И он стал почти без передышки называть их, остановившись лишь раз, чтобы отметить курьезное созвучие имен Бэнкрофт и Сэнкрофт, пока сэр Дэвид не остановил его на Кранме-ре». В первом случае, т. е. при припоминании колоссального списка имен в календаре, мы, вероятно, именно имеем пример фотографической или интуитивной памяти, во втором — мгновенное интуитивное построение ряда, который, быть может, никогда прежде не воспринимался зараз и не заучивался. Маколей очень гордился своей феноменальной памятью и не любил, когда другие подчеркивали слабость своей памяти. В одной книге у него имеется пометка по адресу таких лиц: «Они, по-видимому, так рассуждают. Чем сильнее память, тем слабее изобретательность», the more memory, the less invention (см.: Trevelyan. «Life and letters of Lord Macaulay», 1876, II). Кондорсе в Eloge**, посвященной Эйлеру, рассказывает, что Эйлер обладал совершенно необычайной способностью к самым сложным вычислениям в уме. Занимаясь со своим внуком извлечением корней, Эйлер составил себе таблицу первых шести степеней всех целых чисел от 1 до 100 и запомнил ее в точности. Двое из его учеников один независимо от другого вычисляли до 17 члена довольно сложный сходящийся ряд. Результаты работы, произведенной обоими письменно, разнились на одну единицу в пятидесятой цифре. По их просьбе Эйлер проверил их вычисление в уме, и результат, полученный им при проверке, оказался верным (Introduction a l’analyse des infiniment petits, вступит, статья Кондорсе, 1786, стр. 35). Разумеется, в формировании подобных сложных интуиций играет существенную роль и конструктивное воображение, но даже при буквальном заучивании (при участии повторных двигательных процессов), как показали экспериментальные исследования Меймана, выгоднее путь от схватывания целого к усвоению частей, а не наоборот.
Вот еще интересный пример, на котором видно, как из интуиции собственного прошлого постепенно зарождается потребность написать автобиографию.
Приступая к написанию своей автобиографии («Из дальних лет», 1878), Т. П. Пассек описывает, при каких обстоятельствах в ней зародилась мысль написать свои воспоминания. В 1860 г. она потеряла сына (ей было 47 лет); его смерть страшно потрясла ее, душевные страдания продолжались годы («Я дотронулась до гроба… как я не умерла у гроба, не знаю»). И вот однажды летом в деревне, томясь от «праздного горя», она внезапно нашла выход из тягостного состояния. «Раз в половине лета, оставшись одна, прилегла я в гостиной на диване. Вокруг меня не было ни звука, ни движения, только из дальней пустоши доносилась песня и как бы удваивала тишину. Полуденное солнце, пробираясь сквозь занавесы, опущенные на раскрытые окна и двери балкона, напол-
86
няло комнату мягким полусветом. Гармония и глубокое спокойствие целого отозвались благотворно на больной душе моей. Я отдыхала и задумалась о былом. Образы, ушедшие в вечность, возникали перед моим внутренним взором и так радостно обступали меня, что мне жаль стало расстаться с ними, захотелось удержать эти духовные видения. Это возможно, думала я, и они не сны, они жизнь, моя жизнь, я облеку их в живые слова, и, помимо себя, они останутся со мною, спасут меня, воскрешат жизнь «из дальних лет», — и стала писать воспоминания. Картины прошедшей жизни последовательно выдвигались одни за другими и с каждым днем становились ясней и отчетливей, вместе с ними как будто ожила и я» («Из дальних лет», 1878, стр. 32-33).
XXVII. Болезни памяти и философское изобретение
В заключение остановимся еще на одном обстоятельстве: загадочные болезни памяти — явления гипермнезии и парамнезии — послужили толчком к развитию, а может быть, и зарождению метафизических изобретений-догадок в духе мистического спиритуализма.
Уже в XVIII в. (а может быть, и раньше) было обращено внимание на то, что впоследствии было названо панорамическим видением умирающих. Наблюдения подобного рода были, насколько мне известно, впервые собраны Фехнером в III томе его книги «Zend-Avesta». Ввиду сравнительно малого количества описаний этого явления я приведу одно из наблюдений, собранных Фехнером, и покажу, какое он дает им истолкование в пользу своего учения о бессмертии души. Пастор Керн в 1733 г. (в Гальберштадте) рассказывает: «Иоганн Швертзегер после продолжительной и мучительной болезни почувствовал приближение смерти. Он причастился и в просветленном состоянии приготовился к смерти. Вскоре он впал в обморок, продолжавшийся около часа. Придя в себя, он ничего не говорил. Потом наступил второй обморок, продолжавшийся несколько дольше… Дня через два он впал в третий обморок, продолжавшийся четыре часа. Придя в себя, он велел призвать снова духовника и обратился к нему со следующими словами: «Ах, какую я выдержал борьбу!» Больной обозрел всю свою жизнь и все совершенные им грехи, даже такие, которые совершенно ускользнули из его памяти. Все предстало перед ним как бы совершающимся в настоящем. В заключение рассказа он сообщил, что слышал прекраснейшие звуки и видел несказанный свет, что привело его в блаженное состояние. Пастор отмечает поразительно бодрый вид у больного и необыкновенную просветленность взора. Больной сказал, что он через два дня умрет, что и случилось» («Zend-Avesta, oder uber die Dinge des Himmels und des Jenseits vom Standpunkt der Naturbetrachtung», B. III. S. 27-29). Фехнер полагает, что подобные факты подтверждают его гипотезу, будто при наступлении физической смерти дух человека не уничтожается, но со всеми своими воспоминаниями включается в некоторое высшее сознание, в котором продолжает жить. Свидетельства, на которые ссылался Фехнер, могли бы показаться довольно сомнительным источником, если бы они не находили себе полного подтверждения в новейших наблюдениях
87
представителей экспериментальной психологии. Так, Бирвлит (Bibliotheque internationale de la psychologie experimentale, van Biervliet: «La memoire», 1893, p. 185) и Пиерон (Pieron: «Evolution de la memoire», 1910) указывают, что нередки случаи, когда в минуту внезапной смертельной опасности при сильном страхе (например, при утопании) происходит не ослабление, а внезапное усиление воспроизводящей памяти, и панорамически развертывается прошлое, начиная с раннего детства. Моя мать (англичанка), тяжело больная, за несколько месяцев до смерти однажды ночью спросонок встала с постели, пошла по комнате, упала и сильно ушиблась. Впоследствии она рассказывала мне, что в момент пробуждения после падения на ковер она вспомнила английские «nursery rimes»*, подобные нашим:
Раз-два — упала гора,
Три-четыре — прицепили,
Пять-шесть — кашу есть и т. д.
Three-four — open the door,
Five-six — lay the sticks,
Seven-eight — keep them straight… etc.
Это было ее первым воспоминанием детства, быть может, начало панорамического видения. Панорамическое видение прошлого в минуту смертельной опасности представляет не только психологический, но и общефилософский интерес, на что обратил впервые внимание Эггер в статье: «Le moi des mourants» (Revue philosophique, 1896, I, 26-28). Он приводит свидетельство одного швейцарского ученого (Гейма) о переживаниях туристов в горах в минуту падения, угрожающего смертью. Сам Гейм пережил подобное состояние и описывает его следующим образом: «Чтобы описать пережитое мною в течение нескольких секунд падения, мне пришлось бы вам рассказывать целый час. С необычайной точностью и ясностью передо мною проносились образы и мысли». Приведя далее некоторые мысли свои о средствах ослабить гибельную силу падения, он прибавляет: «Затем я обозрел все факты моего прошлого, проносившегося предо мною в виде неисчислимого количества образов». Ограничивая слово «все» добавлением «важнейшие», Эггер вполне принимает подлинность описываемого факта, что, однако, не дает ему повода придавать подобным явлениям метафизическое толкование в духе Фехнера.
Эггер описал панорамическое видение прошлого. Соллье (Revue philosophique, 1896) пробует дать ему психофизическое объяснение. По его мнению, здесь точнее было бы говорить не о реакции нашего «я» против смерти, но перед представлением об угрожающей смерти. При этом нужно принять во внимание различные случаи: 1) вызывается ли данное состояние воздействием преклонного возраста и прогрессирующего ослабления сил, 2) или влиянием продолжительной хронической болезни, 3) или неожиданным физиологическим нарушением равновесия, 4) или воздействием неожиданной случайности на совершенно здорового человека. При этом, сверх того, должно принять во внимание возраст, интеллигентность, эмотивность и степень развития чувства личности у наблюдаемого субъекта (son degre de personnalite). Соллье, как позднее и другие, отмечает, что в подобных случаях панорамический образ прошлого далеко не всегда возникает, а когда возникает, то в наблюден-
88
ном им случае вся картина прошлого рисуется в виде не развертывающейся панорамы, но в виде одновременной интуиции. Именно такое явление он наблюдал у одной дамы морфиноманки при наступлении обморочного состояния, угрожавшего смертью. Чувство блаженства, испытываемое в данном состоянии, сводится главным образом к потере осязательной и болевой чувствительности — последнее является причиной первого. В минуты, угрожающие наступлением смерти, наше внимание конвульсивно сосредоточивается на том, в чем мы видим источник опасности, и на нашем «я», и мы как бы перестаем чувствовать наш организм, напрягая в то же время зрение и слух. Тогда с особенной легкостью всплывают воспоминания, касающиеся самого существа нашей личности, в одном сложном образе.
Бирвлит в своей книге «La memoire» подтверждает описанное здесь явление. По его словам, Winslow и Rouillard приводят подобные же случаи гипермнезии при травматизме физическом или моральном, как выражается Бирвлит, — панорамическое видение прошлого при утопании и при лежании вдоль рельс под быстро мчащимся поездом, а также живые воспоминания 15-летнего мальчика об операции трепанации черепа, перенесенной на 4-м году, операции, о которой он ничего не помнил, но которая вспомнилась с мельчайшими подробностями обстановки в горячечном бреду.
Другое болезненное явление в области памяти — это парамнезия в форме так называемого «sensation du deja vu»*, когда в известный момент мне внезапно кажется, что все переживаемое мною уже «было когда-то, но только не помню когда». Это явление было давно подмечено художниками и тонко описано в ряде художественных произведений (Диккенс: «Давид Копперфильд», Л. Толстой: «Война и мир», А. Толстой: «По гребле неровной и тряской», Верлен: «Kaleidoscope», Лоти: «Roman d’un enfant» и т. д.). Вот как описывает это состояние Верлен в стихотворении «Калейдоскоп»:
Dans une rue au coeur d’une ville de reve
Ce sera comme quand ou a deja vecu
Un instant a la fois tres vague et tres aigue,
O, ce soleil parmi le brume qui se level
O, ce cri sur la mer, cette voix dans les bois!
Ce sera comme quand on ignore des causes,
Un lent reveil apres bien de metempsychoses
Les choses seront plus les memes que l’autrefoi.
Dans cette rue au coeur de la ville magique,
Ou les orgues moudront les gigues dans les soirs,
Ou des cafes auront des chats sur les dressoirs,
Et que traverseront des bandes de musique,
Ce sera si fatal, qu’on en croira mourir**.
89
Есть многочисленные попытки объяснить эту иллюзию психологически. Наиболее глубокой и остроумной попыткой является попытка Бергсона, но мы не будем здесь разбирать ее, а отметим только, что эта иллюзия связана с временным понижением нормального для
