это неизбежно. И кадеты своевременно отхо-
41
К ИТОГАМ КАДЕТСКОГО СЪЕЗДА
дят в сторонку. «Совесть не позволяет санкционировать эту опасную экспертизу», заявил кадетский съезд устами г-жи Тырковой, члена центрального комитета партии.
Но ссылка на совесть не меняет, конечно, дела. Если бы надвигающиеся события даже с математической точностью говорили бы о близком торжестве народной революции, руководящие круги кадетов не отнеслись бы к делу иначе. Все прошлое кадетской партии порукой тому, и переговоры с погромщиками о министерских портфелях были кульминационным пунктом в истории кадетской партии; они были для нее объективно несравненно характернее, чем выборгское воззвание. И один из авторитетнейших представителей партии, профессор Гредескул, самым определенным образом свидетельствует нам об этом («Речь» № 180) 45: «Мы жили с нашим народом, — говорит он, — мы делили его бурные порывы». Но это было время «бурной, горячей юности»; теперь пришло время «упорной и настойчивой зрелости». А палладиум этой зрелости — избирательная кампания, с ответным адресом Думы на тронную речь в виде платформы.
«Бурных порывов» кадетская партия никогда с народом не делила и не могла делить, почтенный профессор просто сболтнул это для красного словца. Но кадетская партия, в лице ее съезда, не ушла и вправо. Она осталась на месте. Она по-прежнему намерена принимать участие в переживаемом революционном кризисе лишь постольку, поскольку он может выродиться в кризис чисто парламентский.
Мы можем только приветствовать ту определенность, ту ясность, которую съезд придал своим постановлениям в этом смысле. Конечно, он должен сильно разочаровать тех, которые видели в выборгском воззвании «начало левения» кадетов и яркий признак складывающегося национального характера российской революции.
Заявив, что он мыслит революцию лишь как парламентскую борьбу, съезд тем самым поставил ребром перед широкой массой демократии вопрос об открытой
42
В. И. ЛЕНИН
борьбе за власть. Весь ход российской революции говорит за то, что демократия ответит на этот вопрос не по-кадетски. И социал-демократия должна готовиться к тому, чтобы к моменту этого ответа городская и деревенская беднота нашла именно в ней, в социал-демократии, своего естественного гегемона в периоде революции.
Контрреволюционные периоды знаменуются, между прочим, распространением контрреволюционных идей не только в грубой и прямой форме, но также более тонкой, именно в виде роста обывательского настроения среди революционных партий. Под этим последним названием тов. Мартов в своей новой брошюре «Политические партии в России» объединяет партии с.-д. и с.-р. Мы надеемся в другой раз вернуться к интересной брошюре Мартова, который критикует кадетов с прямотой и определенностью, необычными в меньшевистской литературе, но дает в то же время совершенно неверную, немарксистскую классификацию наших политических партий и обнаруживает основную ошибку меньшевизма, относя партии типа октябристов к партиям «центра».
Но это мимоходом. В настоящее время нас интересуют некоторые другие новинки в литературе с.-д. и с.-р. Мы намерены отметить наиболее крупные проявления, вернее, отражения контрреволюционных настроений в этой среде. После поражения декабрьского восстания самым крупным выражением контрреволюционных настроений в демократии был поворот кадетов, которые выкидывали за борт лозунг учредительного собрания и всячески поносили и обливали грязью на страницах «Полярной Звезды» 46 и т. п. изданий участников и идеологов вооруженного восстания. После разгона Думы и
44
В. И. ЛЕНИН
неудачи июльских народных движений 47 новинкой по части контрреволюционных настроений в демократии явилось окончательное отделение от эсеров их правого крыла, образование полукадетской, «народно-социалистической» партии. После первого и большого подъема, в октябре — декабре, от боевой, воинствующей демократии отпали кадеты. После второго, малого подъема, в мае — июне, от нее стали отпадать энесы.
В № 4 «Пролетария» мы обрисовали основные черты идейно-политической физиономии этих энесов *. С тех пор они успели выступить вполне формально, опубликовали программу «трудовой (народно-социалистической)» партии — переделка эсеровской программы из революционной в оппортунистическую, мещанско-легальную, — опубликовали состав организационного комитета новой партии. Правда, в числе 17-ти членов этого организационного комитета (гг. Анненский, Елпатьевский, Мякотин, Пеше-хонов и др.) фигурирует всего-навсего один бывший член Думы из «Трудовой группы», г. Крюков, преподаватель реального училища и публицист-писатель. Ни одного сколько-нибудь крупного имени из настоящих «трудовиков» в числе учредителей новой трудовой партии не значится! Неудивительно, что энесов некоторые зовут самозванными трудовиками. Неудивительно, что в газетах появились уже известия о других трудовых партиях. «Товарищ» сообщал, что г. Седельников, являющийся, разумеется, гораздо более видным и знакомым народу по думской деятельности «трудовиком», чем совершенно неизвестный г. Крюков, основывает народно-трудовую партию. На многолюдном собрании, о котором повествовал «Товарищ», г. Седельников откровенно и прямо защищал свои идеи, не претендуя на название социалиста и выкидывая знамя «демократической монархии». Прямота и откровенность трудовика из народа вызвала, по тому же сообщению, величайший гнев трудовика из журналистики,
Подробности этого семейного спора нам неинтересны. Нам важно отметить лишь различные проявления оппортунистических тенденций среди вчерашних эсеров и некоторых «трудовиков». Г-н Пешехонов «прогрессирует» в этом отношении (у эсеров есть гораздо более смелые «новаторы-прогрессисты», чем у нас) больше всех. В сентябрьской книжке «Русского Богатства» 48 он идет дальше и дальше по своему пути от революционеров к кадетам. Он старается стереть разницу между революционным «взять» и кадетским «получить». «Доказавши» в августе, что нельзя взять ни всей воли, ни всей земли, он «доказывает» теперь, что нельзя «взять волю снизу». Ce n’est que le premier pas qui coute или по-русски: первая чарочка колом, вторая — соколом, а остальные — мелкими пташечками. Новокадетский [публицист] разносит на страницах легального журнала идею вооруженного восстания, идею временного революционного правительства, не называя, разумеется, вещей прямо по имени, не приводя полностью «опровергаемого» им манифеста революционных партий, извращая и упрощая на свободе мысли тех, кто в нелегальной печати защищал идею восстания, идею временного революционного правительства. И в самом деле, для чего-нибудь легализировали же свою партию гг. энесы! Разумеется, они легализировали ее не для того, чтобы защищать идею восстания, а для того, чтобы опровергать ее!
В литературе с.-д. крупной новинкой по части отражения контрреволюционных настроений явился московский еженедельник «Наше Дело» 49. Кадетская печать протрубила уже все уши об этом новом и крупном «прогрессе» меньшевиков; — они прогрессируют, как известно, от революционеров к кадетам. «Речь» поместила особую приветственную статью, «Товарищ» повторил с восторгом главные мысли «Нашего Дела», «Речь»
повторила отзывы «Товарища», «Товарищ» подтвердил свои взгляды ссылкой на «Речь», — одним словом, просвещенное общество образованных предателей русской революции пришло в необычайно восторженное волнение. «Речь» разузнала даже от кого-то, что во главе «Нашего Дела» стоят видные меньшевики, гг. Маслов, Череванин, Громан, Валентинов.
Мы не знаем, верны ли эти сведения «Речи», хотя она и выступает обыкновенно с большими претензиями на осведомленность во всех меньшевистских делах. Но мы знаем передовицу Череванина в № 1 «Нашего Дела». Стоит процитировать место, обрадовавшее кадетов:
«Было бы нелепостью и безумием для пролетариата пытаться, как это предлагают некоторые, вместе с крестьянством вступить в борьбу и с правительством и с буржуазией за полновластное и всенародное учредительное собрание» (с. 4). «Нужно настоять на том, чтобы новая Дума была созвана». Министерство должно быть из думского большинства. «И на большее, при той полной неорганизованности и страшном невежестве, которыми страдает теперь крестьянство, трудно и рассчитывать» (с. 6). Как видите, это откровенно… до святости. Товарищ Череванин ушел много дальше вправо, оставаясь внутри революционной партии, чем г. Пешехонов, основавший новую «легальную партию». Г. Пешехонов от лозунга учредительного собрания еще не отказывается и требование думского министерства все еще критикует за его недостаточность.
Не желая оскорблять наших читателей, мы не будем, конечно, опровергать позиции Череванина. Он и то уже стал «притчей во языцех» у всех с.-д. без различия фракций. Но мы приглашаем читателей самым серьезным образом вдуматься в причины, которые объясняют это невероятно легкое превращение видного и ответственного меньшевика в либерала. Нетрудно осудить и отвергнуть бросающуюся в глаза «крайность», «эксцесс» оппортунизма. Гораздо важнее вскрыть источник ошибок, заставляющих краснеть со-циал-демо-
47
ОБЫВАТЕЛЬЩИНА В РЕВОЛЮЦИОННОЙ СРЕДЕ
крата. Мы приглашаем читателей вдуматься, глубже ли в самом деле различие между Череваниным и нашим ЦК, чем между Седельниковым и Пешехоновым?
Подкладка стремлений у всей этой «четверки» одна и та же. Люди обывательского, мелкобуржуазного типа утомлены революцией. Лучше маленькая, серая, убогая, но спокойная законность, чем бурная смена революционных порывов и контрреволюционного бешенства. Изнутри революционных партий это стремление выражается в желании преобразовать эти партии. Пусть основным ядром партии станет обыватель: «партия должна быть массовой». Долой нелегальщину, долой мешающую конституционному «прогрессу» конспирацию! Надо легализировать старые революционные партии. А для этого нужна коренная реформа их программ в двух основных направлениях: политическом и экономическом. Надо выкинуть требование республики и конфискации земли, выкинуть отчетливо-ясное, непримиримо-резкое, осязательное изложение социалистической цели, представить социализм «уходящей вдаль перспективой», как это выразил с бесподобной грациозностью г. Пешехонов.
Различные представители взятой нами «четверки» выражают по различным поводам в различной форме именно эти стремления. Демократическая монархия Седельникова; — «прогресс» от трудовика к кадету у «народно-социалистической» партии; — устранение революционной борьбы за учредительное собрание у Череванина; — рабочий съезд Аксельрода и Плеханова; — лозунг «за Думу» у нашего ЦК; — рассуждения в № 1-ом издаваемого тем же Центральным Комитетом «Социал-Демократа» о консервативности конспирации и подполья, о прогрессивности перехода к «общенациональной буржуазной революции» — все это проявления одного общего основного стремления, все это один поток поднимающей голову обывательщины в среде революционных партий.
С точки зрения легализации партии, «приближения» ее к массе, соглашения с кадетами, сближения с
волюцией Череванин вполне логично объявил «нелепостью и безумием» борьбу за учредительное собрание. Мы уже в № 1 «Пролетария» указали *, что наш ЦК вопиющим образом противоречит сам себе, проповедуя в своих знаменитых «Письмах к партийным организациям» (№№ 4 и 5) союз с средней буржуазией, офицерством и т. п. и выставляя в то же время неприемлемый для них лозунг» учредительного собрания. Череванин в этом отношении последовательнее и рассуждает правильнее, или честнее, откровеннее, чем гг. Пешехоновы или наш ЦК. Цекистский «Социал-Демократ» либо лукавит, либо проявляет поразительное недомыслие, когда с одной стороны громит «маршруты, направляющие пролетариат в сторону от общенационального движения», «обрекающие его на политическую изолированность», а с другой стороны поддерживает лозунг учредительного собрания и говорит: «нужно готовиться к восстанию».
Возьмите рабочий съезд. Недавно (6 октября) кадетская газета «Товарищ» разболтала, наконец, секрет этого съезда. Вот что сказал, по сведениям этой газеты, «один из старейших вождей социал-демократии, выдвинувший вопрос о рабочем съезде», в прочитанном им на днях докладе: «Они (члены «рабочего съезда») могут принять всю программу с.-д. с некоторыми, быть может, изменениями, тогда партия выйдет из своей подпольной организации». Дело ясное. Старейшие вожди совестятся прямо сказать, что им хочется изменений в программе партии
