из числа тех исключительно редких выходцев из буржуазии, которых долгая история либерализма, история измен, трусости, сделок с правительством, угодничества буржуазных политиканов не расслабляет, не развращает, а закаляет, превращает в революционеров до мозга костей. Редки такие выходцы из буржуазии, примыкающие к социализму, и только таким редким, долголетней борьбой искушенным, людям должен доверять пролетариат, если он хочет выковать себе рабочую
145
ПАВЕЛ ЗИНГЕР
партию, способную ниспровергнуть современное буржуазное рабство. Зингер был беспощадным врагом оппортунизма в рядах немецкой рабочей партии и до конца дней своих оставался непоколебимо верен непримиримой, революционно-социал-демократической политике.
Зингер не был ни теоретиком, ни публицистом, ни блестящим оратором. Он был прежде всего и больше всего практиком-организатором нелегальной партии во время исключительного закона, гласным городской (Берлинской) думы и парламентарием после отмены этого закона. И этот практик, у которого большая часть времени уходила на мелкую, будничную, технически-парламентскую и всяческую «деловую» работу, был велик тем, что он не делал себе кумира из мелочей, не поддавался столь обычному и столь пошлому стремлению отмахиваться от резкой и принципиальной борьбы во имя якобы этой «деловой» или «положительной» работы. Напротив, Зингер, всю жизнь посвятивший этой работе, всякий раз, когда вставал вопрос о коренном характере революционной партии рабочего класса, о конечных целях ее, о блоках (союзах) с буржуазией, об уступках монархизму и т. д., — всегда был во главе самых твердых и самых решительных борцов со всеми проявлениями оппортунизма. Во время исключительного закона против социалистов Зингер вместе с Энгельсом, Либкнехтом и Бебелем боролся на два фронта: и против «молодых», полуанархистов, отрицавших парламентскую борьбу, и против умеренных «легалистов во что бы то ни стало». В позднейшее время Зингер столь же решительно боролся с ревизионистами.
Он заслужил ту ненависть буржуазии, которая проводила его в могилу. Буржуазные ненавистники Зингера (немецкие либералы и наши кадеты) злорадно указывают на то, что с его смертью сходит в могилу один из последних представителей «героического» периода немецкой социал-демократии, то есть того периода, когда так сильна, свежа, непосредственна была у вожаков вера в революцию, отстаиванье принципиально-
146
В. И. ЛЕНИН
революционной политики. На смену Зингеру — говорят эти либералы — идут умеренные, аккуратные вожаки «ревизионисты», люди скромных претензий и мелких расчетов. Слов нет, рост рабочей партии нередко привлекает многих оппортунистов в ряды ее. Слов нет, выходцы из буржуазии в наше время гораздо чаще несут пролетариату свою робость, узость мысли или любовь к фразе, чем твердость революционных убеждений. Но пусть не ликуют враги раньше времени! Рабочая масса и в Германии, и в других странах все больше сплачивается в армию революции, и эта армия развернет свои силы в недалеком будущем, ибо революция нарастает и в Германии, и в других странах.
Умирают старые революционные вожди — растет и крепнет молодая армия революционного пролетариата.
«Рабочая Газета» № 3, 8 (21) февраля 1911 г. Печатается по тексту «Рабочей Газеты»
147
ЗАМЕТКИ
МЕНЬШИКОВ, ГРОМОБОЙ, ИЗГОЕВ
Выступление 66-ти московских промышленников 77, представляющих по подсчету какой-то московской газеты капитал в полмиллиарда рублей, подало повод к ряду чрезвычайно ценных и характерных статей в различных органах печати. Помимо того, что эти статьи освещают необычайно ярко политическое положение в данную минуту, они дают интересный материал по многим основным и принципиальным вопросам, касающимся всей эволюции России в XX веке.
Вот г. Меньшиков в «Новом Времени», излагающий точку зрения правых партий и правительства:
«Как все эти Рябушинские, Морозовы и прочие не понимают, что в случае переворота они все будут повешены, а в лучшем случае станут нищими?» «Эту энергическую фразу» г. Меньшиков приводит, по его словам («Новое Время» № 12549), «из письма студента одного весьма революционного института». И от себя уже автор добавляет: «Несмотря на грозное предостережение 1905 года, верхние классы России, включая купечество, чрезвычайно плохо разбираются в надвигающейся катастрофе». «Да, гг. Рябушинские, Морозовы и прочие, им подобные! Несмотря на ваш флирт с революцией и все аттестаты либерализма, которые вы спешите выслуживать, именно вам первым придется пасть жертвой готовящегося переворота. Вас повесят первых — не за какие-нибудь преступления, а за то, что вам кажется добродетелью, — просто за обладание
148
В. И. ЛЕНИН
тем полу миллиардом, которым вы так кичитесь». «Либеральная буржуазия, включая среднее дворянство, чиновничество и купечество, беспечно идет к краю революционной пропасти вместе со своими титулами, чинами и капиталами». «Если либеральные подзуживатели бунта наконец дождутся, когда их потащат на виселицу, — пусть они припомнят, как была мягка к ним старая государственная власть, как она их предупредительно выслушивала, как ухаживала за ними и как мало заявляла претензий на их пустые головы. Пусть именно в тот черный для них час сравнят благодеяния радикального режима со старым, патриархальным».
Это пишет неофициальный официоз правительства 17-го февраля, в тот самый день, когда официальный официоз, «Россия», из кожи лезет вон, чтобы доказать, при помощи «Голоса Москвы», что «выходка» 66-ти «не может считаться выражением мнения московского купечества». «Дворянский съезд — организация, — пишет «Россия», — а 66 купцов, которые сами говорят о себе, что они действовали, как частные лица, не являются организацией».
Неудобно иметь два официоза! Один другого побивает. Один доказывает, что «выходку» 66-ти нельзя рассматривать, как выражение мнения даже московского хотя бы купечества. А другой доказывает, что «выходка» имеет гораздо более широкое значение, служа выражением мнения не только московского и не только купечества, а всей российской либеральной буржуазии вообще. Г. Меньшиков берется, от имени «старой государственной власти», предостеречь эту либеральную буржуазию: не об тебе ли мы печемся?
Наверно нет ни единой страны в Европе, где бы в течение XIX века сотни раз не раздавался этот призыв «старой государственной власти», а также дворянства и реакционной публицистики, адресуемый к либеральной буржуазии, призыв «не подзуживать»… И никогда призывы не помогали, хотя «либеральная буржуазия» не только не хотела «подзуживать», а, напротив, с такой же энергией и искренностью боролась с «подзужи-вателями», с какой 66 купцов осуждают забастовки.
149
ЗАМЕТКИ
Как осуждения, так и призыв бессильны, раз дело идет о всех условиях жизни общества, заставляющих тот или иной класс чувствовать невыносимость положения и говорить об этом. Г. Меньшиков правильно выражает интересы и точку зрения правительства и дворянства, пугая либеральную буржуазию революцией и упрекая ее за легкомыслие. 66 купцов правильно выражают интересы и точку зрения либеральной буржуазии, упрекая правительство и осуждая «забастовщиков». Но взаимные упреки — только симптом, неопровержимо свидетельствующий о крупных «недостатках механизма», о том, что, несмотря на все желание «старой государственной власти» удовлетворить буржуазию, сделать шаг в ее сторону, создать для нее очень влиятельное местечко в Думе, несмотря на сильнейшее и искреннейшее желание буржуазии устроиться, ужиться, поладить, приспособиться, — «приспособления» все же не выходит! Вот в чем суть, вот где канва, а взаимные упреки — одни узоры.
Г. Громобой в «Голосе Москвы» посылает необходимое предостережение «правительству» (№ 38 от 17 февраля, статья «Необходимое предостережение»). «Никакие проявления «твердой» власти, — пишет он, — никакие волевые импульсы не дадут родине покоя, пока не будут идти рука об руку со слишком затянувшимися реформами». (Не очень грамотно пишет г. Громобой, но смысл его речи все же вполне ясен.) «И смута, как последствие затянувшегося кризиса, не может быть объявляема как «force majeure» для неплатежа по векселям». (Неудобное сравнение, г. публицист октябристских коммерсантов: во-первых, векселя-то ведь неподписанные; а, во-вторых, ежели бы даже они были подписаны, где тот коммерческий суд, куда вы Могли бы обратиться, и кто тот судебный пристав и прочие, могущие произвести взыскание? Подумайте-ка, г. Громобой, и вы увидите, что не только октябристская, но и кадетская партия есть партия бронзовых векселей в политике.) «В таком случае она будет лишь усиливаться… за студенческими волнениями пойдет многое, уже пережитое. Поведете корабль назад — увидите
150
В. И. ЛЕНИН
пройденный путь». «Была бита ставка на слабых, может оказаться побитой и ставка на сильных. Власти нечего будет предъявить. Ее расчеты на успокоение могут рассеяться, как дым, при условиях каких угодно выборов». (Г. Громобой имеет в виду выборы в IV Думу.) «Если начнут проходить караваны оппозиции через те скалы, где носились лишь туманы власти, если оттолкнувшая от себя умеренные элементы власть останется в одиночестве, — то выборы станут горьким ее поражением, и весь порядок будет потрясен оттого, что он не порядок правовой».
Меньшиков упрекает буржуазию в том, что она «подзуживает» «революцию», — буржуазия упрекает Меньшиковых в том, что они «ведут к усилению смуты». «Старая, но вечно новая история».
Ренегат Изгоев в кадетской «Речи» пытается, по поводу той же темы, подвести некоторые социологические итоги, — не соображая, как неосторожно браться за это занятие кадетам вообще, ренегатам в частности. В статье «Сопоставление» (от 14 февраля) он сравнивает съезд объединенного дворянства с выступлением 66-ти московских купцов. «Объединенное дворянство, — пишет он, — упало до Пуришкевича, московские промышленники заговорили языком государственности». В прошлом, — продолжает г. Изгоев, — «дворянство оказывало народу серьезные культурные услуги», но «культурной работой занималось только меньшинство, а большинство его травило». «Но таков, вообще, исторический закон, что прогрессивно действует лишь меньшинство данного класса».
Очень, очень хорошо: «таков, вообще, исторический закон». Так пишет кадетская «Речь» устами г. Изгоева. Однако присматриваясь ближе, мы с удивлением узнали, что «общие исторические законы» не простирают своего действия за пределы феодального дворянства и либеральной буржуазии. В самом деле. Припомним «Вехи», в которых писал тот же г. Изгоев и с которыми полемизировали виднейшие кадеты таким образом, что касались частностей и не трогали основного, главного, существенного. Существенное в «Вехах»,
151
ЗАМЕТКИ
разделяемое всеми кадетами и тысячи раз высказывавшееся гг. Милюковыми и К° , состоит в том, что остальные классы России, кроме реакционного дворянства и либеральной буржуазии, проявили себя (в первом десятилетии настоящего века) действиями своего меньшинства, поддавшегося «угару», увлеченного «интеллигентскими» «вожаками», неспособного возвыситься до «государственной» точки зрения. «Надо иметь, наконец, смелость сознаться, — писал г. Изгоев в «Вехах», — что в наших Государственных думах огромное большинство депутатов, за исключением трех-четырех десятков кадетов и октябристов, не обнаружило знаний, с которыми можно было бы приступить к управлению и переустройству России». Это говорится, как всякий понимает, про крестьянских депутатов, трудовиков и про рабочих депутатов.
Итак, «вообще исторический закон» состоит в том, что «прогрессивно действует лишь меньшинство данного класса». Если действует меньшинство буржуазии, то это прогрессивное меньшинство, оправдываемое «общим историческим законом». «Моральный авторитет распространяется на весь класс, если только меньшинство получает возможность работать», поучает нас г. Изгоев. Но если действует меньшинство крестьян или рабочих, то это отнюдь не соответствует «историческому закону», это отнюдь не «прогрессивное меньшинство данного класса», это меньшинство
