его героям, как и многим из нас, не хватает дисциплины («чжи»), чтобы вовремя остановиться. И, не впадая в грех подражания святости, мы впадаем в грех механического повторения «распущенных» схем). Нельзя Заставить себя искусственно следовать чему угодно, каким бы правильным» тебе это не казалось. Это приведет лишь к тому, что твой ум («страж» твоей тюрьмы, охраняющий тебя от свободы, от жизни (см. чжан 58)) придет в неописуемое волнение и,, в конце концов, либо дорвется наконец до запретного (в лучшем случае), либо (в худшем), воодушевившись величием своего духовного подвига, уже навсегда замкнет тебя в надежной «добродетельной» тюрьме.

Нельзя пытаться насильно заставить себя враз стать легким и чистым, подобно облаку далекого Неба. Но нельзя ни на минуту оставлять намерения им в конце концов стать.

(3) Здесь Лао-Цзы в который раз касается главной цели человека Пути -«успокоить свой ум, сбросить оковы своего «я» и облачиться в одежды Вечности» (см. чжан 52). Конечно, потенциально мы все — порождения Извечного Дао, и, стало быть, сами являемся «упакованной Вечностью», но все это хорошо на словах, а что реально мы имеем сейчас? Что у нас реально есть, и что мы можем с этим сделать, если хотим «следовать дальше»? — вот в чем вопрос !

Если представить себе человеческое существо в виде огромной горы, уходящей корнями в бездонную мглу, то можно разглядеть на ее вершине крохотную точку света. Это и есть наш ум. Способность мыслить, говорить, различать, сравнивать. — словом, действовать посредством «вэй» (см. чжаны 2, 37, 38), — это и есть ум, инструмент нашего сознания. Беда только в том, что благодаря его великолепной способности создавать из сверкающего хаоса окружающего четкие и убедительные картинки, мы все являемся его добровольными узниками, не допускающими даже и мысли о том, что можно видеть (слышать, кушать, работать, жить) что-то еще. Весь свет нашего внимания сосредоточился на крохотном участке нашего безмерного существа, а другие «части тела» тонут, пропадают в сизо-сером тумане безвременья, ибо: нет света, нет и жизни. Крохотная точка на вершине Горы способна сместить все слова, которые говорили и еще будут говорить, все книги, мысли, понимания, — и от этого ей не станет тесно, отнюдь Наоборот, будет приятно осознавать свою исключительную умность, позволяющую понять такие сложные и непонятные веши, о которых так приятно поразмышлять в уютном креслице у камина… Поднатужившись, точка может даже родить какую-нибудь Книгу, которая произведет, быть может, целый вихрь в умах других читающих точек, например «Об ограниченности человеческого понимания мира», или еще что-нибудь в этом роде.

И ничего не изменится. Гора все так же будет стоять, точка — гореть, а склоны — чахнуть от недостатка тепла и света. Чтобы сдвинуться с этой мертвой точки необходимо перестать за нее цепляться (практика «у-вэй») и переместить себя в новую жизненную ситуацию (новые дела и свершения (см. также чжан 54)). Только тогда у тебя появится возможность посмотреть на себя и на Мир с иной точки зрения, — а значит «провести свет» в неосвещенный прежде участок своего существа.

16 чжан

Делая взгляд свой пустым и

открытым, я

проникаю к нездешним пределам.

В сердце храня бессловесный покой, я

открываю нездешние виды. (1)

Вот пути тьмы вещей: то сплетаются,

то расплетаются, —

я, созерцая, могу видеть их

возвращение.

Все бесчисленные существа, рожденные

в мире,

все они возвращаются назад, к

своему началу.

Возвращение к началу именуется

обретением покоя и безмолвия.

Это и называют «исполнить свою судьбу».

Исполнить свою судьбу значит

познать извечное.

Познать извечное значит стать

сиянием, светом.

Не думая об извечном,

ты слепо идешь навстречу

собственному концу.

Познав извечное вместилище всего, поймешь,

что оно и есть «всеобщая казна», (2)

что эта казна и есть верховный правитель,

что этот правитель и есть Небо,

что Небо и есть Дао,

что Дао и есть сама Вечность.

Только «я» умирает, остальное — живет.

(1) Здесь Лао-Цзы описывает процесс медитации, когда посредством освобождения своего сознания от груза повседневных мыслей и забот, он проникает восприятием за грань мира вещей, «открывая нездешние виды».

(2) откуда черпаются все вещи мира.

17 чжан

Высший правитель —

оно дарует сознание всем своим

подданным.

Но при этом не стремится облагодетельствовать или наградить их,

Не стремится внушить к себе страх,

не стремится внушить к себе трепет.

Тот, кто верит слепо, не прозреет,

а кто видит сам другим сей дар не вручит, (1)

О, как глубоки эти высокие слова!

Достигая успеха в делах, я следую дальше,

и все бесчисленные чины мира раскрывают предо мной свою суть. (2)

(1) Вар.: «Ищущий доказательства не обретет свою цельность, тому, кто обрел, доказательства ни к чему.»

Или; «Доказывающий не знает, знающий не доказывает».

А также: «Тот, кто ждет лишь чуда, не дождется, ведь владеет чудом, а не верит!»

Как писал Гераклит, «если не ждать нежданного, оно никогда не случится». Однако тот, кто живет лишь ожиданием невероятных событий, тот, кто надеется на них, может так и прождать всю жизнь. С другой же стороны, стараться непременно добиться «чуда» — это все равно, что «пытаться заменить Великого Мастера, хватаясь за его топор». Где же выход?

Может быть, выход в том, чтобы осознать, что ты уже вышел? Может быть, дело не в том, что тебе не везет, а просто в том, что ты не видишь «того, что окружает тебя»?

Может быть, отвергая: то, что тебе кажется ненужным, «не тем, чем надо», ты в этот момент отказываешься от своего единственного шанса? Быть может, ты отвергаешь «чудо»?

Воистину, разглядеть все это можешь только ты сам, поскольку тому, кто не хочет смотреть, кто по привычке слепо доверяет известным истинам, даже «тот, кто сам владеет», не сможет даровать удачи и счастья.

(2) В этом фрагменте Лао-Цзы уподобляет «иерархию мира» чиновничьей иерархии Поднебесной империи. Так, на вершине пирамиды, тело которой составляют все явления, «все чины мира», располагается «высший правитель» — Дао. Его высокий дар всем существам — способность к осознанию, восприятию, Высший правитель дарует его не для достижения каких-либо личных цепей, поскольку у него их нет, как нет и самой «личности». И лучшее, что можно здесь сделать — это не отказываться от этого дара, но принять его. Не рассуждать, но действовать, — вот высшая из задач! И, поистине, неисчерпаемая: «Достигая успеха в делах, я следую дальше, и все бесчисленные чины мира раскрывают предо мной свою суть…»

18 чжан

Когда отходят от Великого Пути, тогда и появляются «человеколюбие»

и «справедливость».

Когда вокруг много умников,

тогда и появляется «великое

заблуждение».

Когда в семье не ладят между собой,

тогда и появляются «сыновняя любовь»

и «почтительность к старшим».

Когда в государстве беспорядок и смута,

тогда и появляются преданные слуги.

19 чжан

Если люди перестанут мудрствовать

и отбросят умничанье,

польза их возрастет во сто крат.

Если люди перестанут сострадать друг

другу и отбросят тягу к справедливости,

они смогут вернуться к почитанию

родителей и взаимной любви.

Если люди перестанут ловчить да

выгадывать,

воры и разбойники исчезнут сами собой.

Тот, кто следует этим трем правилам,

достигает искусности, не опираясь

ни на что. (1)

В своей жизни руководствуется тем,

что видит в простоте и естественности

основу силы, в умалении своекорыстных

интересов — освобождение от страстей.

(1) Т.е. умение, которое основывается не на практике тренировок и упражнений, а которое является «естественным», подобно тому, как умение летать является естественным для птиц (ср.чж.45).

20 чжан

Перестань хранить верность вещам, к

которым привязан,

и ты освободишься от горя и тоски.

Только так можно обрести опору в жизни,

разве не стоит ради этого

отказаться от взаимных упований и

надежд?

Пытаясь оказать добро другим, мы

причиняем им зле,

разве не стоит нам отказаться от этого?

То, чего боится каждый,

чего нельзя не бояться,

так: это оказаться в одиночестве перед

лицом собственной смерти,

но никому не миновать этого

А глянешь вокруг — все люди предаются

веселью, словно справляя великое

жертвоприношение,

словно празднуя приход Весны.

Один лишь я — тих и незаметен,

словно то, что еще не появилось на

свет.

Я словно младенец, который еще не умеет

смеяться.

Такой усталый, такой грустный!

Подобно страннику, навеки утратившему

возможность вернуться назад.

Все люди держатся за свое «я»,

один лишь я выбрал отказаться от этого. (1)

Мое сердце подобно сердцу глупого человека, —

такое темное, такое неясное!

Повседневный мир людей ясен и очевиден,

один лишь я живу в мире смутном,

подобном свету вечера.

Повседневный мир людей расписан до

мелочей,

один лишь я живу в мире непонятном

и загадочном.

Как озеро я спокоен и тих.

Неостановимый, подобно дыханию ветра!

Людям всегда есть чем заняться,

один лишь я живу беззаботно,

подобно невежественному дикарю.

Лишь я один отличаюсь от других тем,

что превыше всего ценю корень жизни, мать всего живого.

(1) «…держатся за свое «я»» бук,: «обладают своим «я»», «укрепляют свое «я»».

Вар,: «Все люди стремятся побольше накопить, один лишь я предпочитаю отбрасывать все ненужное.»

Основное, чему учатся люди с момента своего рождения, чему учат их окружающие — это умению «смотреть на мир», воспринимать окружающее «так, как это свойственно человеку». Процесс восприятия т.о. сводится к «наведению порядка» (см. чж.32), к тому, что наше воспринимающее «я» отбрасывает одно и принимает определенным образом другое.

Беда только в том, что вместе с обретением умения удерживать контроль над «нормальным состоянием» своего мира, мы одновременно выучиваемся безоговорочному отсеву всего, что может нарушить