или a posteriori, т. е.
вследствие фактического его существования. Г-н Бейль соглашается с этим, а потому он должен довольствоваться одним этим, не добиваясь, чтобы вместе с тем исчезла ложная вероятность, противоположная несомненной действительности. Добиваться этого — то же самое, что добиваться исчезновения сновидений и обманов зрения.
45. Не надо сомневаться, что та вера и то упование на Бога, которые дают нам возможность созерцать его бесконечную благость и располагают нас любить его, несмотря на его кажущуюся суровость, способную устрашать нас, служат превосходным средством для упражнения в добродетелях, предписанных христианской теологией, коль скоро благодать Божия во Христе Иисусе возбудит в нас эти духовные чувствования. Лютер верно заметил против Эразма, что высшая степень любви проявляется тогда, когда любят того, кто представляется для плоти и крови столь мало достойным любви, столь требовательным в отношении к несчастным, столь расположенным к осуждению их, и притом за бедствия, в которых он представляется виновным или соучастником наравне с теми, которых ослепляют ложные основания. Поэтому можно сказать, что торжество истинного разума, просвещенного Божией благодатью, есть в то же время торжество веры и любви.
46. Г-ну Бейлю все это, по-видимому, представляется совершенно иначе; он объявляет себя противником разума, хотя мог бы ограничиться порицанием злоупотреблений им. Он приводит слова Котты у Цицерона: Котта утверждает, что если бы разум был даром богов, то провидение было бы достойно порицания за одно это, потому что разум служит нам во вред. Г-н Бейль также признает, что человеческий разум есть начало разрушительное, а не созидающее (<Исторический и критический словарь>, с. 2026, столб. 2); что он есть бегун, не знающий, где остановиться, и подобно второй Пенелопе разрушает свое собственное дело. Destruit, aedificat, mutat quadrata rotundis 24. (<Ответ на вопросы провинциала>, т. 3, с. 725). Преимущественно же Бейль старается собрать в одну кучу множество ссылок на авторитеты, чтобы ясно показать, что теологи всех партий, так же как и он сам, отвергали употребление разума, указывали на свет его, противоположный свету религии, только для того, чтобы простым отрицанием принести его в жертву вере, и соглашались лишь с выводами доказательств, противоположными разуму. Он начинает с Нового завета.
Иисус Христос довольствовался словами: Следуй за мною (Лук. 5, 27; 9, 59). Апостолы говорили: Веруй, и будешь спасен (Деян. 16, 3). Св. Павел признает, что его учение темно (1 Коринф. 13, 12), что этого учения нельзя понять, если бог не сообщает духовного различения, иначе оно может представляться безумием (1 Коринф.
2, 14). Он увещевает верующих противиться философии (1 Коринф. 2, 8) и избегать прекословий этой науки, погубившей веру некоторых людей.
47. В отношении к отцам церкви г-н Бейль отсылает нас к сборнику святоотеческих текстов, составленному Лонуа, против употребления философии и разума (De varia Aristotelis fortuna, cap. 225), и преимущественно к текстам св. Августина (собранным г-ном Арно против Малле), утверждающим, что суждения Божий непостижимы; что они вполне праведны, хотя и неведомы нам; что философия есть глубокая бездна, которую не должно даже решаться исследовать, чтобы не подвергнуться опасности упасть в пропасть; что нельзя, не отдаваясь безрассудству, решаться на исследование того, что Бог пожелал скрыть; что его воля праведна; что многие, стараясь понять эту непостижимую глубину, впали в пустые домыслы и мнения, исполненные ошибок и заблуждений.
48. Схоластики говорили то же самое; г-н Бейль приводит по этому поводу прекрасную выдержку из сочинений кардинала Кайетана (I part. summ. qu. 22, art. 4). Наш ум, говорит он, находит успокоение не в очевидности познанной истины, а в недоступной глубине сокровенной истины. И как говорит св. Григорий, тот, кто в отношении к Божеству верит только тому, что можно соизмерить с собственным умом, тот умаляет идею Бога. Конечно, я не предполагаю, что надо отвергать нечто нам известное или нами созерцаемое касательно неизменности, действительности, достоверности, всеобщности и прочих Божиих атрибутов; но я думаю, что здесь существует некоторая тайна, касающаяся ли отношения между Богом и событием или касающаяся того, что соединяет самое событие с божественным предвидением. Таким образом, признавая разумность нашей души совиным глазом, я нахожу успокоение только в незнании. Гораздо лучше и для католической веры, и для веры философской признаться в своей слепоте, чем выдавать за ясное то, что не успокаивает наш ум, как будто ясность может успокоить его. Поэтому я не порицаю предубеждения всех докторов, которые с детскими недомолвками, сколько могли, старались разъяснить неизменность, высочайшую и вечную действительность ума, воли и могущества Бога, и старались разъяснить все это через непогрешимость избрания человеческого рода ко спасению и через отношение Бога ко всем событиям. Все это нисколько не ослабляет моего предположения, что существует некоторая глубина, сокровенная для нас. Эта выдержка из сочинения Кайетана представляется тем более примечательной, что автор способен был углубляться в этот предмет.
49. Книга Лютера против Эразма полна страстных выражений против тех, кто хотел подчинить истины откровения суду нашего разума. Кальвин в таком же тоне часто говорит против любопытственной дерзости тех, которые старались постичь предписания Бога. Он объявляет в своем трактате о предопределении, что Бог имел веские основания осудить известную часть людей, но эти причины нам неизвестны. Наконец, г-н Бейль приводит многих современных авторов, которые говорили в этом ж( смысле (<Ответ на вопросы провинциала>, гл. 160 и ел.).
50. Но все эти выражения и бесчисленное множество им подобных не доказывают неопровержимости возражений против веры, как это думает г-н Бейль. Справедливо то, что повеления Бога непостижимы, однако нет неопровержимых возражений, на основании которых можно было бы заключить, что повеления Бога несправедливы. То, что представляется несправедливостью со стороны Бога и безумием со стороны веры, таковым только кажется. Знаменитое выражение Тертуллиана (De came Christi)
51. Равным образом оказывается, что отцы церкви в своих исследованиях прямо не отвергали разум. В своей борьбе с язычниками они обыкновенно старались выяснить, насколько язычество противоречит разуму и насколько христианская религия имеет преимущество перед язычеством с точки зрения разумности. Ориген раскрыл Цельсу, сколь разумно христианство и почему, несмотря на все это, большая часть христиан должна придерживаться веры, не вдаваясь в исследования. Цельс смеялся над христианами, которые, как он говорил, не хотят ни слушать ваших доводов, ни представлять своих относительно того, во что веруют, и довольствуются следующими словами: не испытывай, ни только веруй; или же: твоя вера спасет тебя; и признают правилом, что мирская мудрость есть зло.
52. Ориген отвечал на это как умный человек (кн. 1, гл. 2) и согласно установленным нами выше началам. Именно: он отвечал, что разум, будучи далек от того, чтобы противоречить христианству, служит основой этой религии и делает ее удобоприемлемой для тех, кто может предаваться исследованию. Но так как немногие люди способны к подобному исследованию, то вообще достаточно простого небесного дара веры, который приводит к благу. Если бы было возможно, говорит он, чтобы все люди, пренебрегая жизненными занятиями, отдались изучению и размышлению, то не следовало бы искать другого пути для принятия ими христианской религии. Ибо, не говоря ничего, что могло бы оскорбить кого-либо (он намекает на то, что языческая религия безрассудна, но не хочет высказывать этого ясно), е ней найдут не меньшую точность мысли, как и в иной, и найдут это как в изложении ее догматов, так и в разъяснении загадочных изречений ее пророков, в разъяснении притчей ее евангелий и бесчисленных других вещей, уже свершившихся или символически упорядоченных. Но так как житейские нужды и человеческая слабость позволяют только весьма небольшому числу людей предаваться исследованиям, то каков другое лучшее средство можно найти для всех остальных людей, как не то, которое по наставлению Иисуса Христа должно быть употребляемо для обращения народов? Я хотел бы, чтобы в отношении к огромному числу тех, которые веруют и этим избавляют себя от грязи пороков, в которую они были прежде погружены,- я хотел бы, чтобы мне сказали: лучше ли таким образом переменить свои нравы и исправить свою жизнь, поверив без исследования тому, что существуют наказания за грехи и награды за добродетельные поступки, или же ожидать своего обращения до тех пор, пока в состоянии будут не только верить, но и тщательно исследовать основания этих догматов? Достоверно, что, следуя последним путем, очень немногие пришли бы к тому, к чему приводит их вера совершенно простая и совершенно безоружная, и что большая часть людей продолжала бы вести порочную жизнь.
53. Г-н Бейль (в своем разъяснении возражений манихеев, присоединенном в конце второго издания <Словаря> ) принимает эти слова, которыми Ориген дает понять, что религия может выдержать испытание ее догматом, в том смысле, будто бы это нисколько не относится к философии, а относится только к решительности, с которой утверждается авторитет и подлинный смысл Священного писания. Однако же ничто не подтверждает этого ограничения. Ориген писал против философа, который не мог согласиться с этим ограничением. И представляется, что сей отец хотел показать, что среди христиан точность не менее уважается, как и среди стоиков и некоторых других философов, доказывавших свое учение то на основании разума, то на основании авторитетов, как это сделал Хри-сипп, философия которого нашла выражение в символах языческой античности.
54. Цельс в том же самом месте приводит другое возражение против христиан: Если, говорит он, вошло во всеобщее употребление: не исследуй, а только верь, то надобно по
