в самом деле думаю, что языки — это поистине лучшее зеркало человеческого духа и что путем тщательного анализа значения слов мы лучше всего могли бы понять деятельность разума.
==338
Глава VIII
ОБ АБСТРАКТНЫХ И КОНКРЕТНЫХ ТЕРМИНАХ
§ 1.Ф и л а л е т. Следует еще заметить, что термины бывают абстрактными и конкретными. Каждая абстрактна идея — раздельная идея, так что из двух идей одна никогда не может быть другой. Дух благодаря своему интуитивному познанию должен замечать существующее между ними различие, и поэтому две такие идеи никогда не могут говорить одна о другой. Всякий тотчас же замечает ложность следующего предложения: «Человечность есть животность или разумность», это не менее очевидно, чем самые общепризнанные положения 304.
Т е о ф и л. Все же можно кое-что сказать по этому поводу. Вы согласны, что справедливость — это добродетель, свойство (habitus), качество, акциденция и т. д.? Таким образом, два абстрактных термина могут быть высказаны один о другом. Я, кроме того, привык различать два вида абстрактных понятий. Существуют логические абстрактные термины, и существуют также реальные абстрактные термины. Реальные или по крайней мере понимаемые как реальные абстракции — это либо сущности и части сущностей, либо акциденции, т. е. то, что прибавляется к субстанции. Логические абстрактные термины — это превращенные в термины предикации, как если бы я сказал: «быть человеком», «быть животным»; и в этом смысле их можно высказывать один о другом, говоря: быть человеком — это значит быть животным. Но с реальностями этого не бывает. Нельзя сказать, что человечество или человечность (hommeite), если угодно, составляющая всю сущность человека, есть животность, которая составляет лишь часть этой сущности; однако эти абстрактные и неадекватные вещи, обозначаемые реальными абстрактными терминами, тоже имеют свои роды и виды, которые также выражаются посредством реальных абстрактных терминов; таким образом, между ними существуют отношения предикации, как я показал это на примере справедливости и добродетели.
§ 2. Ф и л а л е т. Можно все же сказать, что субстанции имеют лишь очень немного абстрактных названий; даже в школах их употребляли редко, как, например, человечность, животность, телесность, а в обществе ими совершенно не пользовались.
==339
Т е о ф и л. Это потому, что нуждались лишь в очень немногих из этих терминов в качестве примеров и дл объяснения общего понятия, которым нельзя было совершенно пренебрегать. Если древние не пользовались словом человечность в школьном смысле, то они говорили: человеческая природа, что равносильно этому. Известно также, что они говорили «божественность», или «божественная природа», и поскольку теологам необходимо было говорить о той и о другой природе и о реальных акциденциях, то в философских и богословских школах занимались этими отвлеченными сущностями, и, пожалуй, даже больше, чем следовало.
Глава IX
О НЕСОВЕРШЕНСТВЕ СЛОВ
§ 1. Ф и л а л е т. Мы говорили уже о двояком употреблении слов. Первое заключается в закреплении наших собственных мыслей, для того чтобы помочь нашей памяти, благодаря чему мы в состоянии говорить сами с собой; другое употребление заключается в сообщении наших мыслей другим с помощью слов. Оба этих употребления дают нам возможность познать совершенство или несовершенство слов.
§ 2. Когда мы говорим только с собой, то безразлично, какие слова употребляются при этом, лишь бы помнить их смысл и не изменять его.
§ 3. Но что касается употребления слов для сообщения, то оно тоже бывает двояким: гражданским и философским.
Гражданское употребление слов заключается в пользовании ими в обычных разговорах в обиходе гражданской жизни. Философское употребление слов — это такое употребление, которое служит для сообщения точных понятий и для выражения в общих предложениях достоверных истин.
Т е о ф и л. Отлично, слова — отметки (notae) для нас (чем могли бы быть и цифры или алгебраические символы) и знаки для других; слова употребляются в качестве знаков как для того, чтобы применить общие правила к жизненному обиходу или к индивидам, так и для того, чтобы найти или проверить эти правила; первое употребление знаков есть гражданское, второе — философское.
§ 5. Ф и л а л е т. Но особенно трудно усвоить и удержать в памяти идею, замещаемую каждым словом,
==340
в следующих случаях: 1) когда эти идеи очень сложны; 2) когда эти идеи, образующие новую идею, не находятся с ней в естественной связи, так что в природе не существует какого-нибудь устойчивого мерила или образца, по которому можно было бы проверять и исправлять их; 3) когда с образцом нелегко познакомиться; 4)когда значение слова и реальная сущность вещи не вполне тождественны. Наименования модусов более подвержены сомнительности и несовершенству вследствие двух первых из указанных причин, а наименования субстанций вследствие двух последних.
§ 6. Когда идеи модусов очень сложны, как, например, идеи большинства нравственных терминов, то они редко имеют вполне тождественное значение у двух различных лиц.
§ 7. Кроме того, отсутствие образцов делает эти слова двусмысленными. Кто первый ввел слово «brusquer» [круто обращаться], тот понимал его по собственному усмотрению; при этом те, кто вслед за ним воспользовались этим словом, не узнали у него, что он точно хотел сказать, а он не показал им какого-нибудь постоянного образца этого слова.
§ 8. Обычное употребление достаточно хорошо устанавливает значение слов для повседневного разговора, но тут нет никакой точности, и постоянно спорят о том, какое значение наиболее соответствует свойствам языка. Многие говорят о славе, но лишь очень немногие понимают ее вполне тождественно.
§ 9. Такие слова не более как простые звуки в устах большинства людей, или во всяком случае значения их остаются очень неопределенными. И в рассуждении или в беседе, где говорится о чести, вере, благодати, религии, церкви, и в особенности в спорах прежде всего бросается в глаза различное понимание людьми одних и тех же слов.
§ 10. И если трудно понять значение слов у наших современников, то тем более трудно это в отношении авторов древних книг. Хорошо, что можно обойтись без них, за исключением случаев, когда они содержат в себе указания на то, чему мы должны верить или что мы должны делать.
Т е о ф и л. Эти замечания правильны; но что касается Древних книг, то, так как нам в особенности необходимо понимать Священное писание и так как римские законы еще в большом ходу в значительной части Европы, нам приходится в силу этого привлекать множество других Древних книг: труды раввинов, отцов церкви и даже светских историков. Впрочем, древние врачи тоже стоят
==341
того, чтобы ими занимались. Медицинская практика греков дошла через арабов до нас; вода греческого источника была замутнена в арабских ручейках и очищена во многих отношениях, когда начали вновь обращаться к греческим оригиналам. Однако эти арабы были не бесполезны, и утверждают, например, что Ибн-аль-Бейтар, списывавший в своих книгах о целебных травах с Диоскорида 305, часто полезен для разъяснения последнего. Я думаю также, что после религии и истории традиция древних, сохраненна благодаря письменности, может быть полезна прежде всего в медицине, поскольку она эмпирична, как и вообще здесь полезны наблюдения других. Вот почему я всегда очень ценил врачей, которые были вместе с тем знатоками древности, и мне было очень жаль, что выдающийся и в том и в другом отношении Рейнезий зов занялся больше выяснением обрядов и истории древних, чем восстановлением части их знаний о природе, где, как он показал, мог бы добиться чудесных успехов. Когда, наконец, исчерпаны будут творения римлян, греков, евреев и арабов, наступит очередь китайцев с их древними книгами, и они дадут материал для любознательности наших критиков. Я уже не говорю о некоторых древних книгах персов, армян, коптов и браминов, которые со временем извлекут из забвения, чтобы не оставить без внимания никакого знания, которое может дать древность с помощью традиции доктрин и истории фактов. А когда не останется больше древних книг для исследования, то место книг займут языки, эти самые древние памятники человеческого рода. Со временем будут записаны все языки вселенной и составлены словари их и грамматики и будет произведено сравнение всех языков; это будет иметь очень важное значение как для знания вещей, так как названи очень часто соответствуют свойствам вещей (как это видно, например, на названиях растений у различных народов), так и для познания нашего духа и чудесного разнообрази его деятельности. Я уже не говорю о происхождении народов, которое можно будет узнать при помощи основательных этимологии, лучше всего достигаемых сравнением языков. Но я уже говорил об этом 307. Все это показывает полезность и значение критики, малоучитываемой некоторыми в общем очень знающими философами, позволяющими себе с презрением отзываться о раввинологии и филологии вообще. Очевидно также, что критики еще долгое время будут находить материал для плодотворной
==342
работы и что они хорошо сделают, если не будут слишком останавливаться на мелочах, имея так много более достойных исследования объектов, хотя я отлично знаю, что и мелочи очень часто необходимы критикам дл открытия более важных знаний. Так как критика касаетс преимущественно значения слов и истолкования авторов, в особенности древних, то это наше обсуждение вопроса о словах и связанное с ним Ваше замечание о древних побудили меня коснуться этого крайне важного пункта. Но, возвращаясь к Вашим четырем недостаткам наименований, скажу Вам, что все они могут быть устранены, в особенности с тех пор, как изобретена письменность, и существуют они лишь вследствие нашей небрежности. В самом деле, от нас зависит установить значения слов хотя бы в каком-нибудь одном научном языке и прийти к соглашению относительно них, для того чтобы эта вавилонская башн была разрушена. Но есть два недостатка, которые труднее устранить и которые заключаются: первый — в нашем сомнении в том, совместимы ли между собой идеи, когда опыт не дает их нам связанными в одном и том же предмете: второй — в необходимости давать предварительные определения чувственных вещей, когда нет еще достаточного опыта, чтобы дать более адекватные определения их; но о том и о другом недостатке я говорил уже неоднократно.
Ф и л а л е т. Я перехожу теперь к указаниям, которые помогут некоторым образом уяснить отмеченные Вами недостатки. Третий из указанных мной недостатков является, как мне кажется, причиной предварительности этих определении, а именно когда мы недостаточно знаем наши чувственные образы, т. е. субстанциальные вещи телесной природы. Вследствие этого же недостатка мы не знаем, можно ли сочетать такие чувственные качества, которых не сочетала природа, так как не до конца их понимаем.
