и что законы права в отношении к этой личности иные, чем в отношении к другим. Но все это, правильно понятое, будет значить только, что очевидность разума уступает здесь вере, обязательной в отношении к слову и чести этого великого и святого человека, и что он стоит выше других людей — не потому, чтобы для него существовал иной суд или не понимали, что такое правосудие в отношении к нему, но потому, что общие законы справедливости не находят в данном случае того применения, какое они находят в других случаях, или, лучше, потому, что они его оправдывают, не меняясь в отношении к нему, так как эта личность обладает столь удивительными качествами, что в силу здравой логики необходимо верить его слову больше, чем словам многих других людей.
37. Так как здесь позволительно вдаваться во все возможные вымыслы, то нельзя ли представить, что этот несравненный человек или посвященный, или владелец чудодейственного камня, который один может обогатить всех царей земных, и что оттого человек этот ежедневно тратит чрезвычайно большие средства для пропитания и избавления от нищеты бесчисленного множества бедных людей? Поэтому, сколько бы ни было свидетелей и как бы ни были многочисленны явные доводы, доказывающие, что этот великий благодетель рода человеческого совершил некоторое воровство, не правда ли, что все посмеялись бы над обвинением, как бы оно ни казалось вероятным? Но Бог по своей благости и нс своему всемогуществу бесконечно возвышается над этим человеком, а потому нет оснований, каковы бы ни были явные доводы, которые могли бы поколебать нашу веру, т. е. уверенность или упование на Бога, вследствие которых мы можем и должны утверждать, что Бог произвел все так, как было необходимо. Итак, все возражения подобного рода не являются неопровержимыми; они содержат в себе только предубеждения или вероятность, которые. однако же, опровергаются причинами несравненно сильнейшими. Точно так же нельзя сказать, что то, что мы называем справедливостью, есть ничто в отношении к Богу, что он безусловный владыка всех вещей и может даже осуждать невинных без ущерба для своего правосудия или, наконец, что справедливость есть нечто произвольное в отношении к нему.
Во всяком случае это слишком смелые и опасные выражения, которыми увлекаются некоторые люди вопреки атрибутам Бога.
При подобных убеждениях не за что было бы прославлять Божию благость и справедливость, и все происходило бы тогда точно так же, как если бы злейший дух, король злых духов, злое начало манихеев было единственным владыкой вселенной, как это уже было отмечено нами выше: какое средство оставалось бы тогда для различения истинного Бога и ложного бога Зороастра, если бы все случающееся зависело от каприза произвольной силы, не имеющей ни правила, ни какой-то позиции в отношении того, что совершается?
38. Итак, более чем очевидно, что ничто не обязывая нас соглашаться со столь странным учением, так как можно сказать, что мы недостаточно знаем факт, когда речь идет о решении вероятном, как нам кажется, ставящем под сомнение справедливость и благость Божию,- это сомнение должно исчезнуть, как только факт станет нам хорошо известен. У нас нет также надобности отказываться от разума, чтобы внимать вере, или вырывать глаза, чтобы видеть свет, как выразилась королева Кристина23; достаточно только не согласиться с обыкновенной вероятностью, когда она противоречит тайнам, что, однако же, не противоречит разуму, потому что и в том, что касается природы, мы очень часто отказываемся от вероятности на основании опыта или на основании высших соображений. Но все это приведено мною лишь предварительно, только для выяснения, в чем именно состоит недостаточность возражений, или злоупотребление разумом в данном случае, когда утверждают, будто разум совершенно ниспровергает веру; впоследствии мы войдем в более подробное рассмотрение всего, что относится к началу зла и допущению греха с последствиями того и другого.
39. Теперь мы можем продолжить исследование важного вопроса об употреблении разума в теологии и подвергнуть рассмотрению все, что г-н Бейль сказал об этом в различных местах своих сочинений. В своем <Историческом и критическом словаре> он предполагал открыто изложить возражения манихеев и пирронистов, и так как это его намерение подверглось порицанию со стороны некоторых ревнителей веры, то во втором издании своего <Словаря> он добавил рассуждение, в котором стремился доказать безвредность и даже полезность задуманного различными примерами, ссылками на авторитеты и другими доводами. Я же убежден (как я сказал выше), что дельные возражения, которые можно противопоставить истине, весьма полезны; они укрепляют уверенность в истине. уясняют ее и предоставляют умным людям случай находить новые объяснения и придавать большую силу прежним. Но г-н Бейль ищет при этом пользу совершенно иного рода, а именно такую, которая доказала бы могущество веры, убедив нас в том, что истины, возвещаемые верой, не могут выдерживать возражений разума и тем не менее сохраняются в сердцах верующих. Кажется, г-н Ни коль в словах, приводимых г-ном Бейлем в третьем томе его <Ответа на вопросы провинциала> (гл. 177, с. 120), называет это торжеством божественного авторитета над человеческим разумом. Но поскольку разум есть такой же дар Божий, как и вера, то их борьба есть борьба Бога с самим собой; и если бы возражения разума против каких-либо догматов веры были неопровержимы, то надобно было бы сказать, что эти так называемые догматы веры ложны и вовсе не открыты нам Богом; вера была бы тогда химерой человеческого ума, и ее торжество похоже было бы на фейерверк, зажженный после по- ражения.
Таково учение об осуждении некрещеных детей, которое г-н Николь признает следствием первородного греха; таково же вечное осуждение взрослых, лишенных необходимого света для приобретения спасения.
40. Однако не все люди обязаны пускаться в теологические споры; лица, образование которых мало соответствует обстоятельным исследованиям подобного рода, должны довольствоваться наставлениями веры, не обременяя себя опровержением возражений; и если случайно их смутит какое-либо затруднение, они должны отвращать от него свои мысли, принося Богу в жертву свою любознательность, потому что, когда уверены в истине, нет надобности выслушивать возражения. И так как есть немало людей, вера которых слаба и недостаточно тверда, чтобы подвергаться подобным опасным испытаниям, то, я думаю, им не нужно предлагать того, что может стать для них ядом, а если нет возможности скрыть то, что уже слишком известно, то к яду надобно прибавить противоядие, т. е. к возражениям надобно прибавить опровержения, а не выдавать их за неопровержимые.
41. Сочинения, в которых превосходные теологи говорят об этом торжестве веры, могут и должны быть поняты в смысле, согласном с установленными мною положениями. В некоторых догматах веры встречаются два качества, доставляющие им торжество над разумом: первое из этих качеств есть непостижимость, а другое — малая вероятность. Но надо остерегаться присоединения к ним еще третьего качества, о котором говорит г-н Бейль, утверждая, что все принимаемое на веру несостоятельно; потому что это означало бы в свою очередь доставлять торжество разуму, и притом торжество, разрушительное для веры. Непостижимость не мешает нам признавать даже естественные истины; например (как я уже отмечал), мы не понимаем природы запаха и вкуса, и, однако же, мы убеждены вследствие некоего особого вида веры, обязательного для нас в отношении к чувствам, что эти чувственные качества основаны на природе вещей и что это вовсе -не иллюзия.
42. Существуют также предметы, противоположные вероятности, которые мы, однако же, признаем, когда хорошо уверимся в них. Есть небольшой роман, переведенный с испанского языка, название которого гласит, что всегда надобно верить тому, что видишь. Что могло быть более правдоподобным, чем ложь самозваного Мартина l’ерра, признанного женой и родственниками за действительного и заставившего долгое время колебаться судей и родных, даже когда явился действительный Герр? В конце концов истина была установлена. То же бывает и с верой. Я уже отмечал, что все то, что можно противопоставить благости и справедливости Божией, есть только вероятность, имеющая большую силу в отношении к людям, но оказывающаяся ничтожной, когда ее применяют к Богу и когда ее сопоставляют с доказательствами, убеждающими нас в бесконечном совершенстве божественных свойств. В этом отношении вера торжествует над ложными доводами посредством более основательных и высших доводов, заставляющих нас принять ее; но она не будет торжествовать, когда противоположное мнение будет обладать столь же сильными или даже более сильными доводами, чем те, которые лежат в основе веры, т. е. когда будут существовать неопровержимые и вполне убедительные возражения против веры.
43. Хорошо было бы отметить здесь, что г-н Бейль называет торжеством веры то, частью чего является торжество строго доказательного разума над вероятными или обманчивыми доводами, некстати противополагаемыми несомненным доводам. Ибо следует принять во внимание, что возражения манихеев не менее противоречат естественной теологии, нежели теологии, основанной на откровении. И когда во избежание этих возражений откажутся от св. Писания, первородного греха, благодати Божией во Иисусе Христе и других догматов нашей веры, то посредством этого все же не освободятся от нападок манихеев: потому что все же нельзя отвергать существования в мире физического зла (т. е.
страданий) и зла морального (т. е. преступлений), да и физическое зло в этом мире не распределяется соразмерно злу моральному, как этого, казалось бы, требует справедливость. Итак, в естественной теологии остается вопрос, каким образом начало единое, всеблагое, всепремудрое и всемогущее могло допустить зло, и в особенности как оно могло допустить грех и как оно может часто делать злых людей счастливыми, а добродетельных несчастными?
44. У нас вовсе нет надобности в вере, основанной на откровении, для того чтобы знать, существует ли подобное единое начало всех вещей, совершенно благое и премудрое. Разум доставляет нам знание об этом посредством непогрешимых доводов, и, следовательно, все возражения, выведенные из хода вещей, где мы замечаем различного рода несовершенства, основываются лишь на ложной вероятности. Потому что если бы мы были способны понять всеобщую гармонию, то увидели бы, что то, что мы пытаемся подвергнуть порицанию, связано с планом, наиболее достойным избрания; словом, мы увидели бы, а не веровали бы только, что созданное Богом есть наилучшее. Я называю здесь видением то, что люди узнают a priori на основании причин, а верованием то, о чем судят на основании следствий, хотя одно может быть столь же достоверным, как и другое. Здесь можно применить сказанное св. Павлом: верою ходим, а не видением (2 Коринф. 5, 7). Так как нам известна бесконечная мудрость Бога, то отсюда мы делаем вывод, что испытываемое нами зло должно было быть допущено, и мы заключаем так же вследствие действительного обнаружения зла,
