(Ерманский) ее характеризовал в своей статье. Почему? Потому, что здесь «отсутствует основной признак общенационального и общегосударственного: устройство государственной власти»…» («Наша Заря», стр. 55.)

Вот изложение сути вопроса, данное тем самым А. Ерманским, который все возможное и все невозможное делает, чтобы обойти эту суть! Как он ни обвиняет меня в искажении его взглядов и во всех смертных грехах, как он ни вертится, спасаясь даже «под сень» воспоминаний о расколе 1907 года, а все же правда берет свое.

Итак, мой тезис ясен: основной признак общенационального есть устройство государственной власти.

Вы не разделяете этого взгляда, мой сердитый противник? Вы не находите, что это — единственный марксистский взгляд?

Отчего же тогда вы не говорите этого прямо? Отчего неверному взгляду вы не противопоставляете правильного? Если лишь марксизмом в кавычках является, по вашему мнению, утверждение, что основной признак общенационального есть устройство государственной власти, то почему же вы не опровергаете моей ошибки и не излагаете ясно, отчетливо, без уверток, вашего понимания марксизма?

Ответ на эти вопросы будет читателю ясен, если мы процитируем непосредственно следующие за приведенными рассуждения г. А. Ерманского:

«Ильин хочет, чтобы русская крупная буржуазия иначе вела свою классовую борьбу, чтоб она непременно добивалась изменения всего государственного строя. Ильин хочет, но буржуазия не хочет, — ив этом виноват, конечно, «ликвидатор» Ерманский, который «понятие классовой борьбы в смысле Маркса подменяет либеральным понятием классовой борьбы»».

Вот вам полностью вся тирада г. Ерманского, позволяющая видеть увертывающегося ликвидатора на месте преступления. Увертка налицо.

Верно я указал «основной признак» общенационального или нет? Сам г. А. Ерманский вынужден был признать, что я указал именно эту суть дела.

И г. Ерманский увиливает от ответа, чувствуя, что он попался!

Обходя вопрос о правильности или неправильности указанного мною основного признака, «попавшийся» г. Ерманский перескакивает через этот вопрос к вопросу о том, чего «хочет» Ильин и буржуазия. Но как ни смелы, как ни отчаянны скачки г. Ерманского, он не скроет ими того, что он попался.

При чем же тут «хотение», любезный мой оппонент, если спор идет о понятии классовой борьбы?! Вы сами должны были признать, что я обвиняю вас в подмене понятия марксистского понятием либеральным и что я указал «основной признак» марксистского понятия, включающего в общенациональную классовую борьбу устройство государственной власти.

Г-н А. Ерманский такой неловкий, хотя и сердитый, полемист, что он на своем собственном примере наглядно пояснил связь ликвидаторства вообще и его, Ерманского, ошибок в частности с либеральным понятием классовой борьбы!

Вопрос о классовой борьбе есть один из самых основных вопросов марксизма. Поэтому именно на понятии классовой борьбы стоит остановиться подробнее.

Всякая классовая борьба есть борьба политическая 81. Известно, что эти глубокие слова Маркса оппортунисты, порабощенные идеями либерализма, понимали превратно и старались истолковать извращенно. К числу оппортунистов принадлежали, например, «экономисты», старшие братья ликвидаторов. «Экономисты» думали, что любое столкновение между классами есть уже политическая борьба. «Экономисты» признавали поэтому «классовой борьбой» борьбу за пятачок на рубль, не желая видеть более высокой, развитой, общенациональной классовой борьбы за политику. «Экономисты» признавали, таким образом, зачаточную классовую борьбу, не признавая ее в развитом виде. «Экономисты» признавали, иначе говоря, в классовой борьбе лишь то, что было наиболее терпимо с точки зрения либеральной буржуазии, отказываясь идти дальше либералов, отказываясь признавать более высокую, для либералов

неприемлемую, классовую борьбу. «Экономисты» превращались этим в либеральных рабочих политиков. «Экономисты» отказывались этим от марксистского, революционного, понятия классовой борьбы.

Далее. Мало того, что классовая борьба становится настоящей, последовательной, развитой, лишь тогда, когда она охватывает область политики. И в политике можно ограничиться мелкими частностями, можно идти глубже, вплоть до основного. Марксизм признает классовую борьбу вполне развитой, «общенациональной» лишь тогда, когда она не только охватывает политику, но и в политике берет самое существенное: устройство государственной власти.

Наоборот, либерализм, когда рабочее движение несколько окрепло, не решается уже отрицать классовой борьбы, но старается сузить, обкорнать, кастрировать понятие классовой борьбы. Либерализм готов признать классовую борьбу и в области политики, но с одним условием, чтобы в область ее не входило устройство государственной власти. Нетрудно понять, какие классовые интересы буржуазии вызывают это либеральное искажение понятия классовой борьбы.

И вот, когда г. Ерманский, пересказывая работу умеренного и аккуратного чиновника Гушки, солидаризировался с ним, не замечая (или не желая видеть?) либерального кастрирования понятия классовой борьбы, то я указал г. Ерманскому на этот коренной теоретический и общепринципиальный грех его. Г-н А. Ерманский стал сердиться и браниться, вилять и вертеться, не будучи в состоянии опровергнуть мое указание.

Г-н А. Ерманский оказался при этом столь неуклюжим полемистом, что он особенно наглядно разоблачил самого себя! «Ильин хочет, но буржуазия не хочет», — пишет он. Теперь мы знаем, какие особенности точки зрения пролетарской (марксизма) и буржуазной (либерализма) вызывают эти различия «хотения».

Буржуазия «хочет» обкорнать классовую борьбу, извратить и сузить ее понятие, притупить ее острие. Пролетариат «хочет», чтобы этот обман был разоблачен. Марксист хочет, чтобы тот, кто берется говорить от

имени марксизма о классовой борьбе буржуазии, разоблачал узость, и притом корыстную узость, буржуазного понятия классовой борьбы, а не только приводил цифры, не только восторгался «большими» цифрами. Либерал «хочет» оценивать буржуазию и ее классовую борьбу так, чтобы замалчивать ее узость, замалчивать невключение в эту борьбу «основного» и наиболее существенного.

Г-н А. Ерманский попался на том, что рассуждал он об интересных, но безыдейно или рабски сведенных г. Гушкой цифрах по-либеральному. Понятно, что, когда это было разоблачено, г-ну А. Ерманскому ничего не оставалось, как браниться и вертеться.

Продолжим еще цитату из статьи г-на А. Ер майского там, где мы ее прервали:

«Ясно, что на самом деле здесь только один Ильин подменяет изучение действительного положения вещей своими квалификациями, да еще (!!) шаблонной меркой по ученическим образцам из истории великой французской революции».

Г-н А. Ерманский так запутался, что «губит» себя все более беспощадно! Он не замечает, насколько разоблачен и раскрыт его либерализм этой сердитой вылазкой против «шаблонов» великой французской революции!

Милый г. Ерманский, поймите же (как это ни трудно понять ликвидатору), что нельзя «изучать действительное положение вещей», не квалифицируя, не оценивая его по-марксистски, или по-либеральному, или по-реакционному и т. п. !

«Изучение» доброго чиновника Гушки вы, г. Ерманский, квалифицировали и квалифицируете по-либеральному, а я по-марксистски. В этом вся суть. Останавливая свой критический анализ на пороге вопроса об устройстве государственной власти, вы доказали этим либеральную ограниченность вашего понятия о классовой борьбе.

Это и требовалось доказать.

Вылазка ваша против «шаблона» великой французской революции выдает вас с головой. Ибо всякий поймет, что тут не в шаблоне дело и не во французском образце, — стачек, например, в широком масштабе тогда,

241

О ЛИБЕРАЛЬНОМ И МАРКСИСТСКОМ ПОНЯТИИ КЛАССОВОЙ БОРЬБЫ

в условиях «шаблона и образца», не было и быть не могло, особенно политических.

Дело в том, что, ставши ликвидатором, вы разучились применять революционную точку зрения к оценке общественных событий. Вот где зарыта собака! Маркс отнюдь не ограничивал свою мысль «шаблонами и образцами» конца XVIII века, но точку зрения он применял всегда революционную, оценивая («квалифицируя», если вам нравится более «ученое» слово, добрый г. Ерманский!) классовую борьбу всегда наиболее глубоко, всегда вскрывая, касается ли она «основного», всегда бичуя беспощадно всякую робость мысли, всякое прикрытие недоразвитой, кастрированной, корыстно извращенной классовой борьбы.

В конце XVIII века классовая борьба показала нам, как она становится политической, как она доходит до действительно «общенациональных» форм. С тех пор изменилась в гигантской степени высота развития и капитализма и пролетариата. «Шаблоны» старого никого не остановят в изучении, например, новых форм борьбы, отчасти уже отмеченных мною выше.

Но точка зрения марксиста всегда будет требовать «оценки» глубокой, а не поверхностной, всегда будет вскрывать убожество либеральных извращений, недомолвок, трусливых прикрытий.

Приветствуем г-на А. Ерманского за самоотверженное и прекрасное пояснение того, как ликвидаторы подменяют марксистское понятие классовой борьбы либеральным, разучиваясь смотреть на общественные явления с революционной точки зрения.

В журнале «Новый Экономист» 82; (1913, №21), издаваемом г-ном П. Мигулиным при участии объединенных октябристов и кадетов, находим интересную заметку о подоходном налоге в Соединенных Штатах.

По проекту освобождаются от этого налога все доходы, не превышающие 4000 долларов (8000 рублей). С сумм доходов, превышающих 4000 долл., предположено взимать налогу по 1%, — с сумм, превышающих 20 000, — по 2% и так далее, с небольшим повышением процента по мере увеличения дохода. Проектируется, следовательно, прогрессивно-подоходный налог, но с чрезвычайно медленной прогрессией, так что владелец, например, миллионного дохода платит в общем менее 3%.

Проект рассчитывает, что этот налог даст с 425 000 владельцев, имеющих дохода выше 4000 долл., — 70 миллионов долларов (около 140 млн. руб.), и октябристско-кадетская редакция «Нового Экономиста» замечает по этому поводу:

«По сравнению с 700 млн. руб. таможенных доходов и 500 млн. руб. акцизных сборов, ожидаемое поступление от подоходного налога в 140 млн. руб. незначительно и не поколеблет значения косвенного обложения».

Жаль, что наши либерально-буржуазные экономисты, на словах готовые признать и даже в программе написать подоходно-прогрессивный налог, не пожелали

заявить определенно и точно, какие же размеры подоходного налога они считают обязательными?

Такие ли, чтобы значение косвенного обложения было только поколеблено и насколько именно поколеблено, или же такие, чтобы косвенное обложение было совсем отменено?

Американская статистика, затронутая «Новым Экономистом», дает поучительную иллюстрацию к этому вопросу.

По данным проекта видно, что сумма доходов у 425 000 капиталистов (при налоге в 70 млн. долл.) определяется в 5413 млн. долларов. Преуменьшение тут явное: имеющих доход свыше одного миллиона показано 100 лиц, и доход их принят в 150 млн. долларов. Известно, что десяток американских миллиардеров получает дохода несравненно больше. Министр финансов в Америке желает быть «вежливым» с миллиардерами…

Но и эти чрезмерно «вежливые» к капиталистам данные показывают замечательную картину. В Америке статистика считает всего 16 миллионов семей. Из них, значит, менее полумиллиона принадлежат к капиталистам. Остальная масса — наемные рабы или задавленные капиталом мелкие земледельцы и т. п.

Размер дохода трудящихся масс в Америке определен статистикой довольно точно для целого ряда лиц. Например, 6 615 046 промышленных рабочих получали (в 1910 г.) 3427 млн. долларов, т. е. по 518 долларов (1035 руб.) на рабочего. Затем, 1 699 420 железнодорожных рабочих получали 1144 млн. долларов (по 673 доллара на одного). Далее, 523 210 народных учителей получали 254 млн. долларов (по 483 доллара на одного).

Соединяя вместе эту массу трудящихся и округляя цифры, получаем: рабочих — 8 800 000 с 4800 млн. долларов дохода по 550 долларов на одного; капиталистов — 500 000 с 5500 млн. долларов дохода по 11 000 долларов на одного.

Полмиллиона семей капиталистов получают дохода больше, чем почти 9 миллионов семей