Федьки или Ваньки) совещаться с другими слугами барина. Это «две большие разницы».
Вполне естественно, что выводы у г. Ерманского получаются целиком в духе Ларина. Представители крупного капитала — пишет г. Ерманский — «уже давно заняли в России позицию господствующего класса в полном смысле этого слова».
Это — сплошная фальшь. Тут забыто и самодержавие и то, что власть и доходы остаются по-прежнему в руках землевладельцев-крепостников. Г-н Ерманский напрасно думает, что «только в конце XIX и начале XX века» наше самодержавие «перестало быть исключительно крепостническим». Этой «исключительности» не было уже в эпоху Александра II по сравнению с эпохой Николая I. Но смешивать крепостнический режим, теряющий свойства исключительно крепостнического, делающий шаги к буржуазной монархии, смешивать его с «полным господством представителей крупного капитала» совершенно непозволительно.
VI
Редакция «Нашей Зари», как водится, снабдила статью г. Ерманского «оговороч-кой»: автор-де «недооценивает значение для нее (крупной буржуазии) непосредственного участия в политической власти».
Система оговорочек прочно свила себе гнездо у ликвидаторов. В ряде статей Ерманский подробнейшим образом развивает взгляды на классовую борьбу в духе
304
В. И. ЛЕНИН
либеральном. Проповедь журнала есть проповедь либеральная… А «воспоминания о прекрасных днях» марксизма запрятаны в две строчки примечания! Читатели «Нашей Зари» воспитываются в духе либерализма, подменяющего собой марксизм, а редакция «выгораживает себя» — оговорочкой, совсем как в кадетской «Речи».
Дело вовсе не только в том, что г. Ерманский «недооценивает» известную сторону вопроса. Дело в его сплошь неправильном взгляде на классовую борьбу. Дело в его коренной ошибке при оценке социальной структуры самодержавия. Мы давно указывали и не устанем указывать, что этого вопроса не обойти никакими усмешечками по поводу «ответов 1908 года» (или 1912 года) и т. д. Нельзя миновать этого вопроса в сколько-нибудь серьезной публицистике.
Разногласие между Ерманским и Лариным, с одной стороны, редакцией «Нашей Зари», с другой, есть разногласие откровенных и по-своему честных ликвидаторов с дипломатами ликвидаторства. На этот счет не следует себе делать иллюзий.
Ларин писал: власть у нас стала уже буржуазной. Поэтому рабочие должны организоваться не в ожидании революции (и не «для революции», добавил он), а для участия в конституционном обновлении страны. Ерманский, с другой стороны подходя к вопросу, повторяет по сути дела первую посылку Ларина, причем на выводы он только намекает, не говоря о них прямо.
Мартов «поправлял» Ларина так же, как редакция «Нашей Зари» поправляет Ерманского: власть-де еще не буржуазна, и рабочим «достаточно» ухватиться за противоречие конституционализма с абсолютизмом.
Таким образом, в выводах между Мартовым (с редакцией «Нашей Зари») и Лариным — Ерманским получается согласие, вполне естественное при их согласии в основных посылках либерального взгляда на рабочую политику.
Мы же продолжаем думать, что этот взгляд в корне неверен. Не в том дело, «недооценивает» Ерманский или «переоценивает» Мартов «левение» Гучковых, Рябушинских и К°. Не в том дело, «недооценивает» Ерманский
305
АНКЕТА ОБ ОРГАНИЗАЦИЯХ КРУПНОГО КАПИТАЛА
или «переоценивает» Мартов «значение для буржуазии непосредственного участия в политической власти». Дело в том, что оба они не только «недооценивают», но прямо не понимают значения для рабочего класса и для идущей за ним, свободной от современных шатаний либерализма, буржуазной демократии «непосредственного участия в политической власти»! Оба они думают только об одной «политической власти», забывая о другой.
Оба они смотрят на верхи и не видят низов. Но если десять Рябушинских и сто Милюковых ворчат и либерально негодуют, то это значит, что десятки миллионов мелких буржуа и всякого «мелкого люда» чувствуют себя невыносимо. И эти миллионы тоже возможный источник «политической власти». Только сплочение подобных демократических элементов и против правых и независимо от колебаний либералов способно «решить» вопросы, историей поставленные в начале XX века перед Россией.
«Просвещение» № 5-7, апрель — июнь 1912 г.
Подпись: В. Ильин Печатается по тексту журнала «Просвещение»
306
СУЩНОСТЬ «АГРАРНОГО ВОПРОСА В РОССИИ»
«Аграрный вопрос» — если употреблять эту обычную, ходячую терминологию — существует во всех капиталистических странах. Но в России рядом с общекапиталистическим аграрным вопросом существует другой, «истинно-русский» аграрный вопрос. Чтобы кратко отметить разницу обоих аграрных вопросов, укажем, что ни в одной цивилизованной капиталистической стране нет сколько-нибудь широкого демократического движения мелких землевладельцев за переход к ним земель крупного землевладения.
В России такое движение есть. И, соответственно этому, ни в одной европейской стране, кроме России, марксисты не выставляют и не поддерживают требования о переходе земли к мелким землевладельцам. Русский аграрный вопрос неизбежно породил признание всеми марксистами такого требования, независимо от разногласий, связанных с тем, как должно быть организовано владение и распоряжение переходящей землей (раздел, муниципализация, национализация).
Откуда же разница между «Европой» и Россией? Не от самобытности ли развития России, не от отсутствия ли в ней капитализма или особой безнадежности, безысходности нашего капитализма? Так думают народники различных оттенков. Но этот взгляд в корне неверен, и жизнь давно опровергла его.
Различие между «Европой» и Россией происходит от чрезвычайной отсталости России. На Западе аграрно-
307
СУЩНОСТЬ «АГРАРНОГО ВОПРОСА В РОССИИ»
буржуазный строй уже вполне сложился, крепостничество давно сметено, остатки его ничтожны и не играют серьезной роли. Главным общественным отношением в области сельского хозяйства на Западе является отношение наемного рабочего к предпринимателю, фермеру или собственнику земли. Мелкий земледелец занимает там промежуточное положение, переходя, с одной стороны, в класс нанимающихся, продавцов рабочей силы (многочисленные формы так называемой подсобной работы или побочных заработков крестьянина), а с другой стороны, в класс нанимателей (число наемных рабочих у мелких земледельцев гораздо значительнее, чем обыкновенно думают).
В России, несомненно, уже упрочилось и неуклонно развивается столь же капиталистическое устройство земледелия. И помещичье и крестьянское хозяйство эволюционируют именно в этом направлении. Но чисто капиталистические отношения придавлены еще у нас в громадных размерах отношениями крепостническими. Борьба массы населения, в первую голову массы крестьянства вообще, с этими именно отношениями — вот в чем своеобразие русского аграрного вопроса. На Западе такой «вопрос» существовал во время оно повсеместно, но он давно уже там решен. В России с его решением запоздали, аграрная «реформа» 61-го года не решила его, столыпинская аграрная политика не может при данных условиях решить его.
В статье «Землевладение в Европейской России» («Невская Звезда» 119 № 3)* мы привели главнейшие данные, выясняющие сущность современного русского аграрного вопроса.
Около 70 миллионов земли у 30 000 крупнейших помещиков и приблизительно столько же у 10 миллионов крестьянских дворов — таков основной фон картины. О каких хозяйственных отношениях свидетельствует эта картина?
Тридцать тысяч крупнейших помещиков — главным образом, представители старого барства и старого
* См. настоящий том, стр. 263-266. Ред.
308
В. И. ЛЕНИН
крепостнического хозяйства. Из 27 833 владельцев имений свыше 500 десятин — дворян 18 102, т. е. почти две трети. Громаднейшие латифундии, которые находятся в их руках, — в среднем приходится свыше 2000 десятин земли на каждого из этих крупнейших помещиков! — не могут быть обрабатываемы инвентарем владельца и наемными рабочими. В значительной степени неизбежной является, при таком положении дела, старая барщинная система, то есть существование мелкой культуры, мелкого хозяйства на крупных латифундиях, обработка помещичьей земли инвентарем мелкого крестьянина.
Именно эта барщинная система и распространена, как известно, особенно широко в центральных, исконно-русских, губерниях Европейской России, в сердце нашего земледелия. Так называемые отработки представляют из себя не что иное, как прямое продолжение и пережиток барщинной системы хозяйства. Невозможные кабальные приемы хозяйства, вроде зимней наемки, работы за отрезанные земли, «круговой обработки» 120 и т. д., и т. п. — это тоже барщина. Крестьянский «надел» является, при такой хозяйственной системе, способом обеспечения помещика рабочими руками, и не только рабочими руками, но и инвентарем, который, как бы жалок он ни был, служит для обработки помещичьей земли.
Крайняя нищета массы крестьян, которые привязаны к своему наделу и не могут жить с него, крайняя примитивность земледельческой техники, крайняя неразвитость внутреннего рынка для промышленности, — таковы результаты этого положения вещей. И самым рельефным доказательством того, что в основе, в сути своей дело остается неизменным вплоть до наших дней, является теперешняя голодовка 30 миллионов крестьянства. Только крепостническая задавленность, оброшенность, беспомощность массы закабаленных мелких хозяев может вести к таким ужасным массовым голодовкам в эпоху быстро развивающейся и сравнительно высоко уже стоящей (в лучших капиталистических хозяйствах) земледельческой техники.
Коренное противоречие, которое ведет к таким ужасным бедствиям, незнакомым крестьянству Западной
309
СУЩНОСТЬ «АГРАРНОГО ВОПРОСА В РОССИИ»
Европы со времен средних веков, есть противоречие между капитализмом, высоко развитым в нашей промышленности, значительно развитым в нашем земледелии, и землевладением, которое продолжает оставаться средневековым, крепостническим. Нельзя выйти из этого положения без крутой ломки старого землевладения.
Крепостническим является не только помещичье, но и крестьянское землевладение. Относительно первого дело так очевидно, что не возбуждает никаких сомнений. Заметим только, что уничтожение крепостнических латифундий, скажем, хозяйств свыше 500 десятин, не подорвет крупного производства в земледелии, а, напротив, усилит, разовьет его. Ибо крепостнические латифундии — опора мелкого кабального земледелия, а вовсе не крупного производства. На громаднейших участках земли, свыше 500 дес, почти невозможно или, по крайней мере, крайне трудно в большинстве местностей России ведение крупного хозяйства, обработка всей земли инвентарем владельца и вольнонаемным трудом. Понижение размера таких владений есть одно из условий гибели мелкого кабального земледелия и перехода к крупному капиталистическому производству в сельском хозяйстве.
С другой стороны, и надельное крестьянское землевладение в России тоже остается средневековым, крепостническим. И дело не только в его юридической форме, изменяемой теперь фельдфебельским разрушением общины и насаждением частной поземельной собственности, — дело также в его фактическом обличье, которое никаким разгромом общины не затрагивается.
Фактическое положение громадной массы мелких и мельчайших, большей частью, чересполосных крестьянских «парцелл» (= крохотных участков земли), отличающихся наихудшим качеством почвы (вследствие отмежевания крестьянской земли в 1861 году под руководством крепостников-помещиков и вследствие выпаханности земли), — неизбежно ставит их в кабальное отношение к наследственному владельцу латифундии, старому «барину».
Представьте только себе нагляднее эту картину: на 30 000 владельцев латифундий по 2000 десятин земли
310
В. И. ЛЕНИН
приходится 10 000 000 крестьянских дворов с семидесятинным участком на «средний» двор. Ясно, что никакое разрушение общины, никакое создание частной поземельной собственности еще не в состоянии будет изменить кабалы, отработков, барщины, крепостнической нищеты и крепостнических форм зависимости, вытекающих отсюда.
«Аграрный вопрос», порождаемый таким положением вещей, есть вопрос об устранении остатков крепостничества, сделавшихся невыносимой помехой капиталистическому развитию России. Аграрный вопрос в России есть вопрос о крутой ломке старого, средневекового землевладения, как помещичьего, так и надельного крестьянского, — ломке, которая стала абсолютно необходимой вследствие крайней отсталости этого землевладения, крайнего несоответствия между ним и всей системой народного хозяйства, сделавшегося капиталистическим.
Ломка должна быть крутой, потому что несоответствие чересчур велико, потому что старое слишком старо, «болезнь чересчур запущена». Ломка
