господства прежних эксплуататорских классов при иной оболочке. Например, русское самодержавие XVII века с боярской Думой и боярской аристократией не похоже на самодержавие XVIII века с его бюрократией, служилыми сословиями, с отдельными периодами «просвещенного абсолютизма» и от обоих резко отличается самодержавие XIX века, вынужденное «сверху» освобождать крестьян, разоряя их, открывая дорогу капитализму, вводя начало местных представительных учреждений буржуазии. К XX веку и эта последняя форма полуфеодального, полупатриархального самодержавия изжила себя. Переход к представительным учреждениям национального масштаба стал необходимостью под влиянием роста капитализма, усиления буржуазии и т. д. Революционная борьба 1905 года обострилась особенно из-за того, кто и как соберет первое всероссийское представительное учреждение. Декабрьское поражение решило этот вопрос в пользу старой монархии, а при таких условиях иной конституции, кроме черносотенно-октябристской, и быть не могло.
На новом поприще, при учреждениях бонапартистской монархии, на более высокой ступени политического развития борьба начинается опять с устранения прежнего врага, черносотенного самодержавия. Может ли социалистическая партия в этой борьбе отказаться от использования новых представительных учреждений? Эсеры не сумели даже поставить этого вопроса, они
347
КАК СОЦИАЛИСТЫ-РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ ПОДВОДЯТ ИТОГИ РЕВОЛЮЦИИ
отделываются фразами и только фразами. Слушайте дальше:
«Теперь у нас нет парламентских путей борьбы — есть только внепарламентские. Это убеждение должно быть укоренено везде, и нужна непримиримая борьба со всем, что препятствует такому укоренению. Сосредоточимся на внепарламентских средствах борьбы!»
Рассуждение эсеров построено на знаменитом субъективном методе в социологии. Укореним же убеждение — и дело в шляпе. О том, что убеждения относительно того, есть ли в наличности те или другие пути борьбы, следует проверить объективными данными, субъективисты не заботятся. Но заглянем в «Извещение» и в резолюции конференции эсеров, читаем: «… сумрачное затишье переживаемого тяжелого времени или, вернее, безвременья» (стр. 4)… «сплочение реакционных общественных сил»… «факт скованности массовой народной энергии»… «в интеллигенции, как наиболее впечатлительной части населения, заметно переутомление, идейный разброд и отлив сил от революционной борьбы» (стр. 6) и т. д. и т. п. «Ввиду этого партия с.-р. должна… б) относиться отрицательно, из тактических соображений, к проектам частичных массовых выступлений, в которых, по условиям настоящего момента, может происходить бесплодная растрата народной энергии» (стр. 7).
У кого же это «у нас» «есть только внепарламентские пути борьбы»? Ясно, что у группки террористов, ибо массовой борьбы «у нас» все выписанные тирады не указывают. «Факт скованности массовой народной энергии» и «сосредоточиться на внепарламентских средствах борьбы», — это простое сопоставление еще и еще раз показывает нам, сколько исторической правды было в наименовании эсеров революционными авантюристами! Разве это не авантюризм, когда для хлесткого словечка говорят о сосредоточении на таких средствах борьбы, к которым сами же признают сейчас неспособною массу? Разве это не старая-престарая психология интеллигентского отчаяния?
«Сосредоточимся на внепарламентских средствах борьбы» — этот лозунг был верен в один из самых замечательных периодов русской революции, осенью 1905 года. Повторяя его без критики теперь, эсеры поступают подобно тому герою народной сказки, который усердно кричал… все невпопад. Вы не поняли, любезные, почему лозунг бойкота был верен осенью 1905 г., и, повторяя его без критики, без смысла, как заученное словечко, теперь, вы обнаруживаете не революционаризм, а самый обыкновенный глу-пизм.
Осенью 1905 года ни один человек не говорил о «факте скованности массовой народной энергии». Напротив, все партии признавали, что массовая энергия бьет ключом. В такой момент старая власть предлагает законосовещательный парламент, явно желая раздробить и хоть на минуту успокоить клокочущие силы. «Сосредоточимся на внепарламентских средствах борьбы» — тогда этот лозунг не был фразой кучки крикунов, а призывом людей, на деле стоявших впереди толпы, впереди миллионов борцов из рабочих и крестьян. Поддержав этот призыв, миллионы показали, что лозунг был объективно-верен, выражал не только «убеждения» горстки революционеров, а действительное положение, настроение и инициативу масс. Повторять этот лозунг наряду с признанием «факта скованности массовой народной энергии» могут только смехотворные политики.
И, раз мы уже коснулись смехотворного, нельзя не привести следующего перла из «Знамени Труда»: «Оставим его (правительство) в Думе наедине с «черными» и партией последнего правительственного распоряжения, и поверьте, что если когда-либо эти пауки способны начать есть друг друга, так это именно в таком положении…» Это «поверьте» так бесподобно-мило, что прямо обезоруживает противника. «Поверьте», читатель, что передовые статьи в «Знамени Труда» пишет действительно милая эсеровская гимназисточка, искренне верующая, что «пауки» начнут «есть друг друга», когда оппозиция уйдет из III Думы.
349
КАК СОЦИАЛИСТЫ-РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ ПОДВОДЯТ ИТОГИ РЕВОЛЮЦИИ
Принятая Лондонским съездом резолюция об отношении к непролетарским парти- 140 ям вызвала со стороны меньшевиков самые резкие нападки в той ее части, которая касается кадетов. Немногим менее резки были их нападки на ту часть, которая касается народнических или трудовых партий. Меньшевики старались доказать, что мы потворствуем эсерам или умалчиваем о некоторых, давно установленных марксистами, грехах эсеров и т. п. Источник всех этих потуг меньшевиков был двоякий: с одной стороны, основное принципиальное разногласие в оценке русской революции. Меньшевики упорно хотят, чтобы пролетариат творил ее вместе с кадетами, а не вместе с трудовиче-ским крестьянством против кадетов. С другой стороны, меньшевики не поняли того, как открытое выступление масс и классов в революции изменило прежнее положение и зачастую прежний характер партий. До революции эсеры были только группой народ-ничествующих интеллигентов. Верна ли была бы такая характеристика после революции и даже после 1906 года? Очевидно, нет. Защищать прежний взгляд в такой формулировке могли бы только люди, ничему не научившиеся в революции.
Революция доказала, что эта группа народничествующих интеллигентов есть крайнее левое крыло чрезвычайно широкого и безусловно массового народнического или трудовического течения, выразившего интересы и точку зрения крестьянства в русской буржуазной революции. Этот факт доказан и крестьянскими восстаниями, и Крестьянским союзом, и Трудовой группой в трех Думах, и свободной печатью эсеров и трудовиков. Вот этого факта не сумели понять меньшевики. Они рассматривают эсеров доктринерски, т. е. как люди доктрины, учитывающие ошибки чужой доктрины, но не видящие, какие реальные интересы реальных масс, двигающих буржуазно-демократическую революцию, выражает или прикрывает эта доктрина. Эсеровская доктрина вредна, ошибочна, реакционна, авантюристична, мелкобуржуазна — кричат меньшевики — ни шагу дальше, ни слова больше; что сверх сего, то от лукавого.
350
В. И. ЛЕНИН
Вот тут начинается ваша ошибка, говорим мы меньшевикам. Справедливо, что эсеровская доктрина вредна, ошибочна, реакционна, авантюристична, мелкобуржуазна. Но такие качества не мешают этой quasi -социалистической доктрине быть идейным облачением действительно революционной, а не соглашательской, буржуазии и мелкой буржуазии в России. Ибо доктрина эсеров есть только ручеек в трудовическом, т. е. крестьянски-демократическом, потоке. Как только начинается открытая борьба масс и классов, так события сейчас же заставляют всех нас, и большевиков и меньшевиков, признать это, допуская участие эсеров в советах рабочих депутатов, сближаясь с советами крестьянских, солдатских, почтово-телеграфных, железнодорожных и т. д. депутатов, участвуя на выборах в союзе с ними против либералов, голосуя с ними в Думах против либералов и т. п. Революция не опровергла нашу оценку эсеров, а подтвердила ее. Но она подтвердила эту оценку, не оставив вопроса в прежнем положении и в прежнем виде, а перенеся его на несравненно более высокую почву: прежде дело шло только о сравнении доктрин и идеологий, о политике группок; теперь дело идет о сравнении исторической деятельности классов и масс, идущих за этой или родственной идеологией. Прежде спрашивали только: верно ли то, что эсеры говорят, верна ли тактика этой идейной организации? Теперь вопрос встал: каково на деле поведение тех слоев народа, которые мнят себя солидарными с эсерами или родственными их основным идеям («трудовому началу» и т. п.)? Ошибка меньшевиков состоит в непонимании этого изменения, созданного революцией.
А это изменение, кроме указанного его значения, чрезвычайно важно еще потому, что оно наглядно показало соотношение классов и партий. Урок нашей революции состоит в том, что только партии, опирающиеся на определенные классы, сильны и уце-левают при всех и всяких поворотах событий. Открытая политическая борьба заставляет партии связываться теснее
КАК СОЦИАЛИСТЫ-РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ ПОДВОДЯТ ИТОГИ РЕВОЛЮЦИИ
с массами, ибо без такой связи партии — ничто. Эсеры формально независимы от трудовиков. На деле в революции они вынуждены были идти вместе под угрозой полного исчезновения с политической сцены. И можно ручаться, что при следующем революционном подъеме эсеры опять будут вынуждены (как бы они ни кричали теперь о полной своей самостоятельности) идти с трудовиками или с подобными им организациями масс. Объективные условия общественной жизни и борьбы классов сильнее добрых желаний и писанных программ. С этой точки зрения — единственно правильной — теперешнее расхождение трудовиков и эсеров есть лишь распад мелкобуржуазного движения, есть лишь невыдержанность мелких буржуа, не умеющих при трудных обстоятельствах удержать своей сплоченности и «бредущих розно». С одной стороны, перед нами трудовики, неорганизованные, шаткие, колеблющиеся, лишенные всякого прочного политического направления в III Думе, но, несомненно, вышедшие из массы, связанные с массой, выражающие запросы массы. С другой стороны — горстка эсеровских «отзовистов», не имеющих никакой связи с массой и мечущихся от отчаяния, теряющих веру в массовую борьбу (см. «Революционная Мысль»), сосредоточивающихся на терроре. Крайний оппортунизм трудовиков (с точки зрения положения революционного крестьянства) и крайний, чисто словесный и бессмысленный, революционаризм эсеров, это — две ограниченности одного и того же мелкобуржуазного течения, «два флюса», выражающие одну «болезнь»: неустойчивость мелкой буржуазии, неспособность ее к систематической, упорной, выдержанной и дружной массовой борьбе.
На думскую тактику революционных партий в настоящее время и на вопрос об отзовизме, в частности, это обстоятельство проливает новый свет. «У нас нет парламентских путей борьбы», кричат хвастливые интеллигенты — эсеры. У кого «у нас», господа? У интеллигенции без масс никогда не было и никогда не будет ни парламентских, ни серьезных внепарламентских средств борьбы. А какие массы шли с вами или подле
352
В. И. ЛЕНИН
вас вчера, во время революции? Трудовическое крестьянство. Правда ли, что у него «нет парламентских средств борьбы»? Неправда. Взгляните на аграрные прения в III Думе и вы увидите, что трудовики, несомненно, выразили здесь запросы масс. Значит, хлесткое словечко эсеров есть пошлое фразерство, не более того. Крестьянские массы в 1908 году на думской трибуне выразили свои запросы, а «внепарламентски» не боролись. Это — факт, от которого никаким «левым» визгом и выкрикиванием эсеровски-отзовистских фраз не отвертишься.
В чем причина этого факта? В том ли, что ослабело «убеждение» в предпочтительности внепарламентских путей? Пустяки. В том, что объективные условия не вызвали еще в этот период широкого брожения масс и непосредственного выступления их. Раз это так, — а это несомненно так — то обязанностью всякой серьезной партии было использовать и посредственные
