двусмысленны.

Но силлогизм тут ни при чем, так как в этом случае вопреки всем правилам умозаключения имеется четыре термина. С таким же основанием можно было бы обвинять арифметические или алгебраические вычисления, так как если взять по ошибке х вместо у или же а вместо б, то получатся ложные противоречивые заключения.

§ 19.

Ф и л а л е т . Во всяком случае я готов думать, что максимы оказывают небольшую пользу, когда мы имеем ясные и отчетливые идеи; другие же утверждают даже, что тогда они абсолютно бесполезны, и уверяют, что человек, не способный в этих случаях отличать без подобных максим истины от лжи, не сможет сделать этого и с их помощью, а наш автор показывает даже (§ 16, 17), что они но годятся для решения вопроса о том, является ли такое-то существо человеком или нет.

Т е о ф и л . Если истины очень просты и очевидны и очень близки к тождественным предложениям и определениям,

==433

то нет никакой нужды явно пользоватьс максимами, чтобы выводить из них эти истины, так как дух пользуется ими скрытым образом и делает свое заключение сразу, без промежуточных звеньев Но математикам без аксиом и известных уже теорем было бы очень трудно продвигаться вперед В самом деле. при длинных умозаключениях полезно время от времени прерыватьс и устанавливать по пути, так сказать, верстовые столбы, которые пригодятся для указания дороги другим. Без этого такой длинный путь будет слишком тягостен и покажетс даже запутанным и покрытым мраком и в нем нельзя будет ничего разобрать и распознать, кроме того места, где находишься Это все равно что в темную ночь плыть по морю без компаса, не видя ни дна, ни берега, ни звезд это все равно что ходить по обширной степи, где нет ни деревьев, ни холмов, ни ручьев; это все равно что служащая для измерения длины цепь с кольцами, в которой было бы несколько сот совершенно одинаковых колец и которая не имела бы в отличие от четок никаких различии — ни более крупных зерен, ни более крупных колец или других подразделении — для указания футов, туазов, першей 394

и т. д.4 Дух, любящий единство во множестве, соединяет между собой некоторые из выводов, образуя из них промежуточные заключения, и в этом назначение максим и теорем Благодаря им мы испытываем больше удовольствия.

получаем больше знании, облегчаем свою память.

обнаруживаем больше внимания и избегаем повторений Если бы какой-нибудь математик не захотел допустить в своих вычислениях двух геометрических максим, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов и что соответствующие стороны подобных треугольников пропорциональны, воображая, будто, обладая доказательством обеих этих теорем на основании связи заключенных в них идеи, он легко мог бы обойтись без них, поставив на их место сами эти идеи. то он очень ошибся бы в своем расчете.

Но не думайте, что польза этих максим ограничиваетс одними только математическими науками Вы можете убедиться, что они не менее полезны в юриспруденции, и одно из главнейших средств сделать ее доступнее и обозримее, представив обширный океан ее, как на географической карте, заключается в том чтобы свести множество частных решении к более общим принципам Так, например, можно убедиться, что множество законов «Дигест», относящихся к искам или возражениям на иски

==434

из числа тех, которые называют in factum, зависят от максимы: «Ne quis altenus damno fiat locupletior» (никто не в праве извлечь выгоды из ущерба, причиняемого другому лицу), что. впрочем, следовало бы выразить несколько точнее. Правда, между юридическими правилами следует проводить большое различие. Я говорю о дельных правилах, а не о некоторых введенных юристами, неопределенных, непонятных и вздорных нормах (brоcardica) 395. хотя и эти последние могли бы часто стать дельными и полезными, если бы их исправили, между тем как со своими бесконечными дистинкциями (cum suis fallentiis) они вносят только путаницу. Но хорошие правила — это либо афоризмы, либо максимы, причем под максимами я подразумеваю как аксиомы, так и теоремы Если это афоризмы, образованные при помощи индукции и наблюдения, а не априорных доводов и составленные учеными на основании изучения существующего права, то имеет силу положение юриста в главе «Дигест». говорящей о нормах права: non ex regula jus sumi, sed ex jure quod est regulam fieri, т е. правила выводят из уже существующего права, чтобы лучше помнить последнее, но не строят права на этих правилах Но существуют основные максимы, которые составляют само право и образуют иски, возражения на них, реплики и т. д, которые, когда они доказываются при помощи чистого разума, а не возникают из произвольной власти государства, составляют естественное право. Таково то правило, о котором я только что говорил и которое запрещает получение выгоды за чужой счет. Существуют также правила, у которых исключени редки и которые, следовательно, считаются всеобщими.

Таково, например, правило в Институциях 396 императора Юстиниана, в § 2 главы об исках, согласно которому, когда дело идет о телесных вещах, истец не имеет владения.

исключая один-единственный случай, который, по словам императора, отмечен в «Дигестах». Но его и до сих пор еще безуспешно ищут. Правда, некоторые ученые вместо sane uno casu читают sane non uno 397. а из одного случая можно иногда сделать несколько. У врачей покойный Барнер 398. от которого после издания его «Prodromus» можно было ожидать «Нового Зеннерта» или системы медицины, основанной на новых открытиях и взглядах, утверждал, что метод, которым обычно пользуются врачи в своих практических системах, заключается в том, чтобы объяснять врачебное искусство, разбирая одну болезнь за

==435

другой по порядку частей человеческого тела пли по иному порядку, не давая общих практических предписании.

пригодных для нескольких болезнен и симптомов, и что это вынуждает их бесконечно повторяться. По его мнению.

можно было бы выбросить три четверти из «Зеннерта» и основательно сократить науку при помощи общих предложении, в особенности при помощи тех. к которым подходит Аристотелево №бнплпх т. е. которые равнозначащи или близки к этому. Я думаю, что он правильно рекомендует этот метод, особенно по отношению к предписаниям, где медицина носит рациональный характер. Но поскольку она эмпирична, не так легко и безопасно составлять всеобщие предложения. Кроме того, обычно имеются осложнения в отдельных болезнях, представляющих как бы подражание субстанциям, так что какая-нибудь болезнь как бы уподобляется растению или животному, требующему своей особой истории, т. е. это модусы или формы проявления бытия, к которым применимо то, что мы сказали о субстанциальных телах или вещах. Так, например, четырехдневную лихорадку так же трудно глубоко изучить, как золото или ртуть. Поэтому полезно помимо общих предписаний искать в разновидностях болезней методов исцеления и лекарств, удовлетворяющих нескольким симптомам и совокупности причин, собирая в особенности те из них, которые подтверждаютс опытом. Зеннерт не сделал этого достаточным образом, так как знающие люди замечают, что составы предлагаемых им рецептов образованы часто скорее из ума (ex ingenio), по приблизительному расчету, чем под влиянием указаний опыта, как это следовало бы для большей верности.

Поэтому я думаю, что лучше всего было бы соединить оба метода и не жаловаться на повторения в столь важном и деликатном деле. как медицина, где. по моему мнению.

нам не хватает как раз того, что мы имеем в избытке в юриспруденции, т. е. книг о частных случаях и справочников о произведенных уже наблюдениях. Я думаю, что с нас было бы достаточно тысячной доли имеющихс юридических книг, но что в медицине нисколько не было бы лишним, если бы мы имели в тысячу раз больше подробно описанных наблюдений, так как юриспруденция целиком покоится на разуме по отношению к тому, что не указано явным образом законами или обычным правом. В самом деле, это всегда можно вывести либо из закона, либо при отсутствии его, посредством разума из естественного права.

==436

Законы каждой страны ограниченны и определенны или могут стать такими: в медицине же опытные принципы, т. е. наблюдения, не могут быть слишком многочисленны ми; чем больше их будет сделано, тем больше будет дано разуму поводов узнать то. что природа раскрыла нам только наполовину. Вообще я не знаю никого, кто пользовался бы аксиомами так, как это якобы делают, по словам Вашего ученого автора (§ 16, 17), как если бы. например, — кто-нибудь, желая доказать ребенку, что негр – человек, пользовался принципом «то, что есть, есть», говоря: «Негр имеет разумную душу, но разумная душа и человек — это одно и то же, и, следовательно, если бы. имея разумную душу, он не был человеком, то было бы ложью, что то. что есть, есть, или одна и та же вещь была бы и не была бы в одно и то же время». На самом деле все люди. не прибегая к этим максимам, неуместным здесь и не относящимся непосредственно к рассуждению, которою они также нисколько не подвигают вперед, довольствовались бы тут следующим рассуждением: негр имеет разумную душу; кто имеет разумную душу, тот человек; следовательно, негр человек.

И если, исходя из убеждения, что не существует разумной души. раз она не обнаруживается нам, умозаключали бы, что новорожденные младенцы и идиоты не люди (как это действительно утверждали, по словам нашего автора, в беседе с ним некоторые очень разумные лица), то тут, думаю я, ввело бы в заблуждение не злоупотребление максимой, что невозможно, чтобы одна и та же вещь была и не была; о ней даже не подумали бы, строя свое рассуждение. Источником заблуждения было бы в данном случае расширение принципа нашего автора, отрицающего, что в душе может быть нечто, чего она не замечает, между тем как в данном случае отрицали бы даже самое душу, если ее не замечают другие.

Глава VIII

О БЕССОДЕРЖАТЕЛЬНЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЯХ

Ф и л а л е т. Я думаю, что разумные люди поостерегутся пользоваться тождественными аксиомами таким образом, как мы об этом только что говорили. § 2. Эти чисто тождественные максимы представляют, кажется, лишь бессодержательные, или nugatoria 399, как называют их даже в школах, предложения. Я не ограничился бы словами, что это только так кажется, если бы Ваш

==437

поразительный пример доказательства обращения суждений при помощи тождественных предложений не заставил меня быть впредь осторожным и неосмотрительно не относиться ни к чему с пренебрежением. Однако я Вам скажу, на каком основании их объявляют совершенно бессодержательными. § 3. Это потому, что с первого взгляда видно, что они не содержат в себе ничего поучительного, кроме возможности показать иногда человеку,