Далее, у растений часто с большим успехом удается скрещивание видов и даже изменения внутри одного и того же вида. Может быть, в какое-то время и в каком-нибудь месте вселенной виды животных более подвержены или были, или будут подвержены изменениям, чем в настоящее время у нас, и некоторые животные, похожие на кошку, как лев, тигр, рысь, вероятно, происходят от одной и той же породы, составляя в настоящее время как бы новые разновидности старого вида кошек. Таким образом, я все возвращаюсь к тому, что я уже не раз говорил, а именно что наши определения физических видов носят предварительный характер и соответствуют нашим знаниям.
==320
§ 24. Ф и л а л е т. Во всяком случае люди, производ свои деления видов, никогда не думали о субстанциальных формах, кроме разве тех лиц, которые, находясь в той же части света, что и мы, научились языку наших схоластов.
Т е о ф и л. С некоторого времени, кажется, термин «субстанциальные формы» стал одиозным для некоторых людей, и о нем стыдятся говорить. Тут действует, однако, скорее мода, чем разум. Схоластики некстати употребляли общее понятие, когда надо было объяснить частные явления, но это злоупотребление не меняет сути дела.
Вопрос о человеческой душе несколько смущает самоуверенность иных наших современных философов. Некоторые из них объявляют ее формой человека, но вместе с тем они настаивают на том, что она является единственной субстанциальной формой в известной нам природе. В таком духе высказывался об этом Декарт, и он разнес Региуса 290 за то, что тот оспаривал у души это качество субстанциальной формы и отрицал, что человек есть unum per se, существо, наделенное подлинным единством. Некоторые думают, что этот знаменитый ученый сделал это по политическим соображениям. Я несколько сомневаюсь в этом, так как я полагаю, что он был в этом отношении прав. Но нет никаких оснований приписывать это преимущество только человеку, как если бы природа была создана как попало. Есть основание думать, что существует бесконечное множество душ, или, выражаясь более общо, первоначальных энтелехий, имеющих нечто сходное с восприятием и влечением, и что все они являютс и продолжают всегда оставаться субстанциальными формами тел. Правда, существуют как будто виды, не являющиеся подлинными unum per se (т. е. телами, наделенными подлинным единством, или неделимой сущностью, составляющей весь их принцип действия), как не могут ими быть, например, мельница или часы. Таковы могли бы быть по своей природе соли, минералы и металлы, представляя простые скопления или массы, обладающие известной правильностью. Но тела и тех и других, т. е. и одушевленные тела, и неодушевленные массы, должны быть специфицированы по своему внутреннему строению, так как даже в тех, которые одушевлены, как душа, так и механизм сами по себе достаточны дл детерминирования, ибо они вполне гармонируют друг с другом, и хотя они не оказывают непосредственного влияния друг на друга, но они взаимно выражают друг
==321
друга, поскольку душа концентрирует в совершенном единстве все то, что тело рассеивает во множестве. Поэтому, когда дело идет о классификации видов, бесполезно спорить о субстанциальных формах, хотя по другим соображениям важно было бы знать, имеются ли они и каковы они, так как иначе мы были бы чужестранцами в интеллектуальном мире. Впрочем, греки и арабы рассуждали об этих формах не хуже европейцев, и если простолюдины не говорят о них, то они не говорят также ни об алгебре, ни о несоизмеримых величинах.
§ 25. Ф и л а л е т. Языки создались до наук, и невежественный, необразованный народ свел все вещи к нескольким видам.
Т е о ф и л. Верно, но ученые исправляют народные понятия. Пробирщики нашли точные способы, как различать и отделять металлы; ботаники необычайно обогатили учение о растениях, а опыты, проделанные над насекомыми, по-новому осветили наши знания о животных.
Тем не менее мы далеко еще не проделали и половины лежащего перед нами пути.
§ 26. Ф и л а л е т. Если бы виды были делом природы, то разные люди не могли бы понимать их столь различным образом: одному человек представляется двуногим, бесперым животным с большими ногтями; другой же после более тщательного исследования прибавит к этому разум. Однако многие люди судят о видах животных скорее по их внешнему виду, чем по происхождению. О некоторых человеческих плодах не раз спорили, нужно ли их сохранить и крестить, только в силу отличия их внешних очертаний от обычного строения детей и не задумываясь над вопросом, не одарены ли они разумом в такой же степени, как дети, созданные по другому образцу, из которых некоторые, несмотря на свои нормальный вид, во всю свою жизнь не обнаруживают даже такого разума, какой можно найти у слона и обезьяны, и никогда не подают признаков деятельности разумной души. Отсюда очевидно, что в указанных случаях за сущность человеческого вида принимали одну недостававшую внешнюю форму, а не способность разума, о которой никто не знал, будет ли она отсутствовать в надлежащее время или нет.
Ученые богословы и правоведы должны в таких случаях отказаться от своего священного определения «разумного живого существа» и заменить его какой-нибудь другой сущностью человеческого вида. Менаж (ср. Menagiana, т. 1,
==322
р. 278, голландское издание 1694 г.) приводит по этому поводу заслуживающий внимания пример относительно некоего аббата из Сен-Мартенского монастыря: «Когда этот аббат Сен-Мартенского монастыря родился, он по своему виду был так мало похож на человека, что его скорее считали уродом. Некоторое время колебались, крестить его или нет. Тем не менее его окрестили и объявили человеком условно, т. е. пока время не покажет, что из него выйдет. Он был так безобразен по природе, что его всю жизнь называли «аббат-образина» (I’abbe Malotru). Он был из Кана». Вот ребенок, которого чуть не исключили из человеческого вида только за его внешность. Он едва спасся от гибели, и нет сомнения, что внешность еще более уродливая погубила бы его как существо, которое не может быть признано человеком. Однако нельзя было бы усмотреть никаких оснований, почему в нем не могла пребывать разумная душа, если бы даже черты его лица были еще более безобразны; почему несколько более длинное лицо, более плоский нос, более широкий рот не могли бы совмещаться, подобно остальным чертам его дурной наружности, с такой душой и такими качествами, которые позволили ему при всем его уродстве стать духовным лицом.
Т е о ф и л. До сих пор еще не найдено разумного живого существа, которое очень сильно отличалось бы от нас по своему внешнему виду; вот почему, если дело шло о том, чтобы крестить ребенка, то всегда происхождение и наружность только служили признаками для определени того, является ли он разумным живым существом или нет. Поэтому богословам и правоведам никогда не надо было из-за этого отклоняться от свято чтимого ими определения.
§ 27. Ф и л а л е т. Но если бы урод, упоминаемый Лицети 291 (кн. 1, гл. III), с головой человека и телом свиньи или другие уроды с человеческим телом и головами собак, лошадей и т. д. жили и могли говорить, то затруднение возросло бы.
Т е о ф и л. Верно, и если бы это имело место и кто-нибудь был сложен так, как изобразил себя в одной из своих книг один писатель, старинный монах по имени Ганс Кальб (Ганс Теленок): с телячьей головой и пером в руке, что вызвало кое у кого забавное предположение, будто у этого писателя действительно была телячья голова; если бы это, повторяю, имело место, то стали бы поосторожнее о уничтожением уродов. По всей вероятности, у теологов II*
==323
и юристов верх одержал бы разум, несмотря на наружность и даже несмотря на анатомические трудности, которые встали бы перед врачами и которые так же мало повредили бы человеческой природе этого существа, как перевернутые внутренности одного человека в наделавшем много шума случае; моим знакомым удалось познакомиться в Париже с его анатомическим строением, в котором природа Peu sage et sans doute en debauche Placa le foie an cote gauche Et de memo vice versa Le coeur a la droite placa 292, если я только правильно припоминаю написанные по поводу этой диковинки стихи покойного Алльо-отца 293, популярного врача, прославившегося своим лечением рака.
При этом, конечно, отклонения в строении тела у разумных живых существ не должны заходить слишком далеко, и мы не должны возвращаться к временам, когда звери говорили, так как иначе мы утратили бы наше специфическое преимущество — разум и пришлось бы тогда обращать больше внимания на происхождение и внешний вид, дл того чтобы отличить потомков Адама от тех, кто мог бы произойти от короля или патриарха какого-нибудь африканского обезьяньего царства. Наш ученый автор справедливо заметил (§ 29), что если бы валаамова ослица всю свою жизнь говорила с хозяином так же разумно, как она сделала это один раз (полагая, что это не было пророческим видением) 294, едва ли все же кто-нибудь считал бы ее достойной занять место среди женщин.
Ф и л а л е т. Вы, я вижу, шутите, и, может быть, наш автор тоже шутил, но если говорить серьезно, то Вы видите, что не всегда можно указать точные границы видов.
Т е о ф и л. С этим я уже согласился; действительно, когда дело идет о гипотетических случаях и о возможности вещей, то переходы одного вида в другой могут быть незаметными, и отличить их было бы иногда чем-то вроде решения вопроса о том, сколько нужно оставить волос на голове человека, чтобы он не был лысым. Эта неопределенность оставалась бы даже в том случае, если бы мы в совершенстве знали внутреннее строение существ, о которых идет речь. Но я не вижу, почему она могла бы помешать вещам обладать независимо от разума реальными сущностями, а нам знать их; правда, имена и границы видов были бы иногда подобны названиям мер и весов,
==324
которые можно подобрать, для того чтобы установить точные границы. Однако обычно ничего подобного не приходится опасаться: ведь очень близкие виды редко встречаются вместе.
§ 28. Ф и л а л е т. По существу мы, кажется, согласны друг с другом, хотя несколько расходимся в терминологии.
Я с Вами также согласен, что в наименованиях субстанций меньше произвола, чем в названиях сложных модусов.
Никому ведь не придет в голову связывать блеяние овцы с наружностью лошади или цвет свинца с весом
