психологии. Вот яркие примеры: 1) Воля к власти, как стихийный инстинкт природы, есть биологическая выдумка Ницше’. Такого биологического явления, чтобы животное стремилось беспредельно расширять свою власть (понятие человеческое, слишком человеческое!), истребляя con amore* себе подобных, — такого явления нет. Это просто скверный отголосок немецкого юнкерства. «Если бы было доказано, — писал Дарвин, — что в каком-нибудь отношении один вид сформирован так, чтобы истребление другого вида служило бы целью для существования первого, то подобное допущение разрушило бы мою теорию» (Hachet Souple: «Genese des instinctes». 1912, p. 244). 2) Монархический инстинкт народов, по мнению Ницше, ослабляется французскими революционными идеями; он по этому поводу говорит о романской плоскости мысли, лишенной всякого метафизического полета (sic!) (см. книгу Галеви: «Фр. Ницше»). 3) Инстинкт разрушения; о таковом мне не раз случалось читать; например, он упоминается в книге Куклярского «Осужденный мир». 4) Инстинкт борьбы, борьбы не за существование, но борьбы an und fur sich**. Его выдумал педагог Лай в своей «Экспериментальной дидактике». Можно сказать по этому поводу, что животное или человек при подобных взглядах характеризуется так, что дурные стороны испорченных людей оправдываются ссылкой на несуществующие инстинкты.
Инстинкты обыкновенно определяются как целесообразные действия, выполняемые животным или человеком без предвидения цели в силу известной развившейся естественным путем деятельности механизма нервной системы. С одной стороны — это сложные рефлексы, с другой стороны — первичные страсти. Образование привычек, отчасти руководимое сознательным вмешательством умственной работы, производит в инстинктах глубокое изменение как в сторону деградации, так и в сторону облагорожения. Инстинкты не только изменяются, но и преображаются у человека в аффективные наклонности высшего порядка. Происходит это путем процесса психического замещения (substitution psychique, Полан) или переноса чувств с одной группы представлений на другую, того, что Рибо называет transfert. Этот важный принцип, вероятно, давно уже был высказан в психологии. По крайней мере, самый термин перенос чувств я нахожу уже у Тетенса (см. Neudrucke seltener philos. Werke, В. IV, Tetens: «Philosophische Versuche». Erster Band, S. 233. Издание Kantgesellschaft, 1913), ссылающегося в свою очередь на англичанина Search’a и на Гарве (статья «Ueber Neigungen»). Это Uebertragung иллюстрируется Тетенсом, по примеру предшественников, на скупости. Страсть к удовлетворению чувственных потребностей переносится на средства к их удовлетворению — на деньги. В настоящее время де-Фюрзак, следуя той же идее, дает подробный психологический анализ
1 Об этом см. книгу Фуйлье «Ницше и имморализм».
263
скупости, между прочим разбирая и тип Плюшкина (см.: Revue Philosophique, 1906). Подобное замещение или перенос может совершаться в весьма различных направлениях. 1) Со сходного представления на сходное. Объектом первого любовного увлечения Декарта была слегка косившая девушка, и впоследствии он увлекался косоглазыми. Тургеневский Маркелов влюбился в барышню, которая внезапно вышла замуж за немца и за адъютанта, и Маркелов возненавидел немцев и адъютантов вообще. 2) От смежного на смежное, — что мы наблюдаем в культе мощей и ценности сувениров и т. п. Термины перенос, замещение непригодны потому, что они слишком механичны. Лучше говорить о преображении первичных инстинктов в страсти или вторичные инстинкты. Когда известное чувствование «переносится» на другое представление, то этот процесс сопровождается качественной метаморфозой в самой аффективной наклонности. Перенос совершается не с единичного представления на единичное представление, но с типического образа или даже с целой системы понятий на другой типический образ или систему понятий. Сменяются типические чувства ценности, и параллельно сменяются суждения оценки, образ мыслей, «идеология» человека. В последующем изложении я имею в виду поставить в связь строительство научной или философской системы мысли с процессом преображения более элементарных аффективных наклонностей в высшие формы умственной деятельности или, точнее, ее аффективной стороны. Для этой цели я имею в виду предложить следующую классификацию главнейших аффективных наклонностей, которые сами по себе уже не имеют у человека совершенно слепого характера инстинкта. Я разделяю первичные наклонности на три группы.
I. Наклонности аппетитивного или рецептивного характера. Сюда
относятся любопытство, коллекционерская наклонность и общитель
ность.
II. Наклонности репульсивные: самосохранение и самозащита (страх
и гнев).
III. Наклонности конструктивного характера: половое влечение, архи
тектоническая наклонность и наклонность к социальной организации. Эти
последние наклонности тесно примыкают к первой аппетитивной группе,
но они связаны с созиданием новых организмов, продуктов индустрии
и простейших форм общежития. Вот почему я называю их конструктив
ными. Порядок их рассмотрения не имеет никакого отношения к хроно
логическому порядку их проявления и развития. Они находятся в тесней
шем непрестанном органическом взаимодействии.
XXVII. Любопытство
Было бы ошибочно думать, что единственным его источником является страх. Любопытство есть состояние ожидания, антиципация нового впечатления, в нем кроется возможность и аппетитивной, и репульсив-ной реакции. Есть удивление-страх и удивление-радость, и сейчас мы будем говорить лишь о последней разновидности. Любопытство, наблюдаемое, как указывал уже Дарвин, у животных и у детей, имеет
264
своим источником как самосохранение (в известной мере оно полезно в процессе приспособляемости к условиям среды), так и то, что Дюринг называет Functionsbedurfniss — потребность в функционировании. Организм живого существа не пассивный воспреемник раздражений, но в нем имеется неудержимая потребность в обновлении привлекательных впечатлений, наряду со страхом к новому — неофобии, о которой речь будет ниже. В стремлении к обновлению впечатлений лежит корень любопытства, которое нередко притом является смешанным чувством слабого страха с фасцинирующим действием новизны. Любопытство может быть источником чувственного развлечения или пытливости духа. Первая форма отличается следующими признаками: 1) Она нуждается в сильных и разнообразных раздражителях. Любовь к пище, к развлекающим, не требующим никакого напряжения мысли зрелищам, беллетристике «с перчиком, с провансальчиком», по выражению Куприна, тяга к тому, что Р. Бервальд называет prickelnde Gefuhle, пикантные чувствования (см. интересную работу «Die psychologische Factoren der modernen Zeitgeistes», Richard Baerwald), к сенсационному кинематографу, к театру гиньоль и т. п. 2) Она часто бывает направлена на исключительное, редкое, т. е. представляющееся таким зрителю: великаны, карлики, девушки — сросшиеся близнецы, из которых одна мать ребенка, человек-рыба, гуттаперчевый мальчик, и т. д. 3) Она имеет чувственно-конкретный характер, щекоча чувственную впечатлительность, но не пробуждая мысли. 4) Она не требует героических жертв, хотя может превратиться в неудержимую страсть, способную побудить человека к отчаянно смелым и опасным действиям. 5) Когда она проявляется не у примитивной натуры, но на почве пресыщения и истощения, она может проявляться в тяге к утонченным извращениям. Любознательность в противоположность любопытству связана с развитием известных чувств ценности морального, религиозного, эстетического, политического или научного порядка. Но любознательность-пытливость вырастает именно из любопытства-развлечения. В детских народных играх она проявляется всего ярче в интересе к загадкам. Загадки, имеющие отчасти свои корни в примитивной религии — вспомним сказания о Сфинксе, — утратив свой первоначальный религиозный смысл, представляют забаву. Но загадка-забава есть антиципация загадки-проблемы. Научная и философская любознательность, как сказано, весьма часто является преображением любопытства-развлечения. Весьма характерно, что дети, приступающие к изучению физики, как указывает Н. С. Дрентельн, считают эксперименты «фокусами». Между тем на почве интереса к азартным играм возникла теория вероятностей; задача трех мостов, занимавшая в XVIII в. кенигсбергских жителей, сделалась отправным пунктом для Эйлера при создании геометрии положения. Любитель цирка, интересующийся дрессировкой животных, может стать горячим исследователем психики животных. Гаше-Супле рассказывает, что по учреждении в Париже в 1895 г. Зоопедического института научная разработка психологии животных серьезно увлекла многих спортсменов и дрессировщиков животных. Научная любознательность отличается от любопытства следующими признаками: 1) Она предполагает в человеке наличность чисто интеллектуального интереса, практическое бескорыстие. В «Archiv fur
265
Geschichte der Philosophie» было опубликовано письмо Канта к родителям одного слепорожденного мальчика, которому предстояла глазная операция. Кант предлагает им взять на свой счет операцию и лечение мальчика с условием, чтобы он имел сведения о ходе процесса развития зрительного восприятия у оперированного ребенка. Если вспомнить, что письмо написано вскоре после появления в свет «Критики» (1781), где изложено учение об априорности пространства, то нам станет понятным величайший интерес Канта к новому решению проблемы Molyneux, на которую Лейбниц и Локк ответили диаметрально противоположно (будет ли в состоянии оперированный слепорожденный, не прикасаясь к модели куба и шара, определить их форму?). 2) Любознательность сверхличной природы — она направлена на типически индивидуальное и на общее, а не на единичное, как таковое, и потому в основе ее лежит чувство значимости данного явления для познания, специфическая обостренность внимания. Мы видели, что такая деталь, не интересная для обывателя, как-то, что все млекопитающие имеют семь шейных позвонков, глубоко поражает Спенсера. 3) Она направлена, особенно у философа, не на то, что бьет в глаза исключительностью, но на самые обыкновенные явления, вроде пространства, времени, числа, на мелкие, якобы «пустые» детали явлений. В исключительных явлениях, как мы видели при анализе метода остатков, она ищет ключа к постижению общего правила. 4) Она по природе неутолима, она не знает пресыщения, ей не знакомо nil admirari*, она есть постоянно нарастающая страсть. Этот «поздний жар» в истинно любознательном человеке никогда «не остынет и с жизнью лишь его покинет». 5) Она героична; ученый и философ могут подвергать себя ради нее величайшим лишениям или самым опасным экспериментам. Так, например, как сообщает Frazer, юный Беркли из интересов самонаблюдения повесился и был едва спасен от смерти. В любознательности играет роль не подталкивающий импульс удивления-страха, но притягивающий мотив удивления-восхищения. 6) Научная любознательность тесно связана со стремлением к проверке наблюдаемого. Она лежит не только в основе наблюдательности, но и эксперимента. 7) Философская бескорыстная пытливость отличается от научной не количественно (степенью общности), но качественно: а) она направлена на единство и связь предпосылок познания в познающем духе, b) на общие предпосылки суждений ценности — она есть общая теория ценностей, с) на проблему индивидуального: на макрокосм и на микрокосм в их взаимных отношениях и их первичных свойствах.
XXVIII. Коллекционерская наклонность
Инстинкт к собиранию запасов пищи животными, когда они не голодны, закапывание пищи в землю или прятание ее в дупло и т. п. представляются на первый взгляд загадочными. Гаше-Супле объясняет это явление тем, что он называет законом возвратной ассоциации (loi d’association tecurrente). Сначала животное ищет пищу лишь в минуту сильного голода F. Этому острому ощущению голода предшествовал ряд стадий самочувствия меньшего голода, скажем А, В, С, D, Е. При
266
повторении голода и новых поисков у него образуется привычная ассоциативная цепь, но импульс к исканию пищи в силу укорочения ассоциативной связи с его Bewusstseinslage может наступить уже не в момент F, но сначала в момент Е, потом, позднее, в момент D, пока, наконец, оно не станет делать запаса и тогда, когда оно не голодно. Здесь порядок ощущений от А до F благодаря привычке оказывается обратным: аффективный
