ее» (см.: Джон Бигелоу. «Тайна сна», 1904, пер. Г. Парадовской с англ., с предисловием академика И. Р. Тарханова, стр. 15-16).
Невропатолог и психиатр академик В. М. Бехтерев любезно сообщил мне, что ему случалось наблюдать на себе появление внезапных счастливых догадок во сне или утром тотчас по пробуждении и что при этом существенную роль играла исключительная концентрация внимания на изучаемой проблеме перед сном.
Антропогеография
П. П. Семенов-Тянь-Шаньский любезно сообщил мне следующее: «В 1897 г. я занимался разработкой данных первой всеобщей переписи. Желание их популяризировать, с одной стороны, материальная нужда — с другой и некоторые дополнения к новому немецкому изданию Бэдекера по России, в которых я помогал отцу, — с третьей послужили к созданию мною плана многотомного издания «Россия — полное географическое описание», которое и стало осуществляться с 1898 г. В то время я окончательно убедился, что добросовестно трудиться над научной разработкой переписи в тогдашних черносотенно-бюрократических условиях Министерства внутренних дел, где я служил, совершенно немыслимо, я стал «глядеть в лес». Весной 1900 г. я имел несчастье потерять моего первенца от не распознанной вовремя скарлатины. Возлагая значительную долю вины на себя лично, я летом 1900 г. находился в крайне удрученном состоянии (по случаю смерти сына). К осени открылась возможность перейти на службу в Министерство финансов. Здесь в мое распоряжение был передан огромный сырой статистический материал промыслового обложения по каждому торговому и промышленному предприятию в отдельности, и мне была предоставлена carte blanche на производство над этим материалом, какую найду нужной, научной работы. Ознакомившись с материалом, я решил произвести по нему подробное территориальное описание торговли и промышленности России с группировкой его по естественным волостным районам взамен искусственных губернских и уездных, обычно разбивающих своими границами экономическую жизнь в несоответствии с действительностью, и выделить при этом все значительные торгово-промышленные пункты. Мозаика была чрезвычайно сложная. Прежде всего требовалось разгруппировать торговые и промышленные специальности в возможно меньшее число легко обозримых групп. Разбирая материал в тесном помещении, я нашел, что раскладывать его на столе неудобно и недостаточно, притом обозрительно. Нужно было подумать об уменьшении площади раскладки. У меня стояла коротенькая этажерка с 4-мя полками. Стал раскладывать на ней во всех 4-х этажах, чем достиг порядочного уменьшения площади раскладки. На каждой полке помещалось по две стопки материала, в общем на этажерке 8 стопок. Отсюда у меня возникла классификация всех отраслей торговли на 8 групп и всех видов промышленности также на 8 групп, сведенная впоследствии за выбросом одной промышленной и одной торговой групп (перевозочной и посред-
232
нической) к 7 торговым и 7 промышленным типам. Думая о том, как изобразить картографически всю сложную мозаику торговли и промышленности России на одном листе, я невольно уподоблял их проявления и единицы уличной толпе, среди которой проходил по Невскому; отсюда, с одной стороны, возникала мысль построить карту торговли и промышленности по принципу карт густоты населения (т. е. по величине торгово-промышленного оборота, приходящегося на одного жителя, подобно тому как карты плотности населения изображают количество жителей, приходящееся на квадратную единицу пространства), а с другой, невольно глядя на пуговицы прохожих, я пришел к заключению, что на той же карте можно изобразить и значение отдельных торгово-промышленных пунктов в виде различной величины кружков, увеличивающихся пропорционально сумме их торгово-промышленного оборота. Когда подобного рода схема стала предо мною во всей своей стройности, я впервые после своего длительного удрученного состояния испытал какое-то неизъяснимое блаженное состояние, и мне казалось, что все прохожие мне сочувствуют. В результате получились статистико-географический труд и карты, построенные на совершенно новых принципах. Толчок к новому творчеству был дан, и вскоре я, увлекавшийся стройностью таблиц периодической системы Менделеева и почвенной классификации проф. Сибирцева, составил свою таблицу элементов, составляющих Европейскую Россию, таблицу, использованную мною лишь в 1915 г. в труде «Типы местностей». Тогда же зародились в моей голове и были записаны и все остальные антропогеографические идеи, вошедшие впоследствии в 1915 г. во вступительную часть моей работы «О могущественном территориальном владении». Почвенная классификация Сибирцева с ее зональными и азональными циклами почв натолкнула меня на мысль о зональности и азональности торгово-промышленных полос, высказанную мною в введении к труду «Торговля и промышленность России по волостным районам». В 1908 г. я заболел базедовой болезнью, сопровождавшейся крайне учащенным сердцебиением с перебоями, полной нечувствительностью к холоду (мне было всегда жарко), беспричинным страхом и обидчивостью, полным исхуданием, сильной жаждой деятельности и движения и необыкновенной обостренностью памяти и быстротой сообразительности. В санатории для нервных больных под Берлином, где я лечился, мне строжайше было запрещено заниматься. Сон у меня был хороший, но нередко я просыпался точно от какого-то толчка, зажигал свечку и тайком занимался, написав за это время свой труд «Город и деревня в Европейской России», все основные идеи которого пришли мне ночью в полусне. В 1909 г., несколько подлечившись от базедовой болезни, я проводил лето в Райволе в Финляндии. Я ходил за грибами, росшими знакомыми мне группами в определенных местах леса. Однажды, возвращаясь с такой прогулки, я набрел на мысль, что ведь и характерные физико-географические элементы России распределяются, подобно грибам, в известном закономерном порядке, и, вернувшись домой, несмотря на усталость, тотчас же набросал на бланковой карте схематически это распределение, легшее затем в основу выпущенного мною в 1915 г. труда «Типы местностей». В 1913 г., задумавшись однажды над вопросом о формулировке сути географи-
233
ческой науки и чувствуя, что как самостоятельная дисциплина она должна заниматься не изучением природы самих географических предметов, составляющих область других наук — геологии, метеорологии, физики, химии, антропологии и т. д., а законов их пространственных взаимоотношений, и, во-вторых, иметь при этом строгие внутренние связи и представлять замкнутую фигуру, я при этом неожиданно вспомнил: 1) формулу бензола и 2) геометрическую задачу об исчерпывающем соединении прямыми линиями. Таким образом, возникла моя шестиугольная геометрическая схема географической науки с пятнадцатью внутренними связями, которую я нарочно вписал в круг, очертив этим круг географии. Определение и схемы повторены мною и в краткой заметке «Что такое география».
Статистика
Профессор В. В. Степанов сообщил мне, что идея подвижных диаграмм пришла ему в голову утром, тотчас по пробуждении.
Политическая экономия, социология и история
Генри Джорджу основная идея его социальной реформы пришла в голову на свежем воздухе, на лоне природы во время прогулки.
Шарль Фурье, вспоминая об анекдоте про яблоко Ньютона (он верит в подлинность анекдота), рассказывает, что яблоко сыграло роль и в той внезапной догадке, которая привела его к учению о сериях и группах. Однажды, обедая с кем-то в ресторане, он заметил, что его приятелю поставили на счет 14 су за яблоко, каких сотня стоила столько же в другом месте. Это различие цен в двух местах того же климата, как молния, осветило ему недостатки современного торгово-промышленного механизма, побудило его к изучению этого вопроса и привело к открытию системы групп и серий. Затем Фурье вспоминает, что яблоко сыграло также важную роль в судьбе Адама и Париса. «Разве эти четыре яблока не заслуживают особого места в истории?» — прибавляет он (см. Свентоховский: «История утопий», 1910, стр. 173-174).
Тард. «В течение нескольких часов ходьбы и размышлений я иногда останавливался, присаживался у подножия дерева, чтобы сделать кое-какие заметки карандашом, и набрасывал остов того, что впоследствии стало первой главой моих «Законов подражания», озаглавленной «Всеобщее повторение». Короче говоря, в это мгновение в моем сознании произошла встреча, которая легко находит себе объяснение в чтении и размышлении в предшествующие дни: немного раньше я читал одну статью, доказывавшую, что в основе всех физических явлений, которые достаточно удалось уяснить, открываются волны. И, занимаясь ботаникой, занимаясь немного общей биологией, я ясно увидел, что живой индивидуум представляет в известном смысле сложную волну, разложимую на более простые живые волны. Я подумал об обобщении Даренном закона Мальтуса, о тенденции каждого живущего вида к неоп-
234
ределенному прогрессированию путем генерализации (?), и я подметил, что этот закон имеет в себе некоторую аналогию с законом, по которому теплота, свет, а также и звук, словом, волнообразные явления, имеют тенденцию излучаться сферически» (Paulhan: «Psychologie de l’Invention»).
Джиббон (Гиббон) рассказывает, что однажды, когда он сидел среди развалин в Капитолии летним вечером, во время пения монахов в соседнем храме, в его голове зародилась концепция его истории Рима. .
О Фюстель-де-Куланже его биограф Гиро («Фюстель-де-Куланж», 1898, русский перевод, стр. 64) пишет: «Он одарен был всею силою интуиции, необходимой при изучении такой исторической эпохи, о которой мы имеем лишь самые неопределенные, смутные и противоречивые сведения и которые заставляют нас постоянно догадываться, ничего не вымышляя».
А. Ланг. «Я сам однажды, занимаясь изучением рукописей, касающихся Стюартов в изгнании, был заинтригован тем обстоятельством, что бумага, на которой писали письма принц Чарльз и король, была как будто обожжена немного, а чернила имели какой-то особенный вид. Однажды утром, проснувшись, я сразу угадал истину. При писании этих писем пользовались симпатическими чернилами, а бумагу держали над огнем или погружали в кислоту. По всей вероятности, я додумался до этого во сне, и если бы я при этом грезил, то мой дух, быть может, драматизировал бы эту идею, и мне привиделся бы и Эдгар, секретарь короля, сообщающий мне эту идею».
Филология
Бодуэн-де-Куртене. Знаменитый польский сравнительный языковед, когда писал свою первую работу, был уже близок к ее окончательным результатам. И вот однажды он их получил во сне и тотчас по пробуждении написал завершающее его статью резюме.
Вернер открыл свой закон также во время сна.
Гротефенд, прочитавший впервые клинопись, был по образованию не ориенталист, не филолог, а историк. Он подошел к задаче со стороны истории и археологии и отгадал ее решение, затем уже проверил гениальную догадку и дал ученому миру желанный ключ. В его распоряжении были следующие установленные до него данные: 1) начертание буквы а, которая была угадана Перроном как наиболее часто встречающаяся гласная в персидском и санскритском языках; 2) словораздель-ный знак; 3) порядок письма слов направо. Из исторических данных, известных ему, была одна: персепольские дворцы построены царями персидскими Ахеменидами; затем он a priori строит предположение: надпись содержит имена и титулы на трех главных языках, на которых говорили подвластные им народы. Простейшие надписи, занимающие почетное место сверху или справа, — персидские титулы персидских царей, известных из греческих историков: «Великий царь» и «Царь царей». Гротефенд заметил часто повторяющийся комплекс знаков, скажем А В С D E F G, иногда два раза подряд, но с изменением;
235
ABCDEFG — ABCDEKZ. Он предположил здесь изменение падежа и решил,