бытие, сопротяженное с пространством. Движение есть перемена пространства. Фигура же, величина, положение, число и т. д. суть не [виды] бытия (entra), реально отличные от пространства, материи и движения, но лишь отношения между пространством, материей, движением и их частями, созданные привзо-шедшим умом. Фигуру я определяю как границу протяженного, величину — как число частей в протяженном. Число я определяю так: единица + единица + единица и т. д., т. е. как совокупность единиц. Положение сводится к фигуре, так как оно есть конфигурация нескольких вещей. Время есть не что иное, как величина движения. А так как всякая величина есть число частей, то нет ничего удивительного, что Аристотель определил время как число движения.

До сих пор я объяснил только термины и указал, в каком смысле нужно их употреблять, но пока еще не Доказал ничего. Докажем теперь, что для объяснения явлений мира и указания их возможных причин нет нужды предполагать что-либо, кроме ума, пространства, материи и движения, что ничего другого даже и нельзя предпола-

гать, хотя, впрочем, если мы докажем, что ничего, кроме вышеуказанного, не нужно, то отсюда само собой будет вытекать, что гипотезы новейших философов лучше, так как они ничем, кроме этих вещей, не пользуются для объяснения явлений. Ибо это недостаток гипотезы, если она делает ненужные предположения. А что все явления мира можно объяснить только из этих начал, это доста точно показывает чтение новейших философов, а также ясно и из того, что я говорил выше, доказывая возможность согласования с Аристотелем. Затем следует также заме тить. что более ясные гипотезы лучше. Но человеческий ум не может представить себе ничего, кроме ума (именно когда мыслит о самом себе), пространства, материи. движения и того, что является результатом сравнения их между собою, а все, что сверх этого, — одни слова, которые можно произносить и на разные лады комбинировать между собою, но объяснить и понять которые нельзя В самом деле. разве можно представить себе бытие, не причастное ни протяжению, ни мышлению? Так зачем же предполагать души животных и растений, невещественные субстанциальные формы элементов и металлов, не при частные ни протяжению, ни мышлению’ Гораздо правиль нее поступили Кампанелла в книге «Об ощущении вещей и магии» и Маркус Марци в сочинении «Об идеях созида тельницах». приписывая — хотя ложно, но зато совершен но согласно со своими гипотезами — этим субстанциаль ным формам неодушевленных вещей чувство, знание, представление и волю Подобное же видим мы и в тайной (occulta) философии Агриппы, приписывающего каждой вещи ангела как бы в качестве повитухи, и в рассуждениях Скалигера о пластической силе и ее мудрости. Таким образом, у нас будет столько же божков, сколько субстан циальных форм. а в конце концов мы дойдем и до языческо го многобожия. Да и те, которые юворят о невещественных субстанциях тела, могут объяснить свою мысль, только прибегая к сравнениям их с человеческой душой. Отсюда приписываемые этим субстанциальным формам стремления и естественный инстинкт, из которого и вытекает естественное познание; отсюда известные положения (axioma) : природа не делает ничею напрасно, всякая вещь избегает своего разрушения, природа стремится к непрерывности, подобное склонно к подобному, материя стремится к более благородной форме и т п., между тем как в действительности в природе не существует никакой

мудрости и никакого стремления, чудный же порядок ее происходит от того, что она есть Божий механизм (Horolo-gium Dei). Таким образом, очевидно, что гипотезы реформированной философии имеют то преимущество над гипотезами схоластиков, что они не только не излишни, но и впочне ясны.

Остается доказать более тонким рассуждением, что при объяснении природы тел и нельзя принимать других реальностей, кроме тех, которые я назвал. Это будет произведено следующим образом. Телом обыкновенно называется то. что обладает каким-нибудь чувственным качеством; далее, из чувственных качеств многие могут быть отняты от тела, однако таким образом, что оно все-таки продолжает оставаться телом. В самом деле, известное тело, хотя бы оно и было лишено всякого цвета. запаха, вкуса, все-таки называется телом. Воздух, например, обыкновенно признается телом, хотя он и прозрачен и часто лишен всякого цвета, запаха и вкуса; равным образом воздух остается телом, когда бывает лишен и эвука. Итак, следует отбросить зрительные, слуховые, вкусовые и обонятельные качества, как вовсе не входящие в природу тела. Значит, все дело сводится к осязательным качествам. При этом первичные из них. каковы теплота, влажность, сухость, холод, могут отсутствовать пооди ночке: так. в воде может не быть теплоты, в земле — влажности, в воздухе — сухости, в огне — холода, однако каждое из этих тел остается телом. А что остальные осязательные качества, например гладкость, легкость, крепость и т. п.. не входят в сущность тела, это признают все уже тем самым, что называют их вторичными, т е происходящими от других, которые с большим основанием могут считаться существенными свойствами; сверх того, каждое из них может отсутствовать в известном теле. Итак, следует отыскать такое чувственное качество, ко-iopoe принадлежит всем телам, и только телам, и по которому люди, точно по примете, отличают тело от не тела. Такое именно качество мы находим в плотности, или антитипии, взятой вместе с протяжением. Ведь если люди ощущают что-нибудь как только протяженное или только видят его. они не называют это тотчас же телом, а думают иногда, что это просто призрак воображения (speciein et ^«утаетца) (хотя. собственно говоря, такое протяженное всегда есть тело и обладает антитипией, правда не Доступной нашим чувствам, но все-таки постигаемой 4*

==99

разумом); если же они не только видят нечто, но и осязают его. т. е. находят в нем антитипию, то называют его телом, то же. что лишено антитипии. они не признают за тело Значит, и философы, и простые люди полагают природу тела в двух свойствах, протяжении и антитипии, взятых вместе. Первое из них мы получаем посредством зрения. второе — посредством осязания; поэтому, соединяя то и другое чувство, мы удостоверяемся обыкновенно, что данные вещи не призраки воображения. Быть протя женным — значит не что иное, как находиться в простран стве; антитипия же состоит в том, что две вещи не могут находиться в одном и том же пространстве и какая-нибудь из них необходимо должна двигаться или прийти в состояние покоя. Из этого ясно. что сущность тела состоит в протяжении и антитипии, и так как в вещах нет ничего без причины, то и не должно предполагать в телах ничего такого, причина чего не может быть выведена из основных свойств тел, составляющих их сущность. Причина же может быть выведена из них только посредством их определений. Следовательно, в телах нельзя предполагать ничего такого, что не вытекает из определения протяжения и антитипии. Но из них вытекают только величина, фигура. положение, число, способность к движению и т. п. (само же движение не вытекает из них. откуда следует, что тела могут получать движение только от нематериальных вещей). Отсюда ясно, что все качества и изменения должны объясняться из величины, фигуры, движения и т. д. и что теплота, цвет и т. п. суть не что иное, как тончайшие фигуры и движения.

Осмелюсь, наконец, утверждать, что мы никогда не дадим серьезного отпора атеистам, социнианам 5, натуралистам и скептикам, если не установим именно такой философии. Ее я считаю божественным даром, который дан миру в его преклонном возрасте как единственная скрижаль (tabula). на которой спасутся благочестивые и благоразумные люди среди катастрофы наступающего атеизма. Я же, сколь ни мало по причине недостатка времени мое знание ученых мужей, опасаюсь всякий раз. когда думаю, со сколькими одаренными и одновременно совершенно безбожными людьми мне придется иметь дело. Ходит по рукам неизданная книга Бодена (о, как бы я хотел вместе с Ноде, чтобы она никогда не была издана!). пухлая, конечно, которую он назвал «Тайна возвышенных» и в которой объявил себя врагом христианской религии 6.

==100

По сравнению с ней диалоги Ванини — игрушки. Читал ее мельком и от души благодарю Бога за то, что он снабдил меня такой надежной философией (в которой было бы неблагодарностью отрицать, сколь многим я обязан тебе), благодаря которой я отразил ее, [книги], стрелы. Достоин всяческой похвалы труд Кл Спицелия, который он употребил на искоренение атеизма. Письмо его об этом предмете, выпущенное в последние девять дней, надеюсь, ты увидишь Узнай же, какое отношение имел к нему я Некогда на досуге, находясь на постоялом дворе, я написал работу размером около двух листов, в которой более тщательно, чем обычно, рассуждал о доказательстве бессмертия души и существования Бога. Я сообщил их одному другу Через него они попали в руки преподобного ф Спенера, франкфуртского пастора, при этом автор, разумеется, остался скрытым Спенер передал Спицелию; Спицелий присоединил [ее] под названием «Свидетельство природы против атеистов» к концу своего недавнего послания об искоренении атеизма к Ант. Рейзеру. Но я не одобряю, а, напротив, искренне скорблю о том, что этот отрывок был напечатан с множеством ошибок; прежде всего сорит, в котором я пытался доказать бессмертие души, вследствие изменения начальных строк совершенно искажен Спицелий заявляет, что он не знает автора 7 Я ожидаю суждения о самом способе доказательства. Не похвалы жажду я. но оценки, поскольку для религии важна не поверхностная защита. Иногда все же мне кажется, что я гораздо преуспел и в той и в этой [защите] 8 Ибо там, конечно, нельзя прочесть о том, что я с того времени открыл о постоянном творении в движении и внутренней природе мыслящего существа (entis cogitantis) или духа (mentis).

Я писал тебе когда то о товариществе, которое намеревались создать некоторые немцы Об этом немец кая книга объемом в несколько листов, изданная книгопродавцем Гезием под эгидой филадельфийского братства Видится мне сладкий сон, что это вроде общества розенкрейцеров Ваш Шурцфлейш вызвал удивительно большое смятение на Парнасе. Очень хотелось бы мне знать, что думают у вас великие мужи. на которых он надеется выехать, об этом экземпляре Боклер грозит ему с кафедры Автор политического описания путешествия, которое выходит ныне. несомненно, тот самый бургундский комментатор на орудие мира Изумляюсь дерзновенности мужа

==101

Мне остается прибавить, славнейший муж, что потому так пространно изложил тебе все мои размышления, что не знаю более сведущего