«раздумье о будущем»?..

И подобные господа удивляются еще и прикидываются непонимающими, за что их называют романтиками!

361

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА

«Между тем, надо спасаться. Мещанство не просит, а приказывает, под страхом погибели, идти на работу *. Не пойдешь — останешься без хлеба и будешь стоять среди улицы — выкрикивать: «отставному штабс-капитану!», а то и совсем околеешь с голоду. И вот начинается работа, слышится визг, скрип, лязганье, идет суматоха. Работа спешная, не терпящая отлагательств. Наконец, механизм пущен. Визга и острых звуков как будто бы меньше, части как будто бы обходятся, слышен только грохот чего-то неуклюжего. Но тем страшнее: доски гнутся все больше и больше, винты хлябают и, того и гляди, все разлетится вдребезги».

Это место потому особенно характерно, что в рельефной, лаконической, красивой форме содержит схему тех рассуждений, которые любят облачать в научную форму российские народники. Исходя из бесспорных, не подлежащих никакому сомнению фактов, доказывающих наличность противоречий при капиталистическом строе, наличность угнетения, вымирания, безработицы и т. д., они усиливаются доказать, что капитализм — крайне нехорошая вещь, «неуклюжая» [ср. В. В., Каблукова («Вопрос о рабочих в сельском хозяйстве»), отчасти г. Николая -она], которая «того и гляди» разлетится вдребезги.

Глядим, вот уже много-много лет, как глядим, и видим, что эта сила, приказывающая русскому народу идти на работу, все крепнет и растет, хвастает перед всей Европой мощью создаваемой ею России и радуется, конечно, тому, что «слышатся голоса» только о необходимости уповать на то, что «винты расхлябаются».

«У людей слабых замирает сердце от страха. «Тем лучше», — говорят люди отчаянные. «Тем лучше», — говорит и буржуазия: — «скорее выпишем из-за границы новый механизм, скорее приготовим платформы, доски и другие грубые части из домашнего материала, скорее заведем искусных машинистов». Между тем, нравственная сторона общества во все это время находится в самом скверном состоянии. Некоторые входят во вкус новой деятельности и стараются через силу, некоторые отстают и разочаровываются в жизни».

* Заметьте это, читатель. Когда народник говорит, что у нас в России «на работу приказывает идти мещанство», — тогда это правда. А когда марксист скажет, что у нас господствует капиталистический способ производства, — тогда г. В. В. закричит, что он стремится к «замене демократического (sic!! (так!! Ред.)) строя капиталистическим».

362

В. И. ЛЕНИН

Бедная русская буржуазия! «Через силу» старается присваивать сверхстоимость! и чувствует себя скверно с нравственной стороны! (Не забудьте, что страницей назад вся эта нравственность сводилась к утробным процессам и разврату.) Понятно, что тут уже нет никакой надобности в борьбе с ней — да еще какой-то классовой борьбе, — а просто пожурить хорошенько — и она перестанет себя насиловать.

«О народе в это время почти никто не думает; между тем, делается, по правилам буржуазии, все для народа, за его счет; между тем, каждый общественный деятель и литература считают долгом распространяться об его благе… Это либерально-кокетливое направление подавило все остальные и сделалось преобладающим. В наш демократический век не только г. Суворин публично признается в любви к народу и говорит: «одно я всегда любил и умру с этой любовью — народ, я сам вышел из народа» (что еще ровно ничего не доказывает); но даже «Московские Ведомости» как-то совсем иначе относятся к нему… и как-то, по-своему, конечно, заботятся об его благоустройстве. В настоящее время не осталось ни одного органа печати, подобного покойной «Вести», т. е. явно недружелюбного к народу. Но явно недружелюбное отношение было лучше, потому что тогда враг был на чистоту, как на ладони: видно было, с какой стороны он дурак, с какой плут. Теперь все — друзья и в то же время все — враги; все перемешалось в общем хаосе. Народ, как говорит Успенский, именно опутан каким-то туманом, сбивающим неопытного человека с толку и пути. Прежде он видел перед собою одну искреннюю беззаконность. Теперь же ему говорят, что он так же свободен, как и помещик, говорят, что он сам управляет своими делами, говорят, что его поднимают из ничтожества и ставят на ноги, тогда как во всех этих заботах тянется, перевивая их тонкою, но цепкою нитью, одна нескончаемая фальшь и лицемерие».

Что верно, то верно!

«Тогда далеко не все занимались устройством ссудосберегательных товариществ, поощряющих кулачество и оставляющих настоящих бедняков без кредита».

Сначала можно бы подумать, что автор, понимая буржуазность кредита, должен совершенно сторониться от всяких таких буржуазных мер. Но отличительная и основная черта мелкого буржуа — воевать против буржуазности средствами буржуазного же общества. Поэтому и автор, как и народники вообще, исправляет

363

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА

буржуазную деятельность, требуя более широкого кредита, кредита для настоящих бедняков!

«… не толковали о необходимости интенсивного хозяйства, которому мешает передел полей и община (?); не распространялись о тяжести подушных податей, умалчивая о налогах косвенных и о том, что подоходный налог превращается обыкновенно на практике в налог на тех же бедняков; не говорили о необходимости земельного кредита для покупки крестьянами земель у помещиков по ненормально высоким ценам и т. д… То же самое и в обществе: там тоже такое множество друзей у народа, что только даешься диву… Вероятно, скоро о любви к народу станут говорить закладчики и целовальники».

Протест против буржуазности превосходен; но выводы мизерные: буржуазия царит и в жизни, и в обществе. Казалось бы, следует отвернуться от общества и идти к антиподу буржуазии.

Нет, следует пропагандировать кредит для «настоящих бедняков»!

«Кто больше виноват в подобном смутном положении вещей — литература или общество, — определить трудно, да и определять совершенно бесполезно. Говорят, что рыба разлагается с головы, но я не придаю этому чисто кулинарному наблюдению никакого значения».

Разлагается буржуазное общество — вот, значит, мысль автора. Стоит подчеркнуть, что именно таков исходный пункт марксистов.

«А между тем, когда мы кокетничаем с деревней и делаем ей глазки, колесо истории вертится, действуют стихийные силы, или, говоря понятнее и проще, к жизни пристегиваются всевозможные пройдохи и перестраивают ее по-своему. Пока литература будет спорить о деревне, о прекраснодушии мужика и об отсутствии у него знаний, пока публицистика будет исписывать целые ведра чернил по вопросам об общине и формах землевладения, пока податная комиссия будет продолжать обсуждать податную реформу, — деревня окажется вконец обездоленной».

Вот что! «Пока мы говорим — колесо истории вертится, действуют стихийные силы»!

Какой бы шум вы подняли, друзья, когда бы это сказал я! 104

Когда марксисты говорят о «колесе истории и стихийных силах», поясняя притом с точностью, что эти

364

В. И. ЛЕНИН

«стихийные силы» есть силы развивающейся буржуазии, — гг. народники предпочитают замалчивать вопрос о том, верен ли и верно ли оценен факт роста этих «стихийных сил», и болтать непроходимую белиберду о том, какие это «мистики и метафизики» люди, способные говорить о «колесе истории» и «стихийных силах».

Разница между выписанным признанием народника и обычным положением марксистов только та — и весьма существенная разница, — что, между тем как для народника эти «стихийные силы» сводятся к «пройдохам», которые «пристегиваются к жизни», для марксиста стихийные силы воплощаются в классе буржуазии, который является продуктом и выражением общественной «жизни», представляющей из себя капиталистическую общественную формацию, а не случайно или извне откуда-то «пристегиваются к жизни». Оставаясь на поверхности различных кредитов, податей, форм землевладения, переделов, улучшений и т. п., народник не может видеть у буржуазии глубоких корней в русских производственных отношениях и потому утешает себя детскими иллюзиями, что это не более как «пройдохи». И естественно, что с такой точки зрения, действительно, будет абсолютно непонятно, при чем тут классовая борьба, когда все дело только в устранении «пройдох». Естественно, что гг. народники на усиленные и многократные указания марксистов на эту борьбу отвечают ничего не понимающим молчанием человека, который не видит класса, а видит только «пройдох».

С классом может бороться только другой класс, и притом непременно такой, который вполне уже «дифференцирован» от своего врага, вполне противоположен ему, но с «пройдохами», разумеется, достаточно бороться одной полиции, в крайнем случае, — «обществу» и «государству».

Скоро мы увидим, однако, каковы эти «пройдохи» по характеристике самого народника, как глубоки их корни, как всеобъемлющи их общественные функции.

Далее, после вышевыписанных слов о «пассивных друзьях народа» автор непосредственно продолжает:

365

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА

«Это — нечто худшее, чем вооруженный нейтралитет в политике, худшее потому, что тут всегда оказывается активная помощь сильнейшему. Как бы пассивный друг ни был искренен в своих чувствах, какое бы скромное и тихое положение он ни старался принять на житейском поприще, он все равно будет вредить друзьям…»

«… Для людей, более или менее цельных и искренне любящих народ *, подобное положение вещей становится, наконец, невыносимо омерзительным. Им становится стыдно и противно слушать это сплошное и приторное изъяснение в любви, которое повторяется из года в год каждый день, повторяется и в канцеляриях, и в великосветских салонах, и в трактирах, за бутылкою клико, и никогда не переходит в дело. Вот поэтому-то, в конце концов, они и приходят к огульному отрицанию всей этой мешанины».

Эта характеристика отношения прежних русских народников к либералам почти целиком подошла бы к отношению марксистов к теперешним народникам. Марксистам тоже «невыносимо» уже слушать о помощи «народу» кредитами, покупками земель, техническими улучшениями, артелями, общественными запашками ** и т. п. Они тоже требуют от людей, желающих стоять на стороне… не «народа», нет, — а того, кому буржуазия приказывает идти на работу, — «огульного отрицания» всей этой либерально-народнической мешанины. Они находят, что это «невыносимое» лицемерие — толковать о выборе путей для России, о бедствиях «грозящего» капитализма, о «нуждах народной промышленности», когда во всех областях этой народной промышленности царит капитал, идет глухая борьба интересов, и надо не замазывать, а раскрывать ее, — не мечтать: «лучше бы без борьбы» ***, а развивать ее в отношении прочности, преемственности, последовательности и, главное, идейности.

* Как неопределенны тут отличительные признаки от «пассивных друзей»! Те, ведь, тоже бывают «цельными» людьми и, несомненно, «искренне» «любят народ». Из предыдущего противопоставления с очевидностью следует, что пассивному надо противопоставить того, кто участвует в борьбе «взаимно-противоположных» общественных сил. Hier liegt der Hund begraben (Вот где собака зарыта. Ред.).

** Г-н Южаков в № 7 «Р. Б-ва» за 1894 г.

*** Выражение г-на Кривенко («Р. Б.», 1894, № 10) в ответ на слова г-на Струве о «суровой борьбе общественных классов».

366

В. И. ЛЕНИН

«Вот поэтому-то, в конце концов, и являются известные гражданские заповеди, известные категорические требования порядочности, требования строгие и подчас даже узкие, за что их в особенности недолюбливают ширококрылые либералы, любящие простор в потемках и забывающие их логическое происхождение».

Превосходное пожелание! Безусловно необходимы именно «строгие» и