одна находится в деятеле, а другая в испытывающем действие.
Ф и л а л е т. Некоторые слова, выражающие как будто действие, означают лишь причину и следствие. Так, ; например, слова «сотворение» и «уничтожение» не содержат в себе никакой идеи действия или способа I осуществления, а только идеи причины и произведенной вещи.
Т е о ф и л. Признаюсь, что, думая о творении, мы не представляем себе некоторого способа действия, какой здесь не может даже иметь места. Но так как мы выражаем этим словом нечто большее, чем просто Бог и мир (так как мы думаем, что Бог есть причина, а мир — следствие, или же что Бог создал мир), то ясно, что мы все же думаем о действии.
Глава XXIII
О НАШИХ СЛОЖНЫХ ИДЕЯХ СУБСТАНЦИИ
§ 1. Ф и л а л е т. Дух замечает, что известное число простых идей всегда существует вместе. Предполагая, что они принадлежат одной и тон же вещи, мы обозначаем соединенные таким образом в одном субъекте идеи одним названием. Этим объясняется, что впоследствии мы склонны по неосмотрительности говорить о них как об одной простой идее, хотя в действительности это совокупность нескольких соединенных вместе идей.
Т е о ф и л. Я не вижу в общепринятых выражениях ничего такого, что следовало бы назвать неосмотрительностью; признание одного только субъекта н одной только идеи не означает признания одной только простой идеи.
Ф и л а л е т. Не представляя себе, чтобы эти простые идеи могли существовать сами по себе, мы приучаемся предполагать наличие чего-то, поддерживающего их (субстрат), па чем они покоятся и из чего происходят и что мы называем субстанцией.
Т е о ф и л. Я думаю, что люди правы, рассуждая та);, и нам остается только привыкнуть к этому и предположить ее, поскольку мы с самого начала мыслим несколько предикатов в одном и том же субъекте и метафорические слова носитель или субстрат ничего иного не означают.
Словом, я не вижу здесь никакой трудности. Наоборот, нам приходят на ум скорее конкретные термины, как.
==218
например, «ученый», «теплый», «блестящий», чем абстракции или качества (так как в субстанциальном объекте находятся качества, а не идеи), как, например, «теплота», «свет» н т. д., которые труднее понять. Можно даже сомневаться в том, являются ли эти акциденции подлинными вещами, ведь в действительности это чаще всего лишь отношения. Известно также, что наибольшие трудности при попытке анализа представляют абстракции, как это знают лица, знакомые со схоластическими тонкостями. Но здесь можно сразу покончить с самыми трудными вопросами, если решиться отбросить абстрактные вещи и пользоваться только конкретными терминами, не допуская в научных доказательствах никаких других слов, кроме терминов, означающих субстанциальные субъекты.
Таким образом, принимать качества или другие абстрактные термины за наиболее легкое, а конкретные термины — за нечто очень трудное, значит, если я осмелюсь так выразиться, noduin quarere in scirpo 180 и ставить вещи вверх ногами.
§ 2. Ф и л а л е т. Мы не имеем другого поняти о чистой субстанции вообще, кроме понятия о каком-то совершенно неизвестном субъекте, являющемся, как предполагают, подпоркой качеств. Мы выражаемся, как дети, которые, если их спросить о чем-нибудь, чего они не знают, что это такое, сейчас же дают вполне удовлетворительный, на их взгляд, ответ, что это что-то, — ответ, означающий, собственно, что они не знают, что это такое.
Т е о ф и л. Если в субстанции различать две вещи атрибуты, или предикаты, и общий субъект этих предикатов, то неудивительно, что мы не можем представить себе ничего конкретного в этом субъекте. Это неизбежно, поскольку мы уже выделили все атрибуты, в которых можно было бы представить себе какие-нибудь частности. Таким образом, искать в этом чистом субъекте вообще что-нибудь иное, кроме того, что нужно, чтобы представить себе, что это одна и та же вещь (например, вещь, которая понимает н которая хочет, котора представляет и которая рассуждает),- это значит требовать невозможного и противоречить своему собственному исходному пункту, состоящему в абстрагировании и отделении субъекта от его качеств или акциденций. Ту же самую мнимую трудность можно было бы найти и в понятии бытия, и вообще в самых ясных и первичных понятиях.
Действительно, можно было бы спросить у философов, что
==219
они представляют себе, говоря о чистом бытии вообще: поскольку в этом понятии исключены все частности, то о нем можно сказать так же мало, как и о чистой субстанции вообще. Таким образом, по-моему, не следует насмехаться над философами, как это делает наш автор, сравнивая их с тем индийским мудрецом, которого спросили, что поддерживает землю, и который ответил на это, что большой слон; а когда затем его спросили, что поддерживает слона, то он ответил, что большая черепаха, и, наконец, когда захотели узнать, на чем держитс черепаха, то он вынужден был сказать: «На чем-то, но я не знаю, на чем». Однако, сколь тощим ни кажется такое понимание субстанции, оно не столь пусто и бесплодно, как это думают. Из него вытекает ряд важнейших следствии, которые способны придать философии новый вид.
§ 4. Ф и л а л е т. У нас нет никакой ясной n;i’ ii субстанции вообще, и (§ 5) у нас есть столь же ясная иде духа, как и тела, так как идея телесной субстанции в материн столь же чужда нашим представлениям, как иде духовной субстанции. Это как в случае с тем молодым доктором права, которому на одном торжестве в ответ на его требование называть его доктором обоих прав заявили: «Вы, милостивый государь, правы, так как вы знаете ровно столько же в одном, как и в другом».
Т е о ф и л. Что касается меня, то, по-моему, это утверждение о нашем незнании имеет своим источником требование от нас такого знания, которого не допускает объект. Настоящий признак ясного и отчетливого поняти о каком-нибудь объекте — это возможность узнать о нем путем априорных доказательств много истин, как я это показал в рассуждении об истинах и идеях, помещенном в лейпцигских «Acta eruditorum» за 1684 г. 181
§ 12. Ф и л а л е т. Если бы наши чувства были достаточно остры, то чувственные качества, например желтый цвет золота, исчезли бы, и вместо этого мы видели бы некоторое достойное удивления расположение частиц.
Это убедительно показывают микроскопы. Наши нынешние знания соответствуют нашему теперешнему состоянию.
Совершенное знание окружающих нас вещей, быть может, не доступно ни одному конечному существу. Наших способностей достаточно, чтобы мы могли познать творца и узнать наши обязанности. Если бы наши чувства стали значительно острее, то такая перемена оказалась бы несовместимой с нашей природой.
==220
Т е о ф и л. Все это верно, и я уже сказал кое-что об этом выше. Однако желтый цвет не перестает быть реальностью, подобно радуге, и мы, очевидно, предназначены для какого-то состояния, значительно превосходящего теперешнее, и можем двигаться даже до бесконечности, так как в телесной природе не существует последних элементов.
Если бы существовали атомы, как это, по-видимому, полагает наш автор в другом месте своей книги, то совершенное знание тел не могло бы быть недоступным любому конечному существу. Впрочем, если бы некоторые цвета или качества исчезли для наших глаз, ставших лучше вооруженными или более острыми, то, очевидно, возникли бы другие качества и потребовалось бы новое усиление остроты наших чувств, чтобы заставить их тоже исчезнуть, и так далее до бесконечности, как это имеет место в действительности с актуальным делением материи.
§ 13. Ф и л а л е т. Я не знаю, не заключается ли одно из крупных преимуществ некоторых духов над нами в том, что они способны создавать себе такие органы ощущения, какие вполне соответствуют преследуемой ими в данном случае цели.
Т е о ф и л. Мы делаем то же самое, изготовляя себе микроскопы, но другие существа могут пойти дальше нас.
А если бы мы могли преобразовать наши глаза, что мы в некотором роде и делаем в действительности, когда желаем видеть вблизи или издали, то мы должны были бы иметь нечто более пригодное для нас, чем глаза, чтобы преобразовать их с помощью этого, потому что во всяком случае все должно совершаться механически, поскольку дух не может воздействовать непосредственно на тело.
Впрочем, я думаю также, что духи воспринимают вещи способом, близким к нашему, хотя бы даже они обладали забавным преимуществом, приписываемым фантазией Сирано 182 некоторым одушевленным существам, живущим на Солнце и состоящим из бесконечного множества маленьких крылатых существ, которые, перемещаясь по приказанию господствующей души, образуют всякого рода тела. Нет ничего столь чудесного, что не мог бы произвести механизм природы, и я думаю, что ученые отцы церкви были правы, приписывая ангелам тела.
§ 15. Ф и л а л е т. Идеи мышления и приведени в движение тел, которые мы находим в идее духа, могут быть представлены столь же ясно и отчетливо, как Идеи
==221
протяжения, плотности и подвижности, которые мы находим в материи.
Т е о ф и л. Я готов признать это по отношению к идее мышления, но не по отношению к идее приведени в движение тел, так как, согласно моей теории предустановленной гармонии, тела устроены так, что, будучи однажды приведены в движение, сами собой продолжают то, что требует действия духа. Эта гипотеза понятна, другая же — нет.
Ф и л а л е т. Каждый акт ощущения раскрывает перед нами как телесные вещи, так и духовные, поскольку, познавая посредством зрения и слуха, что вне меня имеетс нечто телесное, я в то же самое время знаю еще более достоверно, что внутри меня есть некоторое духовное существо, которое видит и слышит.
Т е о ф и л. Отлично сказано: действительно, существование духа более достоверно, чем существование чувственных предметов.
§ 19. Ф и л а л е т. Духи, как и тела, могут оказывать воздействие только там, где они находятся, и так как они в разное время действуют в разных местах, то можно приписывать перемещение всем конечным духам.
Т е о ф и л. Я думаю, что это правильно, так как место есть не что иное, как порядок сосуществующих [вещей].
Ф и л а л е т. Достаточно подумать об отделении души от тела после смерти, чтобы убедиться в движении души.
Т е о ф и л. Душа могла бы перестать действовать в данном видимом теле; а если бы она могла совершенно перестать мыслить, как это утверждает
