коли надо чиву.

Мощной богини любви сладость так есть многа,

Что на ста олтарях ей жертва есть убога.

Ах! Коль есть сладко сердцу на то попуститься!

Одна любить не рада?

То другу искать надо,

Дабы не престать когда в похоти любиться

И не позабыть того, что в любви чинится.

Не печалься, что будешь столько любви иметь:

Ибо можно с услугой к той и другой поспеть.

Льзя удоволить одну, так же и другую;

Часов во дни довольно,

От той с другой быть вольно.

Удоволив первую, доволь и вторую,

А хотя и десяток, немного сказую!

1730

«Не кажи больше моей днесь памяти слабкой…»

Не кажи больше моей днесь памяти слабкой,[266]

Что невозможно в свете жить без любви сладкой,

Не кажи,[267] мое сердце, надобно, чтоб Слава

Больше тысячи Филис[268] возымела права.

Ступай и не противься куды ведет тая:

Сей любви не может быть лучше иная.

Ты выграшь сей пременой: Слава паче красна,

Нежель сто Аминт, Ирис, Сильвий, и всем ясна.

1730

СТИХИ НА РАЗНЫЕ СЛУЧАИ

Песенка, которую я сочинил,

еще будучи в московских школах,

на мой выезд в чужие краи[269]

Весна катит,

Зиму валит,

И уж листик с древом шумит.

Поют птички

Со синички,

Хвостом машут и лисички.

Взрыты брозды,

Цветут грозды,

Кличет щеглик, свищут дрозды,

Льются воды,

И погоды;

Да ведь знатны нам походы.[270]

Канат рвется,

Якорь бьется,

Знать, кораблик понесется.

Ну уж плынь спешно,

Не помешно,

Плыви смело, то успешно.

Ах! широки

И глубоки

Воды морски́, разбьют боки.

Вось заставят,

Не оставят

Добры ветры и приставят[271].

Плюнь на суку,

Морску скуку,[272]

Держись черней,[273] а знай штуку[274]:

Стать отишно

И не пышно;[275]

Так не будет волн и слышно.

1726

Описание грозы,

бывшия в Гаге[276]

С одной страны гром,

С другой страны гром,

Смутно в возду́хе!

Ужасно в ухе!

Набегли тучи

Воду несучи,

Небо закрыли,

В страх помутили!

Молнии сверкают,

Страхом поражают,

Треск в лесу с перуна,

И темнеет лу́на,

Вихри бегут с прахом,

Полоса[277] рвет махом,

Страшно ревут воды

От той непогоды.

Ночь наступила,

День изменила,

Сердце упало:

Всё зло настало!

Пролил дождь в крышки,

Трясутся вышки,

Сыплются грады,

Бьют вертограды.

Все животны рыщут,

Покоя не сыщут,

Биют себя в груди

Виноваты люди,

Бояся напасти

И чтоб не пропасти,

Руки воздевают,

На небо глашают[278]:

«О солнце красно!

Стань опять ясно,

Разжени тучи,

Слезы горючи,

Столкай премену[279]

Отсель за Вену.

Дхнуть бы зефиром

С тишайшим миром!

А вы, аквилоны,

Будьте как и оны;

Лютость отложите,

Только прохладите.

Побеги вся злоба

До вечного гроба:

Дни нам надо красны,

Приятны и ясны».

1726 или 1727

Стихи похвальные Парижу[280]

Красное место! Драгой берег Сенски![281]

Тебя не лучше поля Элисейски:

Всех радостей дом и слáдка покоя,

Где ни зимня нет, ни летнего зноя.

Над тобой солнце по небу катает

Смеясь, а лучше нигде не блистает.

Зефир приятный одевает цвéты

Красны и вόнны чрез многие леты.

Чрез тебя лимфы[282] текут все прохладны,

Нимфы гуляя поют песни складны.

Любо играет и Аполлон с музы

В лиры и в гусли, также и в флейдузы[283].

Красное место! Драгой берег Сенски!

Где быть не смеет манер деревенски:

Ибо все держишь в себе благородно,

Богам, богиням ты место природно.

Лавр напояют твои сладко воды!

В тебе желают всегда быть все роды[284]:

Точишь млеко, мед и веселье мило,

Какого нигде истинно не было.

Красное место! Драгой берег Сенски!

Кто тя не любит? разве был дух зверски!

А я не могу никогда забыти,

Пока имею здесь на земли быти.

1728

Стихи похвальные России[285]

Начну на флейте стихи печальны,

Зря на Россию чрез страны дальны:

Ибо все днесь мне ее добрόты

Мыслить умом есть много охоты,

Россия мати! свет мой безмерный!

Позволь то, чадо прошу твой верный,

Ах, как сидишь ты на троне красно!

Небо российску ты солнце ясно!

Красят иных всех златые скиптры,

И драгоценна порфира, митры;

Ты собой скипетр твой украси́ла,

И лицем светлым венец почтила.

О благородстве твоем высоком

Кто бы не ведал в свете широком?

Прямое сама вся благородство:

Божие ты, ей! светло изводство.

В тебе вся вера благочестивым,

К тебе примесу нет нечестивым;

В тебе не будет веры двойныя,[286]

К тебе не смеют приступить злые.

Твои все люди суть православны

И храбростию повсюду славны;

Чада достойны таковой мати,

Везде готовы за тебя стати.

Чем ты, Россия, не изобильна?

Где ты, Россия, не была сильна?

Сокровище всех добр ты едина,

Всегда богата, славе причина.

Коль в тебе звезды все здравьем блещут!

И россияне коль громко плещут:

Виват Россия! виват драгая!

Виват надежда! виват благая.

Скончу на флейте стихи печальны,

Зря на Россию чрез страны дальны:

Сто мне язы́ков надобно б было

Прославить все то, что в тебе мило!

1728

Ода IV.[287]

Похвала Ижерской земле[288]

и царствующему граду Санктпетербургу

Приятный брег! Любезная страна!

Где свой Нева поток стремит к пучине.

О! прежде дебрь, се коль населена!

Мы град в тебе престольный видим ныне.

Немало зрю в округе я доброт:

Реки́ твоей струи легки и чисты;

Студен воздýх, но здрав его есть род:

Осушены́ почти уж блата мшисты.

Где место ты низвергнуть подала

Врагов своих блаженну Александру[289],

В трофей и лавр там лавра[290] процвела;

Там почернил багряну ток Скамандру,[291]

Отверзла путь, торжественны врата

К полтавским тем нолям сия победа;

Великий сам, о! слава, красота,

Сразил на них Петр равного ж соседа.

Преславный град, что Петр наш основал

И на красе построил толь полезно,

Уж древним всем он ныне равен стал,

И обитать в нем всякому любезно.

Не больше лет, как токмо с пятьдесят,

Отнеле ж все хвалу от удивленной

Ему души со славою гласят,

И честь притом достойну во вселенной.

Что ж бы тогда, как прόйдет уж сто лет?

О! вы, по нас идущие потомки,

Вам слышать то, сему коль граду свет,

В восторг пришед, хвалы петь будет громки.

Авзонских[292] стран Венеция, и Рим,

И Амстердам батавский[293], и столица

Британских мест, тот долгий Лόндон[294] к сим,

Париж градам как верьх, или царица, —

Все сии цель есть шествий наших в них,

Желаний вещь, честнόе наше странство,[295]

Разлука нам от кровнейших своих;

Влечет туда нас слава и убранство.

Сей люб тому, иному — тот из нас:

Как веселил того, другой другого,

Так мы об них беседуем мног час,

И помним, что случилось там драгого.

Но вам узреть, потомки, в граде сем,

Из всех тех стран слетающихся густо,

Смотрящих всё, дивящихся о всем,

Гласящих: «Се рай стал, где было пусто!»

Явится им здесь мудрость по всему,

И из всего Петрова не в зерцале:

Санктпетербург не образ есть чему?[296]

Восстенут: «Жаль! Зиждитель сам жил вмале».

О! боже, твой предел да сотворит,[297]

Да о Петре России всей в отраду,

Светило дня впредь равного не зрит,

Из всех градов, везде Петрову граду.

1752

Строфы похвальные

поселянскому житию[298]

Счастлив! в мире без сует живущий,

Как в златый век, да и без врагов;

Плугом отчески поля орющий,

А к тому ж без всяких и долгов.

Не торопится сей в строй по барабану;

Флот и море не страшат его;

Ябед он не знает,[299] ни обману;

Свой палат дом лучше для него.

В нем всегда или он виноградны

Вяжет лозы к ты́чкам и шестам;

В дни гуляет, те когда изрядны,

По долинам, либо по стадам.

Он в иной серпом день очищает

Ветви все негодные с дерев,

Добрый к оным черен прививает;

Смотрит, в хлебе нет ли вредных плев.

Либо мед и сот кладет сам в кади;

И ночь или бывает рыб ловец;

Сам же иногда, волны́ в дом ради,

Всех обросших он стрижет овец.

Осень как плодом обогатится,

Много яблок, груш и много слив;

О! как полным сердцем веселится,

Их величину, их зря налив.

Что тогда из всех плодов зреляе,

Отбирает разно по частям:

То шлет в храм к молитве, что честняе;

Приходящим часть хранит гостям.

Часть в подарок сродникам, часть брату;

Благодетель ту б взял, говорит;

Ту несите куму; ту часть свату;

Пусть за ту мне друг благодарит.

Иногда лежит под старым дубом,

Иногда на мягкой там траве;

Нет в нем скверных мыслей зле о грубом:

Что есть дельно, то всё в голове.

Быстрые текут между тем речки;

Сладко птички по лесам поют;

Трубят звонко пастухи в рожечки;

С гор ключи струю гремящу льют.

Толь при разном диком сельском шуме

Ненадолго спит вздремавши он;

Что ни было доброго на думе,

Забывает всё в глубокий сон.

Но зимою нападут как снеги

И от стужи избы станут греть,

Много и тогда ему там неги:

Начнет род другой забав иметь.

В поле ездит он или с собаки,

Боязливых зайцев в сеть ловя;

То с волками смотрит псовы драки,

То медведя оными травя.

Тешит он себя и лошадями;

И кладет отраву на лисиц;

Давит многих иногда силками,

Иногда стреляет разных птиц.

Часто днями ходит при овине,

При скирдах, то инде, то при льне;

То пролазов, смотрит, нет ли в тыне,

И что делается на гумне.

Кто ж бы толь в приятной сей забаве

Всех своих печалей не забыл?

Хоть в каких бы кто честях и славе,

Как сея б он жизни не взлюбил?

Буде ж правит весь толь постоянна

Дом жена благословенный с ним,

Сарра коль была или Сусанна,[300]—

То спокойства нет сравненна с сим.

Весь некупленный обед готовит,

Смотрит, пища чтоб вкусна была,

Из живых птиц на жаркое ловит,

И другое строит для стола.

А потом светлицу убирает

К мужнему приходу с дел его;

Накормивши деток, наряжает,

Встретить с ними б мужа своего.

Тот пришел в дом кушать, и садится

За накрытый, набранный свой стол:

Что ж порядочно у ней все зрится;

То причины нет, чтоб был он зол.

Каплуны прочь, птицы африкански,

Что и изобрел роскошный смак;

Прочь бургонски вина и шампански,

Дале прочь и ты, густой понтак[301].

Сытны токмо щи, ломть мягкий хлеба,

Молодой барашек иногда;

Все ж в дому, в чем вся его потреба,

В праздник пиво пьет, а квас всегда.

Насыщаясь кушаньем природным,

Все здорово провождает дни;

Дел от добрых токмо благородным,

Не от платья и не от гульни.

Счастлив, о! весьма излишно,

Жить кому так ныне удалось.

Дай бог, чтоб исчезло все, что пышно,

Всем бы в простоте святой жилось.

1752

ОДЫ ДУХОВНЫЕ

Парафразис вторыя песни Моисеевы[302]

Вонми небо, и возглаголю.

Второзакония, глава 32

Вонми, о! небо, и реку,

Земля да слышит уст глаголы:

Как дождь я словом потеку;

И снидут, как роса к цветку,

Мои вещания на долы.

Как туча падает на злак,

Или как иней где на сено, —

Господне имя есть мне в знак,

То мыслей призвано не в мрак;[303]

Славь бога всяко в нас колено[304].

Бог — истинны его дела

И все пути его, суд правый, —

Бог верен, а неправда зла,

Не зрится ни тоя в нем мгла,

Святый весь, он душам свет здравый.

Согрешшии вельми пред ним,

Не чада стали уж пороком![305]

О! род строптив, развратен сим,

Сие ль ты господу твоим

Воздать за благо мог оброком?

Сих оный есть народ делец,

Кой весь не мудр и пребезумен:

Тебя ж не сам ли сей отец

Приял и был тебе творец?

Доколе в помыслах ты шумен![306]

Воспомяни те дни веков,

И купно разумей все лета

От рода древнего родов;

Спроси у рождшего следов,

Познаешь старших всё от света.

Как бог язы́ки разделял,

Сынов Адамлих рассевая,

Пределов столько поставлял,

Коль верных слуг себе счислял,

От ангельска числа то зная.

И стала быть господня часть —

Иаков[307] род его избрáнный;

Наследием возмог подпасть

Израиль весь ему во власть;

Всяк прочий люд уж был как странный[308].

В пустыне всем его снабдил[309]:

Он жажду, в превеликом зное,

В земле безводной утолил,

Обвел его и сохранил,

Как зéницу очей, в покое.

Гнездо как кроет всяк орел,

И над птенцами сей летает, —

Простер так кри́ла он и сшел,

На рамена его возвел,

Подъемлет, взносит, соблюдает.

Вождем им был господь един,

Никто бог чуждий не был с ними;

Взвел их на верьх земных плотин,

Поставил свыше всех судьбин,

Насытил житами благими.

Из каменя потек им мед,

Елей из тверда ж камня рáвно;

Млекό, тук, масло скот дает,

И цвет пшеничный всем растет,

Их питие — вино преславно.

Иаков в сытости процвел,

Отвергся вскоре толь любимый;

Утыл и толсто расширел,

Отступством бога он презрел,

Забыл, что спас ему[310] он чтимый.

Во нравах все творца чужих

И в мерзостях преогорчили:

Бесáм пожерли[311] в сквернах сих,

Богам, отцам что странны их,

От напитавша ж отступили

Узрев господь, возревновал,

И раздражился он презельно;

В сынах и дщерях злость познал,

Которых сам он снабдевал,

Се взбесновавшихся бездельно.

Господь рек: «Сам я отвращу

Лице мое от всех их