и общественной полезностью последней. Впоследствии же оказывается, что стоимость есть чисто случайное определение, не стоящее ни в каком отношении ни к издержкам производства, ни к общественной полезности. Величина заработной платы определяется сначала как результат свободного соглашения между свободным рабочим и свободным капиталистом. Впоследствии же оказывается, что рабочий вынужден согласиться на определение заработной платы капиталистом, последний же вынужден держать заработную плату на возможно более низком уровне. Место свободы договаривающейся Parthei*» |?именно так пишется это слово в данной книге?| «заняло принуждение. Таким же образом обстоит дело с торговлей и со всеми прочими экономическими отношениями. Иногда сами экономисты чувствуют эти противоречия, и раскрытие этих противоречий составляет главное содержание ведущейся между экономистами борьбы. Но в тех случаях, когда эти противоречия так или иначе осознаются экономистами, последние сами нападают на частную собственность в какой-нибудь из ее частных форм, обвиняя те или иные частные формы ее в фальсификации разумной самой по себе, именно в их представлении, заработной платы, разумной самой по себе стоимости, разумной самой по себе торговли. Так, Адам Смит нападает иногда на капиталистов, Дестют де Траси — на банкиров, Симонд де Сисмонди — на фабричную систему, Рикардо — на земельную собственность, почти все новейшие экономисты — на непромышленных капиталистов, в лице которых частная собственность выступает только как потребитель.
* — партии, стороны. Ред.
10
В. И. ЛЕНИН
Таким образом, экономисты иногда в виде исключения отстаивают видимость человечного в экономических отношениях — особенно тогда, когда они нападают на какое-нибудь специальное злоупотребление, — но чаще всего они берут эти отношения как раз в их явно выраженном отличии от человечного, в их строго экономическом смысле.
Не сознавая этого противоречия и шатаясь из стороны в сторону, они не выходят за его пределы.
Прудон раз навсегда положил конец этой бессознательности. Он отнесся серьезно к человечной видимости экономических отношений и резко противопоставил ей их бесчеловечную действительность. Он заставил их в действительности быть тем, чем они являются в их собственном представлении о себе, или, вернее, он заставил их отказаться от этого представления о себе и признать свою действительную бесчеловечность. Он поэтому вполне последовательно изобразил в качестве фактора, фальсифицирующего экономические отношения, не тот или иной вид частной собственности в отдельности, как это делали остальные экономисты, а частную собственность просто, в ее всеобщности. Он сделал все, что может сделать критика политической экономии, оставаясь на политико-экономической точке зрения» (36-39) [34-36].
Упрек Эдгара (Edgar — из „Литературной Газеты”), что Прудон делает „божество” из „справедливости”, Маркс отодвигает тем, что-де сочинение Прудона 1840-го года не стоит на „штандпункте * немецкого развития 1844 года” (39) [36], что это общий грех французов, что надо припомнить и прудоновскую ссылку на отрицание, осуществляющее справедливость, — ссылку, позволяющую отделаться и от этого абсолюта в истории (um auch dieses Absoluten in der Geschichte uberhoben zu sein — в конце 39 стр.).
«Если Прудон не доходит до этого последовательного вывода, то этим он обязан тому печальному обстоятельству, что он родился французом, а не немцем» (39-40) [36].
* — точке зрения. Ред.
11
КОНСПЕКТ КНИГИ МАРКСА И ЭНГЕЛЬСА «СВЯТОЕ СЕМЕЙСТВО»
Далее следует Критический комментарий № II (40-46) [37-41], очень рельефно выдвигающий почти уже сложившийся взгляд Маркса на революционную роль пролетариата.
… «Существующая до сих пор политическая экономия, отправляясь от факта богатства, создаваемого движением частной собственности якобы для народов, приходила к апологии частной собственности. Прудон отправляется от противоположного факта, софистически завуалированного в политической экономии, от факта бедности, создаваемой движением частной собственности, и приходит к выводам, отрицающим частную собственность. Первая критика частной собственности исходит, естественно, из того факта, в котором полная противоречий сущность частной собственности проявляется в самой осязательной, самой кричащей, непосредственно самой возмутительной для человеческого чувства форме, из факта бедности, нищеты» (41) [37].
«Пролетариат и богатство — это противоположности. Как таковые они образуют некоторое единое целое. Они оба порождены миром частной собственности. Весь вопрос в том, какое определенное положение каждый из этих двух элементов занимает в рамках антагонизма. Недостаточно объявить их двумя сторонами единого целого.
Частная собственность как частная собственность, как богатство, вынуждена сохранять свое собственное существование, а тем самым и существование своей противоположности — пролетариата. Это — положительная сторона антагонизма, удовлетворенная в себе самой частная собственность.
Напротив, пролетариат как пролетариат вынужден упразднить самого себя, а тем самым и обусловливающую его противоположность — частную собственность, — делающую его пролетариатом. Это — отрицательная сторона антагонизма, его беспокойство внутри него самого, упраздненная и упраздняющая себя частная собственность.
Имущий класс и класс пролетариата представляют одно и то же человеческое самоотчуждение. Но первый класс чувствует себя в этом самоотчуждении удовлет-
12
В. И. ЛЕНИН
воренным и утвержденным, воспринимает отчуждение как свидетельство своего собственного могущества и обладает в нем видимостью человеческого существования.
Второй же класс чувствует себя в этом отчуждении уничтоженным, видит в нем свое бессилие и действительность нечеловеческого существования. Класс этот, употребляя выражение Гегеля, есть в рамках отверженности возмущение против этой отверженности, возмущение, которое в этом классе необходимо вызывается противоречием между его человеческой природой и его жизненным положением, являющимся откровенным, решительным и всеобъемлющим отрицанием этой самой природы.
Таким образом, в пределах всего антагонизма частный собственник представляет собой консервативную сторону, пролетарий — разрушительную. От первого исходит действие, направленное на сохранение антагонизма, от второго — действие, направленное на его уничтожение.
Правда, частная собственность в своем экономическом движении сама толкает себя к своему собственному упразднению, но она делает это только путем независящего от нее, бессознательного, против ее воли происходящего и природой самого объекта обусловленного развития, только путем порождения пролетариата как пролетариата, — этой нищеты, сознающей свою духовную и физическую нищету, этой обесчеловеченности, сознающей свою обесчеловеченность и потому самое себя упраздняющей. Пролетариат приводит в исполнение приговор, который частная собственность, порождая пролетариат, выносит себе самой, точно так же как он приводит в исполнение приговор, который наемный труд выносит самому себе, производя чужое богатство и собственную нищету. Одержав победу, пролетариат никоим образом не становится абсолютной стороной общества, ибо он одерживает победу, только упраздняя самого себя и свою противоположность. С победой пролетариата исчезает как сам пролетариат, так и обусловливающая его противоположность — частная собственность.
Если социалистические писатели признают за пролетариатом эту всемирно-историческую роль, то это
13
КОНСПЕКТ КНИГИ МАРКСА И ЭНГЕЛЬСА «СВЯТОЕ СЕМЕЙСТВО»
никоим образом не происходит от того, что они, как уверяет нас критическая критика, считают пролетариев богами. Скорее наоборот. Так как в оформившемся пролетариате практически закончено отвлечение от всего человеческого, даже от видимости человеческого; так как в жизненных условиях пролетариата все жизненные условия современного общества достигли высшей точки бесчеловечности; так как в пролетариате человек потерял самого себя, однако вместе с тем не только обрел теоретическое сознание этой потери, но и непосредственно вынужден к возмущению против этой бесчеловечности велением неотвратимой, не поддающейся уже никакому прикрашиванию, абсолютно властной нужды, этого практического выражения необходимости, — именно поэтому пролетариат может и должен сам себя освободить. Но он не может освободить себя, не уничтожив своих собственных жизненных условий. Он не может уничтожить своих собственных жизненных условий, не уничтожив всех бесчеловечных жизненных условий современного общества, сконцентрированных в его собственном положении.
Он не напрасно проходит суровую, но закаляющую школу труда. Дело не в том, в чем в данный момент видит свою цель тот или иной пролетарий или даже весь пролетариат. Дело в том, что такое пролетариат на самом деле, и что он, сообразно этому своему бытию, исторически вынужден будет делать. Его цель и его историческое дело самым ясным и непреложным образом предуказываются его собственным жизненным положением, равно как и всей организацией современного буржуазного общества. Нет надобности распространяться здесь о том, что значительная часть английского и французского пролетариата уже сознает свою историческую задачу и постоянно работает над тем, чтобы довести это сознание до полной ясности» (42-45) [38-40].
«Г-ну Эдгару должно быть известно, что г-н Бруно Бауэр положил в основу всех своих рассуждений «бесконечное самосознание» и принцип этот рассматривал
14
В. И. ЛЕНИН
как творческий принцип даже евангелий, своей бесконечной бессознательностью, казалось бы, прямо противоречащих бесконечному самосознанию. Точно так же Прудон рассматривает равенство как творческий принцип прямо противоречащей ему частной собственности. Если г-н Эдгар на минуту сравнит французское равенство с немецким самосознанием, он найдет, что последний принцип выражает по-немецки, т. е. в формах абстрактного мышления, то, что первый выражает по-французски, т. е. на языке политики и мыслящего созерцания. Самосознание есть равенство человека с самим собой в сфере чистого мышления. Равенство есть осознание человеком самого себя в сфере практики, т. е. осознание человеком другого человека как равного себе и отношение человека к другому человеку как к равному. Равенство есть французское выражение для обозначения единства человеческой сущности, для обозначения родового сознания и родового поведения человека, практического тождества человека с человеком, т. е. для обозначения общественного, или человеческого, отношения человека к человеку. Поэтому, подобно тому как разрушительная критика в Германии, прежде чем дойти, в лице Фейербаха, до рассмотрения действительного человека, старалась разделаться со всем определенным и существующим при помощи принципа самосознания, — подобно этому разрушительная критика во Франции старалась достигнуть того же при помощи принципа равенства» (48-49) [42-43].
«Мнение, что философия есть абстрактное выражение существующего положения вещей, принадлежит, по своему происхождению, не господину Эдгару, а Фейербаху, который впервые охарактеризовал философию как спекулятивную и мистическую эмпирию и доказал это» (49-50) [43].
««Мы снова и снова возвращаемся к тому же… Прудон пишет в интересах пролетариев»*. Да, его побуждает писать не интерес самодовлеющей критики, не абстрактный, искусственно созданный интерес, а
* Это Марксова цитата из Эдгара.
15
КОНСПЕКТ КНИГИ МАРКСА И ЭНГЕЛЬСА «СВЯТОЕ СЕМЕЙСТВО»
массовый, действительный, исторический интерес, — такой интерес, который ведет дальше простой критики, интерес, который приведет к кризису. Прудон не только пишет в интересах пролетариев: он сам пролетарий, ouvrier *. Его произведение есть научный манифест французского пролетариата и имеет поэтому совершенно иное историческое значение, нежели литературная стряпня какого-нибудь критического критика» (52-53) [45].
«Желание Прудона упразднить неимение и старую форму имения вполне тождественно с его желанием упразднить практически отчужденное отношение человека к своей предметной сущности, упразднить политико-экономическое выражение человеческого самоотчуждения. Но так как его критика политической экономии все еще остается во власти предпосылок политической экономии, то обратное завоевание предметного мира само еще выступает у Прудона в политико-экономической форме владения.
Критическая критика заставляет Прудона противопоставлять неимению — имение; Прудон же, напротив, противопоставляет старой форме имения — частной собственности — владение. Он объявляет владение «общественной функцией». В функции же «интерес» направлен не на то, чтобы «исключить»
