да радуется земля.

Взыграй, вся дышушая плоть!

Днесь воцарился твой господь.

Промчите слух сей, ветры скоры,

В дальнейшие земли концы,

Да скачут холмы, как тельцы,

Как овны, да взыграют горы

Средь кликов празднующих стран,

И да восплещет океан!

Предыдет огнь и вихрь пред ним

И гром, ревущий в кару злым;

Окрест несется мрак стесненный,

Вьют вихри, дождь и снег, и град,

И молнии его блестят

От края до края вселенной;

Немеет гром; ему внемля,

Как море, зыблется земля.

На истинах его престол;

Судьба миров — его глагол;

Врагов палящий пламень — взоры;

Речет — и огнь их жрет вокруг;

Воззрит — и тьмы падут их вдруг.

Как воск пред ним, так тают горы;

Земля — певец его чудес;

Вещатель славы — твердь небес.

О вы, певцы богов иных,

Сравните с мертвой силой их

Живаго бога силу живу —

И усрамитесь падать ниц

Пред изваяньем хрупким лиц,

Кладя на них надежду лживу!

Они, как вы, лишь персть и прах;

Ограда их — обман и страх.

Но ты, мой бог, творец миров,

Един превыше всех богов

И вышний надо всей землею!

Воспой его, правдивых лик;

Единый царь, судеб велик:

Он силой всё хранит своею;

В нем правым жизнь; в нем чистым свет —

И вне его спасенья нет.

Ода, выбранная из псалма 93-го

Бог, отмщений господь

Снесись на вихрях, мщений царь!

Воссядь на громах — тучах черных,

Судить строптивых и упорных;

Ступи на выи непокорных

И в гордых молнией ударь.

Доколь вздымать им грудь надменну

И подпирать пороков трон,

Правдивых гнать из света вон?

Доколь твой презирать закон

И осквернять собой вселенну?

Куда ни обращусь, внемля,

Везде их меч, везде угрозы.

Там на невинности железы,

Там льются сирых кровь и слезы;

Злодейством их грузна земля.

Так, проливая крови реки,

Заграбя мир себе в удел,

Твердят они на грудах тел:

Господь не видит наших дел

И не познает их вовеки.

Безумец! где твой ум и слух?

Стряхни невежество глубоко;

Скажи, хоть раз взнесясь высоко:

Ужели слеп создавший око,

И сотворивший ухо — глух?

Скажи, оставя мудрость лживу,

Без света ли — творец светил?

Бессилен ли — создатель сил?

Безумен ли — кто ум в нас влил?

И мертв ли — давший душу живу?

Блажен, о боже, в ком твой свет:

Он соблюдется цел тобою,

Тогда как, окруженный мглою,

В изрытый ров своей рукою

Злодей со скрежетом падет.

Кто? Кто с мечом? Со мною рядом

Кто мне поборник на убийц?

Кто на гонителей вдовиц?

Никто — всех взоры пали ниц —

И всех сердца страх облил хладом.

Никто — но бог, сам бог со мной;

Сам бог приемлет грозны стрелы,

Вселенной двигнет он пределы,

Разрушит замыслы их смелы

И с широты сметет земной.

Ода, выбранная из псалма 51-го

Что хвалишься во злобе, сильне?

Чем хвалишься во злобе, сильный,

Что мочен наносить ты вред?

Глагол твой, лестию обильный,

Как ядом растворенный мед;

Язык твой — бритва изощренна;

В груди кипит всех злоб геенна.

Ты лживость паче правды любишь

И злобу — паче доброты;

Скорбя, щадишь, — ликуя, губишь;

Блаженством ближних мучим ты;

И правды обличенья смелы

Тебе суть громоносны стрелы.

Но се господь судом, как громом,

Твое величие сотрет;

С твоим тебя расторгнет домом,

От сердца кровных оторвет;

Твоих богатств иссушит реки

И род погасит твой навеки.

В посмешище ты будешь правым;

Рекут, твою погибель зря:

Се муж, что сердцем столь лукавым.

Мнил превозмочь судеб царя;

Богатством лишь своим гордился,

И только зло сплетать стремился.

А я, как маслина богата,

Средь дому божия цвету;

И блеск честей и горы злата

Считая за одну мечту,

Лишь в боге всё блаженство ставлю,

И славен тем, что бога славлю.

Ода, выбранная из псалма 87-го

Господи боже спасения моего

О боже! царь щедрот, спасений,

Внемли! — К тебе моих молений

Свидетель — нощи все и дни.

Я в нощь свой одр мочу слезами,

И в день иссякшими глазами

Встречаю мраки лишь одни.

Да пройдет вопль мой пред тобою

Шумящей, пламенной рекою:

Воззри — и слух ко мне склони.

В груди моей все скорби люты;

Нет дня отрадна; нет минуты;

Теснится в сердце мук собор.

Уже, к веселью не способен,

Я бледен, мертвецам подобен;

Уже ко гробу шаг мой скор;

Уже в моих я равен силах

С забвенными давно в могилах,

От коих отвратил ты взор.

Все гнева твоего удары,

Как моря гневна волны яры,

Навел ты на мою главу.

Тесним от ближних, обесславлен,

Друзьями презрен и оставлен,

Средь кровных чуждым я живу.

В одре, как в гробе, истлеваю;

Но руки к небу воздеваю:

К тебе и день и ночь зову.

Увы! иль стон живых беспрочен?

Или для мертвых столь ты мочен?

Они ль певцы твоих чудес?

Но кто воспел тебя во гробе?

Кто возгласил в земной утробе

Твой суд иль блеск твоих небес?

Кто имя божье славословил

И кто в стране забвенья пролил

Хоть каплю благодарных слез?

А я, едва заря настанет,

Едва светило дня проглянет.

Огнем живым к тебе дышу —

И вместе с хором оперенным

Под сводом неба озаренным

Твое величие глашу.

Куда ни двигнуся ногою,

Как сердце я свое, с собою

Хвалу чудес твоих ношу.

Почто же, бог мой, презираешь,

Не внемлешь ты и отреваешь[34]

Вопль страждущей души моей?

Средь нужды, нищеты и горя,

Как средь бунтующего моря,

Я взрос от самых юных дней —

И днесь от бедства не избавлен,

Как лист иссохший, я оставлен

Среди ярящихся огней.

На новый год

К надежде

Подруга нежная зефиру

В восточных небесах видна;

Уж по небесному сапфиру

Румянит солнцу путь она;

Коням его ковры сплетает

Из розовых своих лучей —

И звезды, красоту ночей,

В румяны, ризы увивает.

Уже из недр восточных вод

Выводит солнце новый год.

Он жребий смертных неизвестный

В покрытой урне к ним несет;

Полна приветливости лестной,

Надежда перед ним летит;

Суля улыбкой утешенье,

Вливая взором услажденье,

Поверхность урны золотит.

Польсти и мне, надежда мила;

Крушиться сердцу не вели;

Польсти и счастье посули.

Ты мне напрасно много льстила;

Но я не помню долго зла.

Как прежде я тобой прельщался,

Твоей улыбкой воехищался —

Ты так же мне теперь мила.

Хоть сердце верить уж устало

Усмешке ласковой твоей,

Но без тебя еще грустней,

Еще ему тошнее стало.

Польсти ты сердцу моему;

Скажи, мой друг, скажи ему,

Что с новым годом счастье ново

В мои объятия идет

И что несчастие сурово

С протекшим годом пропадет.

Своею мантией зеленой[35]

Закрой печалей бледных вид,

Которые в груди стесненной

Мне сердце томное сулит.

Начто предвидеть так их рано?

Ах, если б, утро зря румяно,

В полях предчувствовал цветок,

Что тонкий, легкий ветерок

Не день ему сулит прекрасный,

Но перед бурею ужасной

Проститься с розами спешит;

Что ветры вслед текут упорны,

И что, завившись в тучи черны,

Паляща молния бежит

Потрясть природы основанье;

Когда б всё зрел издалека —

Не оживляло бы цветка

Авроры тихое сиянье;

Когда б он это предузнал,

Не чувствуя отрад ни малых,

Не распускал бы кудрей алых,

С тоски б заранее увял;

Но он спокойно расцветает.

Почто в нас сердце не цветок?

Почто, послыша лютый рок,

Оно заране обмирает?

Польсти, мой друг, польсти ему;

Скажи ты сердцу моему,

Что не совсем оно напрасно

По Аннушке так бьется страстно.

Скажи, что некогда вздох мой

Горящей пламенной стрелой

До груди белой донесется.

И что слеза с моих очей,

Как искра тонкая, взовьется,

И упадет на сердце к ней.

Сули другим богатства реки;

Сули им славы громкой веки;

Сули им знатность и чины.

В ком чувства спят, пусть утешают

Того блистательные сны.

Они лишь чувства заглушают —

И для меня не созданы.

Сули, коль хочешь, им короны;—

Не светом всем повелевать,

Хотел бы сам я принимать

От милой Аннушки законы;

Или в глазах ее прекрасных,

Во вздохах нежных, томных, страстных

Хотел бы их я узнавать.

Польсти же мне, надежда мила,—

И если наступивший год

С собою смерть мою несет,—

Мой дух о том не воздохнет:

Хочу, чтоб только наперед

Ты косу смерти позлатила

И мне ее бы посулила

У сердца Аннушки моей.

Сули мне тысячу, смертей:

Судьбы приму я повеленье —

Лишь только б, сердцу в утешенье,

Вкусить их на устах у ней.

Не укорять я небо стану,

Но свой прославлю лестный рок,

Когда, подобно как цветок,

Я на груди ее завяну.

Ночь

Уже на западе остылом

Зари румяный след угас,

И звоном колокол унылым

Давно пробил полночный час.

Природу сладкий сон объемлет;

Зефир на свежих розах дремлет —

Не вьет он кудрей ручейка;

Вода, как зеркало, гладка;

Листок от ветра не трясется,

И Филомела не поет;

Нигде, ни в чем движенья нет,—

Мое лишь сердце крепко бьется

И мне покоя не дает,

От глаз моих сон сладкий гонит;

Уснули страсти у людей —

А тот, кто убегал страстей,

Из глаз слезу горячу ронит,

Их чувствуя в груди своей.

Мои лишь вздохи нарушают

Угрюмой ночи тишину

И другу злополучных — сну

Закрыть глаза мои мешают.

Дыханьем хладным грудь тесня,

Последние отъемля силы,

Иссохши, бледны и унылы

Стоят печали вкруг меня.

Приди, приди, о сон любезный,

И легкою твоей рукой

Их вид страдающий и слезный

Хотя на час от глаз закрой.

Но ты словам моим не внемлешь:

Иль от несчастных ты бежишь,

Счастливцев маками даришь

И с ними на диванах дремлешь?

Мой друг! для них ли создан ты!

Кто здесь блаженством обладает,

Чье сердце горестей не знает,

На что тому твои мечты?

Они его не утешают,—

Но, только память в нем затмив,

Ему лишь чувствовать мешают,

Сколь много в свете он счастлив.

Когда тебе он подать платит,

Тогда он час веселья тратит.

Ах, если б, Аннушку любя,

Я награжден был равной страстью,

Не нужен бы ты был мне к счастью,

Не призывал бы я тебя;

Не сном хотел бы подкрепляться,

Но чувством лестным наслаждаться,

Что милой Аннушкой любим;

Хотел бы чувством нежным сим

И умирать и возрождаться;

Хотел бы силы им терять

И в новых силах обновляться.

Но если сердце мне дано,

Вкушать одно лишь огорченье:

Когда мне всякий миг мученье,

В который чувствует оно,—

К чему тогда мне служит время?

К чему тогда им дорожить?

Чтоб умножать печали бремя,

Чтоб долее в мученьи жить?

Тогда часы лишь те мне святы

Которые у жизни взяты

И сну безмолвному даны.

Я в них лишь только не страдаю

И слез не чувствую своих;

Я в них на время умираю.

Приди ж, природы обновленье,

Приди приятный, крепкий сон.

Прерви на время мой ты стон

И сладкое пролей забвенье

На чувства пылкие мои;

Рассыпь вокруг цветы свои;

Приди — и лестными мечтами

Мое ты сердце обнови;

Приди — Анюты красотами

Мою грудь томну оживи,

Мне в лестных видах представляйся:

Представь мне, что она