не позволяет нам заявлять об этом вслух. Они чувствуют, что мы настороже, что мы готовы воспользоваться всяким случаем, который будет сулить нам победу. Я спрашиваю всех честных французов: так ли они неправы? Осмелитесь ли вы утверждать в глубине души, что они неправы? Если действительно представится явный, исключительный случай, который подставит ослабевшую Германию под наши удары и пообещает нам верную победу, разве мы будем колебаться напасть на нее? Кто из нас может отвечать за то, что желание мира возьмет верх и что неистовая волна воинственного патриотизма не сломит всякое сопротивление?» (с. 88).
«Но ведь война оборонительная не в меньшей степени война, чем война наступательная, и мысль об обороне может привести к нападению» (с. 91).
«Это надо поощрять от всего сердца! Социалисты любят посмеиваться над пацифистскими попытками! Они видят в них какую-то интернациональ-ную филантропию, которая сама себя обманывает, если не стремится обмануть других, и закрывает глаза на экономическую обусловленность войны точно так же, как Частная благотворительность не считается с условиями, механически порождающими нищету.
418
В. И. ЛЕНИН
Но социалисты все же неправы в своих насмешках! Последние не мешают большинству социалистических депутатов записываться в «Группу арбитража» и поддерживать все ее выступления» (с. 93).
«Леон Буржуа поднялся до концепции Федерации народов и Соединенных Штатов Европы! Ого! Мы оказались в ближайшем соседстве с Интернационалом!» (с. 95). …«Весь пролетариат!., лучше восстание, чем война… печать-отравительница… заговоры капиталистов… Крезо… фабриканты пушек… силам капиталистов мы противопоставим восстание рабочих…» (с. 106).
«Народ Парижа шлет свой братский привет немецкому народу и заявляет, что он готов всеми средствами, а в случае нужды и путем всеобщей забастовки и восстания оказать сопротивление преступным делам зачинщиков войны…» (с. 106-107).
«В глубине души я думаю, что здесь есть известное чувство тревоги: тревоги людей, которые не признаются самим себе во всех своих мыслях» (с. 108). ««Стоит только начаться войне, как они увидят! В предместьях кое-что все же * произойдет!» Все же? Да, это значит, что мы очень громко кричали, чтобы вызвать страх, но что мы вовсе не уверены в том, что мы властвуем над теми перунами, грому которых подражаем.
Всеобщая забастовка? Да, профсоюзы высказались за нее! Они выступят! Восстание? Баррикады? Да! Предместья придут в движение, в особенности, если народ будет считать, что мы являемся агрессорами, зачинщиками.
Ну, а если нам бросят вызов? Если Вильгельм, без дальнейших околичностей, нападет на нас?
«На это есть немецкие социалисты!» Эта фраза предназначена для противников или для тех, кто сомневается, а также для скептика, который живет в каждом из нас: эту фразу произносят резким и решительным тоном. Но затем внутренний голос начинает нашептывать: «А что, если у немецких социалистов, как и у нас, больше добрых намерений, чем реальных сил?.. Но ведь шовинистская пресса чертовски ловка, когда надо смешать карты, по обе стороны границы!»» (c. 108-109),
419
ТЕТРАДЬ «?» («ЛЯМБДА»)
«Станут печатать воззвания, статьи, новые бумажки Писать их будут люди, не осмеливающиеся все сказать, а читать их будут люди, не осмеливающиеся во всем себе признаться!» (с. 110).
«Ведь только против нас военное министерство составляет черные списки. Ведь это мы, в случае войны, угрожаем правительству прибегнуть к насилию» (с. 112).
«Если мы почувствуем, что нам бросили вызов, тогда произойдет всеобщее возмущение, хлынет непреодолимый поток, который, как это было в Италии, выйдет из берегов и снесет все на своем пути!» (с. 114).
«Лучше восстание!..
Я согласен!.. Видите ли вы место, обстановку, улицу, выражение лиц товарищей, номер газеты?» (с. 115).
«Я боюсь, что мы не сумеем ничего сделать, когда она вспыхнет» (с. 117).
«Вот та огромная услуга, которую столько раз оказывал Франции наш знаменитый друг Эдуард Вальян, когда он во все трагические моменты бросал правителям свой знаменитый вызов: «Лучше восстание, чем война!» * Власти понимали: «Нам надо быть осторожнее! Не будем безрассудно рисковать войной! Не будем легкомысленно рисковать поражением! Возможно, что это будет новое Четвертое сентября!»» (с. 119).
«Прекрасные дни в Базеле, когда по улицам, ведущим в гору, устремлялись к старому собору процессии Интернационала!» (с. 120-121).
«Сколько человек из этих трехсот тысяч интернационалистов в Трептове согласились бы подставить беззащитную Германию под удары шовинистов? Ни один! браво! я их поздравляю с этим! Мы также не согласимся выдать Францию пангерманистам!» (с. 122).
«Итак, мы в каждой стране поднимаемся против своих правительств, чтобы помешать им начать войну, и выше всех отдельных отечеств мы ставим Интернационал» (с 122).
«Из этого вытекает, что в деле сохранения и обеспечения европейского мира сегодня при всех условиях и про-тив всех опасностей на нас не следует рассчитывать больше, чем на пацифистов *.
420
В. И. ЛЕНИН
Печальная истина? Кому вы это говорите? Но, тем не менее, это — истина, которую полезно высказать» (с. 123).
«Поймите же, что кричать: «Долой войну!», «Война — войне!», не зная заранее, какими практическими мерами можно предупредить тот или иной определенный конфликт, значит заниматься заклинаниями, колдовством магией» (с. 124).
«Магия — это неудовлетворенное желание, которое заявляет о себе и при помощи мимики надеется ускорить момент своего удовлетворения!» (с. 125).
«Возмсжность восстания является, «как я уже сказал, сильным средством давления и превосходной угрозой. Но если время угроз уже прошло? Если война уже объявлена? (с. 126).
Что делать? Объявить коммуну в каждом городе, подняв красное знамя, и, восстав, скорее погибнуть, чем уступить войскам той и другой страны? И мы, научные социалисты, будем питаться этой бессмыслицей? Ведь современная война — это крупнопромышленное предприятие. Город, который восстает против неприятельской армии, не имея ни артиллерии, ни снарядов, ведь это ремесленник, выступающий против крупного завода. Современная армия поглотит восставшие города один за другим, как глотают ягоды. В войне двадцатого века это проделывается в одну неделю! Ураганом снарядов и сосредоточенным огнем батарей! И откуда, черт возьми, наши города найдут время объединиться между собой и организовать общую оборону, т. е., если не ошибаюсь, снова вернуться к национальной армии, способной выдержать удар? …Но героическая жертва — это прекрасный минутный порыв, а не программа партии! Это не тактика! И это также не серьезная военная операция, и не стратегия!» (с. 127).
«Кричать вообще: «Долой войну!» и грозить кулаками небу, воображать, что таким образом можно уберечься от войны — это чистое ребячество! Недостаточно бояться войны, чтобы от нее уберечься, и проклинать ее, чтобы ее избежать» (с. 128-129).
«Никакой договор нас к этому не обязывает. Мы это делаем добровольно; мы по своей доброй воле отнимаем ежегодно у французской промышленности питательные соки, поддерживая своими сбережениями чужую промы-шленность. Все это знают и все это одобряют» (с. 199)
421
ТЕТРАДЬ «?» («ЛЯМБДА»)
««Вы не думаете о том, — говорил он, — что они потребуют допущения немецких цепных бумаг на парижскую биржу!» Нет, я это прекрасно знаю, и господин де Валеф совершенно прав! Конечно, немцы несомненно этого потребуют» (с. 202).
«Единственным результатом франко-германского соглашения должно быть для Франции окончательное установление европейского мира и обеспечение в будущем условий для ее свободного развития и законного влияния в консолидированной Западной Европе» (с. 213).
«Объединиться с ними» ((с кем?)), «чтобы разгромить германцев или подчинить последних их игу, которого надолго не избежим и мы, означало бы показать всзму миру Францию, действующую в союзе с варварством против цивилизации» (с. 218).
«Мы достаточно слыхали об ограничении вооружений! о «прогрессивном и одновременном» разоружении! Это буквально те же предложения, с которыми лет пятнадцать — двадцать тому назад, как добрый, славный малый, выступил мой старый друг Дежант!» (с. 225).
«Что касается меня, то я не скрою, что франко-германское сближение кажется мне огромным историческим событием, чреватым большими последствиями и открывающим для всего мира новую эру. С одной стороны, по своему началу это сближение позитивно, узко и ограничено и оно продиктовано нам исключительно желанием избегнуть близкой войны. С другой стороны, с точки зрения будущего, мне кажется, что оно создает зародыш грядущих Соединенных Штатов Европы» (с. 230). «…это будет прелюдией нашествия, вроде нашествия бургундов или норманнов. Это будет переселением народов» (с. 244).
«Дело в том, что инстинкт войны тесно и глубоко связан с идеей родины» (с. 246). ««Долой войну!..» Заметили ли вы одну вещь? На митингах против войны никогда не кричат: «Да здравствует мир!» Никогда! или почти никогда!..
Приветствовать мир? Мы пришли сюда, чтобы Протесто-вать и бороться с язвой, с гнусностью, с войной, которую мы ненавидим, и с негодяями, которые ее подготовляют.
422
В. И. ЛЕНИН
«Но если вы ненавидите войну, вы должны дорожить миром!» Это кажется совершенно ясным, очевидным, неопровержимым, и, тем не менее, вопреки логике, что-то в глубине народной души говорит — нет, и народная душа права.
Кричать просто: «Да здравствует мир!» Только и всего? Значит, этот мир нас удовлетворяет? И мы довольны? Никогда! Если хотите, будем кричать: «Да здравствует социальная революция!», но не: «Да здравствует мир!» Долой войну, это очень хорошо, потому что понятно и верно. Да, мы ненавидим всякую войну, какова бы она ни была; но не верно, что мы дорожим всяким миром. Рабочий народ не дорожит буржуазным миром, тем миром, при котором с ним без битвы обращаются, как с побежденным. Он смутно чувствует, что, приветствуя такой мир, он произвел бы впечатление, что его единственное желание — это положить конец тревогам, вернуться к повседневной рутине и снова сонно вертеть свое колесо.
Но это совсем не так!» (с. 249-250).
«Наши активисты чувствуют толпу» (с. 251).
«Но в глубине души он чувствует, что энтузиазм, охвативший этого крестьянина в его грезе о славе, это — столь жгучее пламя, что один день такого восторга стоит больше, чем целая жизнь, полная отупения, и что молодой человек, которого на будущей неделе убьют у укреплений Чаталджи, будет иметь за собой более долгую жизнь, чем если бы он умер семидесяти пяти лет на своем поле.
Он это прекрасно понимает, и если он относится с презрением к этому воинственному энтузиазму, то это потому, что ему знакомы другой энтузиазм и другая война, которые ему кажутся более возвышенными и с высоты которых он смотрит с жалостью и презрением на этот старый солдатский энтузиазм, уже знакомый ему и изжитый им» (с. 252-253).
«Рабочему, у которого ничего нет в мирное время, нечего терять и во время войны. Он рискует только своей шкурой, но взамен он получает ружье. С этим ружьем он мог бы сделать многое. Он мечтает об этом. Нет, безу-словно не экономический интерес возбуждает ненавис рабочего к войне» (с. 255).
423
ТЕТРАДЬ «?» («ЛЯМБДА»)
«Знаете ли вы, что Германия наверняка выиграет при новой войне с Францией? «Вы думаете, лотарингскую руду?» Нет, гораздо больше! Под стенами Парижа она
