Каутского (его статья напечатана в том же номере «Нашего Дела») 152 или коренная историческая ошибка их обоих, приводящая того и другого к национал-либеральным, а не к марксистским выводам.
Дело в том, что пример, взятый А. Потресовым и представивший для него «специальный интерес», пример итальянской кампании 1859 г. и целый ряд аналогичных исторических примеров, взятых Каутским, — относятся «именно не к тем историческим эпохам», «на рубеже» которых мы живем. Назовем ту эпоху, в которую мы вступаем (или вступили, но которая находится в своей начальной стадии), современной (или третьей) эпохой. Назовем ту, из которой мы только что вышли, вчерашней (или второй) эпохой. Тогда придется назвать эпоху, из которой берут свои примеры А. Потресов и Каутский, позавчерашней (или первой) эпохой. Возмутительный софизм, непереносная ложь рассуждений и А. Потресова и Каутского состоят как раз в том, что они подменивают условия современной (третьей) эпохи условиями позавчерашней (первой) эпохи.
Объяснимся.
Обычное деление исторических эпох, много раз приводившееся в марксистской литературе, неоднократно
143
ПОД ЧУЖИМ ФЛАГОМ
повторявшееся Каутским и принимаемое А. Потресовым в его статье, таково: 1) 1789- 1871; 2) 1871- 1914; 3) 1914 — ? Разумеется, грани здесь, как и все вообще грани в природе и в обществе, условны и подвижны, относительны, а не абсолютны. И мы лишь примерно берем особенно выдающиеся и бросающиеся в глаза исторические события, как вехи больших исторических движений. Первая эпоха, с великой французской революции до франко-прусской войны, есть эпоха подъема буржуазии, ее полной победы. Это — восходящая линия буржуазии, эпоха буржуазно-демократических движений вообще, буржуазно-национальных в частности, эпоха быстрой ломки переживших себя феодально-абсолютистских учреждений. Вторая эпоха полного господства и упадка буржуазии, эпоха перехода от прогрессивной буржуазии к реакционному и реакционнейшему финансовому капиталу. Это — эпоха подготовки и медленного собирания сил новым классом, современной демократией. Третья эпоха, только начинающаяся, ставит буржуазию в такое «положение», в каком были феодалы в течение первой эпохи. Это — эпоха империализма и империалистских, а также вытекающих из империализма, потрясений.
Не кто иной, как сам же Каутский в целом ряде статей и в своей брошюре «Путь к власти» (вышла в 1909 году) с полнейшей определенностью обрисовал основные черты наступающей третьей эпохи, отметил коренное отличие этой эпохи от второй (вчерашней), признал изменение непосредственных задач, а также условий и форм борьбы современной демократии, — изменение, вытекающее из перемены объективных исторических условий. Ныне Каутский сжигает то, чему поклонялся, меняет фронт самым невероятным, самым неприличным, самым бесстыдным образом. В названной брошюре он прямо говорит о признаках приближения войны и притом именно такой войны, которая в 1914 г. стала фактом. Достаточно было бы простого сопоставления ряда мест из этой брошюры с теперешними писаниями Каутского, чтобы с полной наглядностью показать его измену своим собственным убеждениям и
144
В. И. ЛЕНИН
торжественнейшим заявлениям. И Каутский является в этом отношении не единичным случаем (вовсе притом не только немецким), а типичным представителем целого верхнего слоя современной демократии, перекинувшегося в момент кризиса на сторону буржуазии.
Все исторические примеры, которые взяты А. Потресовым и Каутским, относятся к первой эпохе. Основным объективным содержанием исторических явлений во время войн не только 1855, 1859, 1864, 1866, 1870, но и 1877 года (русско-турецкая) и 1896- 1897 годов (войны Турции с Грецией и армянские волнения) были буржуазно-национальные движения или «судороги» освобождающегося от разных видов феодализма буржуазного общества. Ни о каком, действительно самостоятельном и соответствующем эпохе перезрелости и упадка буржуазии, действии современной демократии в целом ряде передовых стран не могло быть тогда и речи. Главным классом, который тогда, во время этих войн и участвуя в этих войнах, шел по поднимающейся вверх линии и который один только мог выступать с подавляющей силой против феодально-абсолютистских учреждений, была буржуазия. В разных странах, представляемая различными слоями имущих товаропроизводителей, эта буржуазия была в различной степени прогрессивна, а иногда (например, часть итальянской в 1859 году) даже революционна, но общей чертой эпохи была именно прогрессивность буржуазии, то есть нерешенность, незаконченность ее борьбы с феодализмом. Совершенно естественно, что элементы современной демократии, — и Маркс, как представитель их, — руководствуясь бесспорным принципом поддержки прогрессивной буржуазии (способной на борьбу буржуазии) против феодализма, решали тогда вопрос о том, «успех какой стороны», т. е. какой буржуазии, желательнее. Народное движение в главных, затрагиваемых войной, странах было тогда общедемократическим, т. е. буржуазно-демократическим по своему экономическому и классовому содержанию. Совершенно естественно, что иного вопроса тогда нельзя было и ставить, кроме вопроса о том,
145
ПОД ЧУЖИМ ФЛАГОМ
успех какой буржуазии, при какой комбинации, при неудаче какой из реакционных (феодально-абсолютистских, задерживающих подъем буржуазии) сил обещает больше «простора» для современной демократии.
И притом Маркс, как это вынужден признать даже А. Потресов, руководился, при «расценке» международных конфликтов на почве буржуазных национальных и освободительных движений, соображениями о том, успех какой стороны больше способен помочь «развитию» (стр. 74 статьи А. Потресова) национальных и вообще народных общедемократических движений. Это значит, что при военных конфликтах на почве подъема буржуазии к власти в отдельных национальностях Маркс заботился больше всего, как и в 1848 году, о расширении и обострении буржуазно-демократических движений путем участия более широких и более «плебейских» масс, мелкой буржуазии вообще, крестьянства в частности, наконец, неимущих классов. Именно это соображение Маркса о расширении социальной базы движения, о развитии его и отличало коренным образом последовательно-демократическую тактику Маркса от непоследовательной, склоняющейся к союзу с национал-либералами, тактики Лассаля.
Международные конфликты и в третью эпоху остались по форме своей такими же международными конфликтами, как в первую эпоху, но социальное и классовое содержание их коренным образом изменилось. Объективная историческая обстановка стала совсем иной.
На место борьбы подымающегося вверх национально-освобождающегося капитала против феодализма стала борьба реакционнейшего, отжившего и пережившего себя, финансового капитала, идущего вниз, к упадку, — против новых сил. Буржуазно-национальные рамки государств, бывшие в первую эпоху опорой развитию производительных сил человечества, освобождающегося от феодализма, стали теперь, в третью эпоху, помехой дальнейшему развитию производительных сил. Буржуазия из подымающегося передового класса стала опускающимся, упадочным, внутренне-мертвым,
146
В. И. ЛЕНИН
реакционным. Подымающимся — в широком историческом масштабе — стал совсем иной класс.
А. Потресов и Каутский покинули точку зрения этого класса и пошли назад, повторяя буржуазный обман, покоящийся на том, что будто объективным содержанием исторического процесса является и теперь прогрессивное движение буржуазии против феодализма. На самом же деле теперь не может быть речи о том, чтобы современная демократия плелась в хвосте за реакционной, империалистской буржуазией — все равно, какого «цвета» эта буржуазия ни была бы.
В первую эпоху, объективно, исторической задачей было: как следует прогрессивной буржуазии «использовать», в своей борьбе с главными представителями отмирающего феодализма, международные конфликты для максимального выигрыша всей, всемирной буржуазной демократии вообще. Тогда, в первую эпоху, более полувека тому назад, естественно и неизбежно было, что порабощенная феодализмом буржуазия желала неуспеха «своему» феодальному угнетателю, причем число этих главных, центральных, имевших общеевропейский вес, феодальных твердынь было совсем невелико. И Маркс «расценивал»: в какой стране при данной конкретной обстановке (ситуации) успех буржуазно-освободительного движения существеннее для подрыва общеевропейской феодальной твердыни.
Теперь, в третью эпоху, феодальных твердынь общеевропейского значения не осталось вовсе. «Использование», конечно, является задачей современной демократии, но именно международное использование — вопреки А. Потресову и Каутскому — должно направляться не против отдельных национальных финансовых капиталов, а против интернационального финансового капитала. И использовать должен не тот класс, который был поднимающимся 50-100 лет тому назад. Тогда речь шла о «международном действии» (выражение А. Потресова) самой передовой буржуазной демократии; теперь исторически выросла и поставлена объективным положением вещей задача подобного рода совсем перед другим классом.
147
ПОД ЧУЖИМ ФЛАГОМ
III
Вторую эпоху или «сорокапятилетнюю полосу» (1870-1914), по выражению А. Потресова, этот последний характеризует очень неполно. Такой же неполнотой страдает характеристика этой эпохи в немецком сочинении Троцкого, хотя последний не соглашается в практических выводах с А. Потресовым (что должно быть отнесено к преимуществу первого над вторым) — причем обоим названным писателям едва ли не остается неясной причина известной близости их друг к другу.
А. Потресов пишет про эпоху, которую мы назвали второй или вчерашней:
«Детализованная ограниченность работы и борьбы и всепроникающая постепеновщина, эти знамения эпохи, возведенные одними в принцип, для других стали привычным фактом их бытия и, как таковой, вошли элементом в их психику, оттенком в их идеологию» (71). «Ее (этой эпохи) талант планомерно-выдержанной и осторожной продвижки вперед имел своей оборотной стороной ярко выраженную неприспособленность к моментам нарушения постепенности и к катастрофическим явлениям всякого рода, во-первых, и, во-вторых, исключительную замкнутость в круге национального действия — национальной среды» (72)… «Ни революции, ни войн» (70)… «Демократия тем успешнее национализировалась, чем больше затягивался период ее «позиционной борьбы», чем дольше не уходила со сцены та полоса европейской истории, которая… была полосой, не знавшей в сердце Европы международных конфликтов, а стало быть, и не переживавшей волнений, выходящих за пределы национально-государственных территорий, не ощутившей остро интересов общеевропейского или мирового масштаба» (75-76).
Основной недостаток этой характеристики, как и соответствующей характеристики той же эпохи у Троцкого, состоит в нежелании видеть и признать глубокие внутренние противоречия в современной демократии, развивавшейся на описываемой почве. Выходит так, как будто современная демократия данной эпохи оставалась единым целым, которое, вообще говоря, проникалось постепеновщиной, национализировалось, отвыкало от нарушений постепенности и катастроф, мельчало, покрывалось плесенью.
148
В. И. ЛЕНИН
На самом деле так быть не могло, ибо наряду с указанными тенденциями действовали, неоспоримо, иные, противоположные тенденции, «бытие» рабочих масс интернационализировалось, — тяга в города и нивелировка (выравнивание) условий жизни в больших городах всего мира, интернационализирование капитала, перемешивание на крупнейших фабриках населения городского и сельского, туземного и инонационального и т. д., — классовые противоречия обострялись, союзы предпринимателей тяжелее давили на союзы рабочих, возникали более острые и тяжелые формы борьбы в виде, например, массовых стачек, росла дороговизна жизни, невыносим становился гнет финансового капитала и пр. и пр.
На самом деле так не было, — это мы знали достоверно. Ни одна, буквально ни единая из крупных капиталистических стран Европы в течение этой эпохи не была пощажена борьбой между двумя противоречивыми течениями внутри современной демократии. Эта борьба в каждой из крупных стран принимала иногда, несмотря на общий «мирный», «застойный», сонный характер эпохи, самые бурные формы, вплоть до расколов. Эти противоречивые течения сказались на всех без исключения многоразличных областях жизни и вопросах современной демократии: отношение к буржуазии, союзы с либералами, голосование за кредиты, отношение к колониальной политике, к реформам, к характеру экономической борьбы, к нейтральности профессиональных союзов и проч.
«Всепроникающая постепеновщина» вовсе не была безраздельно господствующим настроением
