из царства случая возникает разумное, мы встречаем у Ницше. Этот образ приходит в голову тогда, когда размышляешь о стихийности человеческого творчества. Оно как будто и разумно, и случайно. Человек как будто осуществляет цели, к которым предумышленно стремился, с другой стороны, кажется, что это процесс роковой и что его положительный результат проистекает от счастливой случайности. С одной стороны, человек употребляет в процессе творчества огромные усилия разумной воли, с другой стороны, оно осуществляется с какой-то непостижимой роковой легкостью. Это глубокое противоречие творческой воли обнаруживается очень ярко в разногласиях ученых, описывающих процесс художественного творчества. Одни полагают, что художник достигает разумно намеченной цели, другие, что этой цели он не сознает. В то время как Вундт пишет: «Истинный художник никогда не может указать, какую цель он имеет в виду при создании определенного творения», Георг Гирт требует, чтобы художник при своей внутренней работе имел в виду ясно поставленную цель (см. Мейман: «Введение в современную эстетику», стр. 108-109*. Эта двойственность в «Мейстерзингерах» прекрасно выражена Вагнером в словах Ганса Закса о песне Вальтера:
Lenzes Gebot,
Die susse Noth.
Die legten’s ihm in die Brust,
Nun sang er, wie er musst,
Und wie er musst, so konnt er’s,
Das merk ich ganz besonders!**
212
Это удивительное сочетание, по-видимому, несоответственных начал имеет место во всех родах творчества. И в философии, как чудно сплетаются в творце культура произвольного усилия разума, Spontaneitat der Vernunft* Канта, и стремление отдаться сладкому року (Die susse Noth Вагнера — amor fati** Ницше).
Чтобы уяснить себе роль случайных пробований в процессе творчества, надо перечислить все указанные нами выше факторы, взаимодействие коих суживает сферу случайного в процессе изобретения: 1) Биологическое расширение поля творческой деятельности — аккумуляции первичных наклонностей, благоприятствующих образованию сложного комплекса подобных наклонностей, пригодного для данного рода творчества, путем наследственности. 2) Социологическое расширение поля творческой деятельности — культурный уровень эпохи, влияние круга чтения, школы, экономических и политических условий. На этой почве в индивидуальном сознании изобретателя уже складывается при непрестанном участии все более и более проясняющейся разумной деятельности сознания психофизическая подготовка мозга и сознания в виде аккумуляции организованного запаса знаний, аффективной чуткости и координации двигательных процессов. Только на этой почве вступают в свои права изобретательность, ловкость и проницательность. Таким образом, пробование, нащупывание, имеющие, разумеется, место и в этой подготовительной работе в самом процессе изобретения, осуществляются не на tabula rasa сознания, вероятность счастливой догадки чрезвычайно повышается всеми этими подготовительными процессами. Эти пробования под контролем разума осуществляются в творческой работе по разным направлениям в различных, так сказать, полях испытания, между которыми, опять же под верховным контролем мышления, существует непрестанная корреляция.
1. Комбинаторика фактов. Чем большим запасом организованных фактических знаний располагает ученый или философ, тем более ему приходится в данной области работы при исследовании причинной или вообще законосообразной связи выбирать для экспериментирования; в этом выборе, разумеется, играют роль его знания, но он не может обойтись и без пробований. Так поступает всякий экспериментатор, в том числе и философы (Декарт, Лейбниц, Кант, Спенсер). Так, например, Фарадею, «чтобы напасть на те условия опыта, при которых предположенная догадка или идея, как выражается сам Фарадей, могла быть оправдана опытным путем, ему приходилось проделывать сотни и даже тысячи неудачных опытов» («Фарадей», биография Абрамова).
2. Комбинаторика мыслей. В области мышления точно так же в виде того, что Мах называл Gedankenexperimentum***, происходит у ученого и философа непрестанное пробование. Иногда та же мысль фигурирует в одном периоде философского развития в качестве аргумента в пользу одной точки зрения, а в другой период, когда взгляды философа глубоко изменились, та же идея служит обоснованием для диаметрально противоположного толкования. Очевидно, мысль двигалась ощупью, и неудачный умственный эксперимент побудил к его возобновлению в другой обстановке. Так, Кант в докритический период творчества усматривал в несовпадении симметричных фигур свидетельство в пользу трансцендентной реальности пространства, а в критический период то же
213
несовпадение симметричных фигур приводится им как аргумент в защиту трансцендентной идеальности пространства.
3. Комбинаторика точек зрения. У художников она выражается
в пробованиях относительно идеальной перевоплощаемости в своих мыслен
ных героев, относительно их характеров и ситуаций. «Война и мир» Толстого
возникла «как бы случайно». 17 ноября 1864 г. Толстой пишет: «Вы не можете
себе представить, как мучительна эта предварительная работа глубокой
пахоты того поля, на котором я принужден сеять; обдумать и передумать все,
что может случиться со всеми будущими людьми предстоящего сочинения,
и обдумать миллионы возможных сочетаний, для того чтобы выбрать из них
0,000001-ную, ужасно трудно, и этим я занят». Художники иногда играют
в карты, загадывая на судьбу героев своих будущих произведений: «Играя
в пасьянс вечером, он всегда почти что-нибудь загадывал о своем будущем
романе» (Бирюков. Биография Л. Н. Толстого, ч. II). Совершенно такой же
факт сообщает в «Revue philosophique» (1913 г., статья о «механизме
творческого воображения») Костылев о Виллье де Лилль Адане. Здесь
в буквальном смысле слова «воображенье свой пестрый мечет фараон».
У философа и ученого такая комбинаторика имеет место, когда он мысленно
становится на другую точку зрения, например в полемике, при сочинении
диалога, главным же образом такие пробования в перевоплощаемости
наблюдаются в последовательных периодах развития философа. Кант был
сначала вольфианцем, потом ньютонианцем, потом поддался влиянию
Юма, потом (после опубликования «Nouveaux Essays» Лейбница в 1765 г.)
вернулся в диссертации «De mundi sensibilis atque intelligibilis forma etc.»*
к догматизму, и лишь в письме к Герцу 1772 г. видна окончательная
решимость порвать с догматизмом.
4. Наконец, комбинаторика форм выражения, пробование в области
стиля и вообще борьба со словом, стремление выработать ясную и отчет
ливую терминологию для передачи своих совершенно новых мыслей,
для которых нередко не существует подходящих терминов. Последнее
сочинение Канта «Uebergang von der Metaphysik der Natur zur Physik»**
дает нам возможность видеть, какая масса попыток делается филосо
фом, чтобы подыскать подходящее выражение для мысли, которое
постепенно выявляется, как и сама мысль.
Таким образом, в творческом духе ученого и философа могут взаимодействовать четыре различные сферы или поля испытаний — под непрестанным контролем мысли. Совокупность всех этих взаимодействующих процессов настолько сложна, что было бы совершенно непостижимым, как может единое внимание так быстро перемещаться, ибо бывают случаи в творческой работе, когда пользование четырьмя полями испытания зараз является необходимым. Здесь происходит нечто подобное тому, когда очень сильный шахматист играет сразу четыре партии без доски «вслепую» или когда в минуту опасности столкновения капитан корабля должен проявить самообладание, давая сразу нужные распоряжения в трюм, матросам, наблюдая за туманной далью и справляясь с нужными инструментами. Без признания огромной роли в данном случае чуткости, проницательности и чувства целостной концепции, о которых я подробно говорил, тут немыслимо было бы получить желаемый результат. Механизм координации нескольких полей пробования
214
может пояснить пример из Бергсона, который имеется в его замечательной статье «Интеллектуальное усилие». Шахматисты второго сорта, играя вслепую, при каждом ходе представляют себе всю доску с фигурами в известном расположении, которое изменяется при каждом новом ходе. Но шахматисты первоклассные, играя на четырех досках заглазно, не представляют себе ни одной доски, но чувствуют расположение всех фигур при каждом ходе в форме какого-то эмоционального подголоска, играющего роль символа, замещающего восприятие доски. Чтобы определить, какими качествами должен обладать капитан корабля, который должен владеть собою в минуту опасности, разделяя работу мысли и активность внимания между несколькими сферами испытаний, Гуго Мюнстерберг придумал следующий опыт. Дают испытуемому 24 карточки, из которых на каждой напечатано в совершенном беспорядке 48 гласных — 4 ряда по 12 прописных букв А, Е, О, U:
Испытуемый должен в наикратчайший срок растасовать карты так, чтобы в одной из четырех полученных пачек преобладало А, в другой — Е, в третьей — О и в четвертой — U. Время, затраченное на опыт, измеряется хронометром. Оказывается, что для одних это занятие крайне мучительно, и они затрачивают на него много времени, причем даже когда они делали мало ошибок, их внимание до того парализовалось постоянными колебаниями, что они не испытывали уверенности в успехе. Другие действуют быстро и самоуверенно, но совершенно неудачно. Но есть группа лиц, которые производят этот опыт не только сравнительно быстро, но и с незначительным числом ошибок; характерно при этом, что самый эксперимент представляется им в большинстве случаев приятным и интересным умственным занятием. Здесь во всех случаях испытуемый следует общему впечатлению, которое он получает от множества букв. Возможность тайного подсчета исключена требованием наикратчайшего срока для выполнения задачи («Психология и экономическая жизнь», 1912, глава «Опыты с мореплаванием»). Наблюдение Бергсона и эксперименты Мюнстерберга крайне поучительны для понимания того магического, сказочного впечатления, которое производит творческий процесс. Творчество есть причудливое сочетание упорного труда и свободной непринужденной игры. Философ, подобно ребенку, с которым сравнивал Гераклит вечность, «пешками играет в войну». «Мы воображаем Платона и Аристотеля, — говорит Паскаль, — в длинных платьях педантов, а они были просто честными людьми (honnetes gens), и, как и другие, смеясь в кругу своих друзей, когда им вздумалось написать «Законы» и «Политику», они сделали это играючи». А Лейбниц в письме к Pfaff’y по поводу его «Теодицеи» пишет: «Et miror neminem hactenus fuisse, qui lusum nunc meum senserit»* (письмо 12 мая 1706 г.). В другом месте он пишет: «Neque enim philosophorum est rem semper serio agere, qui in fingendis hypothesibus, uti bene mones, ingenii sui vires experiuntur»** (Acta Eruditorum, март, 1728 г. Обе цитаты из книги Оlle-Laprune: «Les philosophes»). С другой стороны, бросается в глаза тот
215
напряженный труд, который привходит во все фазы творческой деятельности, труд, без которого вся эта свободная игра была бы совершенно бесплодной. Кроме игры и труда нужно еще отметить то, что можно было бы назвать творческим досугом. Мыслитель «одержим», как и художник, занимающей его идеей, и в смутно-сознательной форме творческий процесс продолжается и в перерывы от работы, вплетаясь незаметным образом в самые разнообразные состояния и бодрствования, и сна. Возможность замещать операции мышления продуктами аффективной чуткости, проницательности и чувством целостной концепции дает возможность экономизиро-вать силы. Без помощи описанных операций, которые называют иногда «интуитивным мышлением»(см. проф. А. И. Введенский: «Психология без всякой метафизики», где имеется превосходная глава по этому вопросу), сложность творческой деятельности представляла бы человеку непреодолимые препятствия для достижения желанной цели. Термин «интуитивное мышление» мне не нравится, так как расплывчатость термина интуиция дает повод к постоянным недоразумениям, и потому лучше везде избегать его, сохраняя за ним исключительно значение сверхрационального, мистического постижения истинно сущего, т. е. то значение историко-философское, а не психологическое, которым определяется сущность мистицизма или интуитивизма. Интуиция есть термин, пригодный не для обозначения определенного психического состояния или рода познания, чувствования или воли, но для определенного притязания известной группы мыслителей на особый способ постижения истинно
