(rex) духов в этом мировом государстве. И он проявляет себя так, как будто он один из наших близких, т. е., следовательно, некий Дух, к нам наилучшим образом расположенный; каким-то образом он раскрывает человеческому роду свою бесконечную благость и в отношении руководства империями, и в отношении сокращения наших путей к спасению, ибо истины, отвлеченные от материи, по-видимому, указывают на присутствие Бога или на бесконечную силу (amplitude) идей, проистекающих, как из источника, из его сущности; история природы (historia naturae) указывает на его мудрость в создании универсума, а гражданская история, в которую я включаю и современную, указывает на его неограниченную (exuberantissima) волю. А поскольку христианская религия (в сравнении с которой ни одна другая из всех когда-либо и где-либо известных религий — насколько простирается познание времен и народов — не является более священной и в своей простоте более возвышенной и более подобающей философу) отличается не только поражающим знатоков превосходством своих догматов, но и беспримерным происхождением, к которому, [очевидно, действительно каким-то особым образом было непосредственно причастно провидение — правитель мира, то отсюда следует, что доказательство стольких истин не может быть достигнуто иначе, чем через историю. Является бесспорным фактом, Ведь история служит бла- что один только древнейший

^Т^ока^ан»? «нТтинТо^ ^Р»Д ИУ^В. избранный богом нашей религии, о чем кое-что РРвДЯ ДРУГИХ НарОДОВ-ИДОЛОПОК-сказано в данном разделе ЛОННИКОВ, Сохранил В непрИ-

косновенности в силу какой-то

удивительной тайны провидения культ высочайшего Божества, что посланные ему Богом пророки давно предсказывали будущее пришествие из этого народа Мессии, возродителя погрязшего в грехах рода человеческого. И вот явился человек, если можно назвать его человеком, не упоминая при этом божественной добродетели, к которому удивительно подходили все предсказания пророков, но оттого, что он не проявил нисколько земного великолепи

==181

(поскольку и не должен был этого делать), не был принят своими. Но тем не менее он поразил души всех чудесными деяниями и известным учением, которое было выше того, на что способен человек, и перед которым померкли мнения философов Греции, но которое вместе с тем было до такой степени просто, что было доступно пониманию любого плебея. В течение трех лет это солнце сияло народам, и тех, кого он учил при жизни, он искупил смертью своей и, будучи невиннейшим, принес себя в жертву Отцу. Но он оставил учеников. Это были люди из самого простонародья, неграмотные и неимущие, которым, несомненно, один только дух Учителя придавал силу. Слыхал ли кто когда-нибудь что-либо более чудесное? Несколько жалких рыбаков, происходящих из захолустья Иудеи, из народа, презираемого всем миром, уповая только на умершего Учителя и вдохнув в себя необычайный пыл его и доныне живущих речей, среди всеобщей ненависти, среди огня и камений бросили вызов не оружием, но словом и примером своей жизни всей мудрости Греции и всей мощи процветавшей тогда Римской империи. Кто бы осмелился сказать о них, действующих с такой ревностью, с таким единодушием, проповедующих нечто совершенно суровое и трудное для испорченных людей, а именно требующих от сильных презрения к богатству и любви к несчастным, от угнетенного народа терпения по отношению к тиранам, ищущих не власти, не наслаждения, а испытаний, мученичества и смерти, которая могла бы засвидетельствовать искренность души,— кто осмелился бы сказать о них. что все они обманщики? А вдруг все же другие были обмануты апостолами или апостолы — Христом? Но что проку было апостолам с таким усердием призывать к столь неблагодарным делам или зачем бы они стремились обмануть, не ожидая никакой награды, не имея никакой надежды, кроме надежды на будущую жизнь, если бы они в будущую жизнь не верили? Неужели же столько людей дошли до такого упрямого и притом изощреннейшего безумия, чтобы ради столь бесполезного учения неизменно стремиться принять жесточайшую смерть, не обнаруживая ни в жизни, ни в факте своей смерти ни малейшего признака пусть даже глубоко затаенного лукавства. А если обманул Учитель, он должен был владеть искусством, конечно превосходящим человеческие возможности, с помощью которого он убедил бы столько тысяч людей в своей божественности и заставил бы поверить не кого-нибудь, а своих постоянных спутников

==182

и ближайших свидетелей своей жизни, что он совершил столько чудес, и притом вдохнул в них такую силу убеждения, что, утратив Учителя, а с ним и всякую человеческую надежду, эти жалкие люди, ставшие благородными не от рождения или воспитания, но исключительно от слов Госиода, казалось бы. робкие и малодушные при его жизни, поднявшись тотчас после его смерти, с обретенными вдруг силами понесли через народы с верной угрозой гибели для себя это удивительное учение и, несмотря ни на что, в продолжение немногих лет безмерно приумножили свою секту. Пусть переберут все случаи политического обмана и все приемы риторического искусства и пусть объяснят нам чудо такого убеждения! Кроме того, имели место также чудотворные деяния самих апостолов, не уступавшие деяниям Христа. Пусть кто-то примет их за сплошные сновидения, коль скоро мы уже устранили выше вероятность лжи. Если же кто согласился бы, что ни Христос, ни апостолы не были обманщиками и что чудеса, ими содеянные, были совершены так, как они сами об этом сообщали, но решил бы, что им постоянно представлялся счастливый случай для убеждения людей при исцелении больных и что эти исцеления на самом деле были следствием самовнушения и воображения в уже убежденных людях; что юноша, который казался умершим, на самом деле как раз в тот момент, когда его воззвал к себе Христос, пришел в себя из состояния забытья 16; кто, повторяю, так решил бы, хотя это было бы насилием над фактами и мало правдоподобно, тот, если он допускает, что миром правит провидение, вынужден был бы, как ни странно, признать, что все было заранее скоординировано так, чтобы быть в точности согласным с предоставляемой Христу свободе?! действий. А одного этого чуда было бы достаточно, чтобы снискать столько же доверия к христианской религии, сколько можно было бы снискать от самих чудес Христа и апостолов, так как оно одно своими достоинствами охватывает все эти чудеса. Ибо, если Бог не есть обманщик, как же он может мыслиться изобретателем стольких хитростей для нашего легковерия, ради того, чтобы мы не смогли выразить своего несогласия с законами здравого смысла. и им самим данного разума? А кто отрицает провидение

[(хотя естественной историей оно во всяком случае подтверждается, а с помощью отвлеченных от материи истин метафизики доказывается абсолютно), воображая, что сам «о себе случай, и притом благоприятный, содействовал,

==183

христианской религии; кто поручает случаю все то, что вообще обычно отличает истину от вымыслов,—тот беспрецедентно и неправдоподобно, против всех правил благоразумия измышляет нечто невероятное, что (если быть до конца последовательным) могло бы быть обращено и против всего того, в чем мы уверены как в наиболее прочном и, как обычно говорят, нравственно достоверном. С равным правом можно было бы отрицать, что когда-то жил Цезарь Август, что ныне существует государство китайцев, так как указанные утверждения не являются метафизически достоверными. Но для доказательства нам достаточно и того, что тот, кто признает провидение, должен признавать и божественность христианской религии.

06 использовании истории

Но не только согласием пророчеств оракулов, подтвержден для признания провидения и результатами, и не только в смене империй и сохранении церкви предполагающим сверхчеловеческое искусство происхождением этой религии, но и последующим ее успехом удостоверяется благоволение и причастность к ней творца вещей — Бога. Среди убийств и терзаний в цирках христиане не сомневались, что даже и на земле Христос будет торжествовать победу над бесчестием. И он неожиданно справил триумф, когда, испробовав крайние средства в последних гонениях, неверие исчерпало свой яд. И вот эти ученики рыбаков, безоружные, не обученные ни одному из человеческих искусств, в конце концов подчинили Христу все, что было на земле великого и прекрасного. Я не говорю здесь о душе Константина, но обращаю внимание на эффект Константинова знамени (Labarum) 17 и на столь великое превращение вещей. Словно для того Бог и подчинил римлянам большую часть мира, чтобы через их посредство одним ударом отсечь голову нечестию. Там же, где народы становились христианами, римское государство, как бы уже сослужившее свою службу, начинало расшатываться. И это при участии Бога, призвавшего с крайнего севера варваров, чтобы прежде дикий, а теперь кроткий Сикамбр 18 склонил голову перед Христом и победители Римской империи были побеждены Римской, или Христианской, церковью. Эту загадку божественного плана, как оказалось разрешимую, не смогли разгадать жившие и страдавшие в период варварских вторжений св. Отцы, когда они подвергались нападкам со стороны язычников, приписывавших круше-

==184

ние римского благоденствия пренебрежению к культу древних богов. Когда же в наказание за грехи перерождавшихся христиан, впавших в роскошь и земные удовольствия, Бог выпустил на них с юга, как львов из клетки, сарацин, он своевременно противопоставил им германские племена франков и аллеманов, созванных из религиозных стран мира, чтобы тогда, когда христианская религия оказалась на краю пропасти, когда уже была заполнена сарацинами Азия и Африка, когда империя греков была поражена неисцелимой раной, когда были уничтожены готы в Испании, Карл Мартелл с помощью собранных отовсюду еще молодых людей наиболее воинственных племен в прославленном на века сражении остановил ворвавшихся через Пиренеи и морем в Галлию сарацин. Эта победа действительно утвердила имя христианина, ибо ни в Риме, ни в Константинополе не решался тогда сколько-нибудь существенно исход дела. Если же сарацины пришли бы немного раньше или позднее, т. е. после Карла Великого или до Мартелла, плохо пришлось бы Европе. Но Богу, разумеется, были известны причины такого направления событий. После этого поражения дела сарацин стали ухудшаться, и европейцы в свою очередь пошли на них. Но тот факт, что к ним присоединилась новая подмога с Кавказских гор и из азиатской Скифии, сделал для нас победу сомнительной: имело место такое положение, что любая из наций, находившаяся на периферии мира, извлекалась из своего захолустья. Так, нашим народам, отошедшим от прежней доблести, в свою очередь стали угрожать племена турок и татар, особенно когда оттоманский род присоединил к себе почти весь магометанский мир, а европейцы в угоду изучению наук и почитанию более утонченной жизни отказались от мужества предков. И может быть, давно уже мы подпали бы под господство варваров, если бы вовремя не пришло на помощь неизвестное раньше искусство воспламенения пороха, в чем я, в противоположность тому