прикоснувшиеся друг к другу, должны нераздельно сцепиться наподобие атомов, потому что при всяком прикосновении тела к
телу между ними не бывает пустоты. Но нет ничего более нелепого и более противоречащего опыту, чем это постоянное сцепление. Итак, для объяснения атомов правильным будет прибегнуть в конце концов к Богу. который дает прочность этим последним основам вещей. И я удивляюсь, что ни Гассенди, ни кто-либо другой из проницательных философов нашего времени не обратил внимания на этот замечательный случай доказать бытие Божие. Ведь очевидно, что в последнем составе тел природа не может обойтись без помощи Бога.
Мы доказали, что тела могут иметь определенную фигуру и величину, а также и движение только при предположении бестелесного Существа. Легко видеть, что это бестелесное Существо (Ens) едино для всех ввиду всеобщей взаимной гармонии, особенно когда тела получают движение не каждое порознь от своего собственного бестелесного Существа, но взаимно друг от друга. Но почему это бестелесное Существо избрало именно такую. а не иную величину, фигуру и движение, это можно объяснить лишь в том случае, если Оно разумно, мудро ввиду красоты вещей и всемогуще ввиду повиновения их его мановению. Такое бестелесное Существо и будет Умом (Mens), управляющим всем Миром (Mundus). т. е. Богом.
Часть 2
Доказательство бессмертия человеческой души посредством непрерывного сорита
Душа человеческая есть существо, некоторое действие которого состоит в мышлении.
Если некоторое действие какого-либо существа есть мышление, то некоторое действие этого существа есть вещь. непосредственно сознаваемая (sensibilis) без представления (imaginatione) частей.
В самом деле, мышление есть вещь: 1) непосредственно сознаваемая; так как душа, когда сознает себя мыслящею, непосредственно предстоит сама себе; 2) мышление есть вещь, сознаваемая без представления частей. Это ясно из опыта. Ибо мышление есть то самое неуловимое нечто, которое мы сознаем (sentimus). когда сознаем себя мыслящими. Когда, например, мы сознаем, что Думали о Тиции, мы сознаем не только то, что имели
в своем уме (diumo) образ Тиция (конечно, имеющий части), ибо этого недостаточно еще для мышления» ведь мы имеем образы в уме даже тогда, когда не думаем о них. но и coiiiaevi сверх того, что осозна-ш (cogitasse) этот обраэ Тиция; и вот в представлении-то этого самого сознания мы и не замечаем никаких частей.
Если некоторое действие какого-либо существа есть вещь, непосредственно сознаваемая без представления частей, то некоторое его действие есть вещь без частей
Ибо. каковым что-нибудь непосредственно сознается, таковым оно и существует в действительности причина заблуждения заключается в среде, так как если бы причиною заблуждения был объект сознания, то он всегда сознавался бы ложно, а если бы ею был субъект, он всегда бы сознавался ложно.
Если некоторое действие какого-нибудь предмета есть вещь без частей, то некоторое действие этого предмета не есть движение.
Ибо всякое движение имеет части, по доказательству ристотеля и всеобщему признанию.
Если некоторое действие какого-либо предмета не есть движение, то этот предмет не есть тело.
Ибо всякое действие тела есть движение. В самом деле, всякое действие вещи есть изменение ее сущности; сущность же тела состоит в том, чтобы существовать в пространстве, а изменение .существования в пространстве есть движение. Итак, всякое действие тела есть движение
Что не есть тело, то не существует в пространстве
Ибо определение тела состоит в том, чтобы существо вать в пространстве.
Что не существует в пространстве, то не способно к движению.
Ибо движение есть перемена пространства.
Что не способно к движению, то недоступно распаде нию.
Ибо распадение есть движение в частях
Что недоступно распадению, то неразрушимо.
Ибо разрушение есть внутреннее распадение.
Все неразрушимое бессмертно.
Ибо смерть есть разрушение живого существа, или распадение его механизма, посредством которого оно является двигающим само себя.
Следовательно, душа человеческая бессмертна, что и требовалось доказать.
ПИСЬМО К ЯКОБУ ТОМАЗИЮ О ВОЗМОЖНОСТИ ПРИМИРИТЬ АРИСТОТЕЛЯ С НОВОЙ ФИЛОСОФИЕЙ
Невозможно даже выразить, как от кусочка твоей истории философии потекли у всех слюнки: ясно, в самом деле, какая разница между голым перечнем имен и твоими глубокими рассуждениями о связи философских мнений. И действительно, сколько ни слыхал я разговоров сведующих людей о твоем опыте (а ты знаешь, что я не люблю говорить комплиментов), все говорят в один голос, что никто, кроме тебя, не был в состоянии дать цельную и полную историю философии. Многие, обладающие более знанием древности, чем предмета (artis), познакомили нас скорее с биографиями философов, чем с их учениями, ты же даешь нам историю не философов, но философии. Говорят, что в Англии печатается «История развития наук со времени Аристотеля» Иосифа Гленвилля; но я думаю, что он будет заниматься лишь ходом математики, механики и новейшей физики, и, таким образом, полагаю, ничего не предвосхитит у тебя. Если бы ты только довел нить своего изложения до новейшей эпохи и убедил нашу легкомысленную молодежь, что далеко не все следует приписывать новаторам, хотя. с другой стороны, и нельзя всего отнимать от них. Существуют Патриции, Телезии, Кампа-неллы, Бодены, Низолии, Фракасторы, Карданы, Гали-леи, Бэконы, Гассенди, Гоббсы, Декарты, Бассо, Дигби, Сеннерты, Шперлинги, Деродоны. Дейсинги и много Других, между которыми раздирается мантия философии. Указать миру их значение для тебя будет забавой, а для общества — пользой.
Кто не согласится с твоим суждением о том мнении «агемина, будто Бог составляет первую материю вещей? 0 самом деле, в гипотезах его нет никакой стройности, в рассуждениях — ни малейшей связи, мнения его просто
чудовищны, и. если бы у него не было кое-чего достойного внимания в области специальной физики, ему положитель но лучше было бы помолчать! Впрочем, мне кажется, что родоначальниками его учения являются Скалигер, Сеннерт и Шперлинг (ведь он выставляет себя учеником и по следнего). которые утверждают, что формы проистекают не из пассивной потенции материи, а из активной потенции действующей причины, откуда они и выводят, что Бог производит творения скорее из своей активной потенции. нежели из объективной и как бы пассивной потенции ничто. Таким образом, по их мнению, Бог производит вещи из себя и, следовательно, есть первая материя вещей. Впро чем, ты лучше рассудишь об этом.
Что касается Декарта и Клауберга, я согласен с тобой, что ученик яснее учителя. Но опять-таки осмелюсь сказать, что почти ни один из картезианцев не прибавил ничего нового к открытиям учителя В самом деле, Клауберг. Геерборд, Тобиас Андреэ, Генрих Региус представили не что иное, как пересказы учения своего вождя, правда весьма ученые. Картезианцами я называю только тех, которые следуют принципам Декарта, причем из их числа следует безусловно исключить таких великих людей, как Бэкон, Гассенди, Гоббс, Дигби и другие, которых обыкно яенно смешивают с картезианцами, тогда как они были современниками или даже предшественниками Декарта, да и по уму не уступали ему. если даже не превосходили его Что же касается меня, то я менее всего признаю себя картезианцем Я принимаю общее всем этим восстановите лям философии правило, что в телах все должно объясняться только посредством величины, фигуры и движения. У Декарта я согласен только с его методом, ибо. как только дело дошло до приложения последнего, Декарт со вершенно позабыл всю свою строгость и сразу запутался в каких-то странных (miras) гипотезах, в чем совершенно правильно упрекает его Фоссий в книге о свете.
Поэтому я не побоюсь сказать, что нахожу гораздо больше достоинств в книгах аристотелевской «Физики». чем в размышлениях Декарта» настолько я далек от картезианства Я осмелился бы даже прибавить, что можно сохранить все восемь кнш [аристотелевской физики] без ущерба для новейшей философии и этим самым опро вергнуть то, что говорят даже ученые люди о невозможно сти примирить с нею Аристотеля В самом деле. большая часть из того, что говорит Аристотель о материи, форме.
отрицании, природе, месте, бесконечном, времени, движе нии, совершенно достоверна и доказана, за исключением единственно того, что он говорит о невозможности пустоты Мне не представляется необходимой ни пустота, ни наполненность и кажется, что природу можно объяснять и тем и другим способом. Пустоту отстаивают Гильберт, Гассенди. Герике; наполненность Декарт. Дигби, англичанин Томас. Клерк в книге о наполненности мира, возможность того и другого Томас Гоббс и Роберт Бойль Хотя, признаюсь, и не легко, но все же возможно без пустоты объяснить разряженность (rarefactiones) вещей Недавно я взял книгу ученого-француза Жана Батиста Дюгамеля о согласовании древней и новой философии, изданную не так давно в Париже, где гипотезы знаменитых древних и новых [философов] и элегантно излагаются, и часто тонко разрешаются. Он также немало говорит о расхождениях относительно пустоты В прочих же многочисленных рассуждениях Аристотеля в XIII книге «Физики», во всей «Метафизике», «Логике» и «Этике» ни один здравомыслящий человек не усомнится. Кто откажется принять именно субстанциальную форму то, чем субстанция одного тела отличается от субстанции другого? Что касается до первой материи, то нет ничего более достоверного. Является только один вопрос: возможно ли дать истолкование путем величины, фигуры и движения общим положениям Аристотеля о материи, форме и изме нении^ Схоластики отрицают это, реформаторы утвержда-юг Мнение последних представляется мне не только более верным, но и более согласным с самим Аристотелем; я скажу вкратце о том и о другом.
Итак, прежде всего об Аристотеле. Что схоластики удивительно исказили смысл его учений, это тебе, славнейший муж. известно более, чем кому-либо, так как ты первый вывел на свет добрую часть заблуждений этого рода. И тогда как в этом согласны с тобой по отношению h метафизике Сонер и Дрейер, к логике — Виет, Заба-ре 1ла, Юнгий, к политике — Язон Денорес. Пиккарт, Конринг. Фельден. Дурриус и многие другие, то, скажи на милость, отчего не предположить того же самого или даже худшего и по отношению к физике, опирающейся на ощущение, опыт и математику — орудия, которых почти вовсе не было у схоластиков, запертых в монашеских кельях. Итак, достаточно вероятно, что они заблуждались в физике. Но если я докажу больше, а именно что это более
чем достоверно? В данном вопросе можно идти двояким путем: либо показать, что реформированная философия может быть согласована с аристотелевской и не противоречит ей, либо, далее, показать, что объяснять одну другою не только можно, но и должно и что, таким образом, уже из аристотелевских начал вытекает то, чем так хвастаются новейшие философы. Первым путем будет доказана возможность, вторым — необходимость согласования; хотя, впрочем, дело будет уже решено, если мы покажем возможность
