где оно указывает путь к открытию истинных законов природы и правил движения и дает возможность исправить даже кое-какие ошибки в практических приложениях, вкравшиеся в сочинения некоторых искусных математиков, но и в метафизике — для лучшего понимания ее принципов Ибо движение, если рассматривать в нем только то, что оно точно и формально заключает в себе (т е. перемену места), не есть вещь вполне реальная, и когда несколько тел меняют свое относительное положение, то из одних этих изменений нет никакой возможности определить, какому из них следует приписать движение и какому покой (я легко мог бы показать это геометрически, если бы желал остановиться на этом в настоящую минуту) Сила же, или ближайшая причина этих изменений, есть нечто гораздо более реальное, и существует достаточно оснований приписывать ее именно такому телу, а не другому; и, следовательно, только этим путем и можно узнать, какому из них прежде всего принадлежит движение Эта сила есть нечто отличное от величины, фигуры и движения, откуда можно вывести, что понятие тела состоит не в одном только протяжении и его видоизменениях, как думают новые философы. Таким образом, мы
еще раз принуждены восстановить некоторые существа или формы, которые они изгнали. И хотя все частные явления природы могут быть объяснены математически и механически теми, кто этого хочет, тем не менее очевидно, что общие принципы телесной природы и самой механики носят скорее метафизический, чем геометрический характер и коренятся скорее в известных неделимых формах и натурах как причинах явлений, чем в телесной или протяженной массе. Это размышление может примирить новейшую механическую философию с теми рассудительными и благонамеренными особами, которые не без основания опасаются, как бы люди в ущерб вере не удалились слишком от бестелесных существ.
19. Так как я не люблю дурно судить о людях, то я не обвиняю наших новых философов за то, что они хотят изгнать конечные причины из физики, но я тем не менее вынужден заявить, что следствия такого мнения мне кажутся опасными, особенно если соединить его с учением, опровергнутым мною в начале настоящего трактата, которое доходит до полного их устранения, — как будто бы Бог, совершая действие, не имел в виду никакой цели и никакого блага или как будто бы благо не было предметом его воли. Я, напротив, утверждаю, что здесь-то и нужно искать принцип всех существовании и законов природы, ибо Бог всегда ставит себе целью наилучшее и наиболее совершенное. Я охотно признаю, что мы легко можем обмануться при определении целей или планов Бога; но это бывает лишь тогда, когда мы хотим ограничить их каким-нибудь частным намерением, полагая, что он имел в виду только одну какую-нибудь вещь, тогда как он в одно и то же время взирает на все. Например, когда мы думаем, что Бог сделал мир только для нас, то это большое заблуждение, хотя совершенно истинно, что Бог весь мир сделал для нас и нет ничего в универсуме, что не касалось бы нас и не приспособлялось бы к тому вниманию, какое Бог оказывает нам (согласно изложенным выше принципам). Так, когда мы видим какое-либо хорошее действие или совершенство, происходящее или вытекающее из творений Бога, мы можем наверное сказать, что Бог имел его целью, ибо Бог ничего не делает наобум и не похож на нас. которым часто не удается сделать благо. Потому-то мы не только не ошибаемся в этом отношении — как те завзятые политики, которые предполагают слишком много утонченности в намерениях государей, или как комментаторы,
которые ищут слишком много учености у своего автора, — но, напротив, сколько бы соображений мы ни приписывали бесконечной мудрости, их никогда не будет слишком много, и нет ни одного предмета, в котором было бы менее опасности впасть в ошибку, лишь бы мы только оставались в пределах утверждений и избегали отрицательных предложений, ограничивающих пути господни Все. кто видит удивительное строение животных, принуждены бываю г признать мудрость Творца вещей, и я советую тем людям, у которых есть хоть какое-либо чувство благочестия и, по жалуй, понимание настоящей философии, избегать выражений тех мнимых умников, которые говорят, что они видят только потому, что случайно у них есть глаза, а не то, чтобы глаза были сделаны для того, чтобы видеть. Когда люди серьезно так думают, сводя все к необходимости материи или какой либо случайности (хотя и то и другое должно казаться смешным тем, кто понял то. что мы объяснили выше), тогда, конечно, трудно будет признать разумного творца природы. Ибо действие должно соответствовать своей причине, и оно лучше всего познается из по знания причины; поэтому было бы неразумным ввести высший разум (intelligence souveram), управляющий вещами, а затем пользоваться для объяснения явлений одними свойствами материи, вместо того чтобы прибегать для этого к его мудрости. Это совершенно похоже на то, как если бы историк, объясняя какое-либо завоевание, которое совершил великий государь, взявши некоторое важное укрепление, стал бы говорить, что это произошло потому, что крупинки пороха, будучи свободными в момент соприкосновения с искрой, вырвались со скоростью, способной выбросить тяжелое и твердое тело в стены укрепления, в то время как волокна маленьких телец, из которых состоит пушечная медь, были так крепко перепутаны, что не разъединились от этой скорости, вместо того, чтобы показать, как предусмотрительность завоевателя позволила ему выбрать подходящее время и средства и как могущество его преодолело все препятствия.
20. Это напоминает мне прекрасную речь Сократа в <Федоне> Платона, которая в этом пункте удивительно сходится с моими мнениями и как будто специально на нисана против наших новых философов, слишком склонных к материальному. Это и внушило мне желание перевести ее, хотя она несколько длинна; быть может, этот отрывок даст кому-нибудь повод сообщить нам много
других прекрасных и глубоких мыслей, встречающихся в сочинениях этого знаменитого писателя [8].
21. Так как мудрость Бога, обнаруживающаяся в механическом строении некоторых тел, всегда всеми признавалась, то следует показать, как она проявляется в общей экономии мира и в самом строе законов природы. Это настолько верно, что и в общих законах движения можно заметить присутствие этой мудрости. Если бы в телах не было ничего, кроме протяженной массы, а в движении — ничего, кроме перемены места, и если бы все должно было выводиться и могло быть выведено из одних этих определений с геометрической необходимостью, то отсюда вытекало бы (как я показал в другом месте), что меньшее тело при встрече с большим, находящимся в покое, могло бы сообщить ему ту же самую скорость, какой оно само обладает, нисколько не теряя своей собственной; пришлось бы допустить много и других подобных этому правил, совершенно противных образованию какой бы то ни было системы; но о последнем позаботилась мудрость Божия своим решением сохранить навсегда одно и то же количество силы и одно и то же направление. Я даже думаю, что многие действия природы могут быть доказаны двояким путем, именно исходя из действующей причины и затем отправляясь от конечной причины; например, исходя из решения Бога производить свое действие наиболее просты ми и наиболее определенными способами (как я показал в другом месте, объясняя правила катоптрики и диоптрики, и как я покажу подробнее сейчас) [9].
22. Это замечание полезно сделать для примирения тех, кто надеется механически объяснить образование первой ткани животного и всего механизма его частей, с теми, кто объясняет это самое строение конечными причинами. То и другое хорошо, то и другое может быть полезным не только для того, чтобы внушить удивление перед искусством великого работника (grand ouvrier), но и для того. чтобы сделать некоторые полезные открытия в физике и медицине И тем авторам, которые идут этими различны ми путями, не следовало бы враждовать друг с другом. Я вижу, как люди, которые стремятся объяснить красоту божественной анатомии, смеются над теми, которые воображают, будто движение некоторых жидкостей, кажущееся совершенно случайным, смогло произвести столь чудное разнообразие частей, и смотрят на них как на безумцев и нечестивцев; последние в свою очередь смотрят
на первых как на простаков и суеверов, подобных тем древним, которые считали безбожниками физиков, когда те утверждали, что не Юпитер производит гром, а какая-то материя, находящаяся в облаках. Было бы лучше соединить ту и другую точку зрения, ибо — если мне позволено будет употребить низкое сравнение — я при знаю и восхваляю искусство мастера, не только указывая, какие цели он имел, делая те или другие части своей машины, но и объясняя, какие инструменты он употреблял, чтобы сделать каждую вещь, особенно если эти инструменты просты и остроумно придуманы. А Бог настолько искусный работник, что может произвести машину в тысячу раз остроумнее той, какую представляет наше тело. при помощи лишь нескольких довольно простых жидкостей, нарочно устроенных так, что не нужно ничего, кроме обыкновенных законов природы, чтобы произвести из них столь изумительное действие, но, с другой стороны, справедливо также и то, что этого никогда бы не было, если бы творцом природы не был Бог. Тем не менее я полагаю, что щть действующих причин — в действительности более глубокий и в некотором роде более непосредственный и априорный — бывает зато довольно трудным, когда дело доходит до подробностей, и я думаю, что наши философы в большинстве случаев еще довольно далеки от него. Путь же конечных причин легче, но он часто не позволяет отгадывать важные и полезные истины, которых было бы слишком долго искать на другом, более подходящем к физике пути; важные примеры тому может представить анатомия. Я полагаю также, что Снеллиусу, открывшему законы преломления, пришлось бы слишком долго идти к этому открытию, если бы он желал сначала узнать, как образуется свет. Но он. по-видимому, следовал методу, которым пользовались древние для катоптрики и который в действительности идет путем конечных причин. Ибо древние, отыскивая направление, по которому лучу света было бы всего легче пройти от одной точки к другой посредством отражения от данной плоскости (предполагая. что в этом состояла цель природы), открыли равенство углов падения и отражения, как это видно из одного небольшого сочинения Гелиодора Ларисского и у других авторов А Снеллиус — я так думаю — и после него (хотя и ничего не зная о нем) Ферма применили это еще более остроумно к преломлению. Ибо если лучи сохраняют в одних и тех же средах одно и то же отношение синусов,
