сверкая и блистая великолепием, новый продукт, так из тьмы варварства, из рабства народа, невежества, суеверия и нищеты, из плоти я крови людской, сверкая и сияя светом познания и науки, выросло богатство настоящего. Это-то богатство и составляет прочный фундамент для социал-демократической надежды. Наша надежда на избавление построена не на мистическом идеале, а на прочном материальном основании…
Что дает народу право не только верить в освобождение от тысячелетних мучений, но и видеть его, деятельно стремиться к нему — это феноменальная продуктивная сила, удивительная производительная способность его труда… [19] Справедливо, что человек и ныне еще находится в зависимости от природы. Не все еще препятствия преодолены. Культуре все еще остается много дела, можно даже сказать, что ее задачи беспредельны. Но в известной мере мы уже господа положения: мы знаем оружие, которым можно победить, мы знаем метод обращения дикого зверя в полезное домашнее животное. От молитвы и долготерпения мы перешли к мышлению и созиданию… [21-22] Конечно, все еще открываются новые заводы и полным ходом работают существующие, конечно, все еще строятся железные дороги, возделывается земля, открываются пароходные линии, каналы, новые рынки сбыта. Истина скрывается еще под личиной своей противоположности. Волк рядится в овечью
370
В. И. ЛЕНИН
шкуру. Но тот, кто имеет глаза, чтобы видеть, тот замечает общую тенденцию, несмотря на отдельные противоречия, тот видит перепроизводство, видит перебои в работе промышленности, несмотря на все еще дымящиеся трубы. Что не идет тем темпом, каким оно по своей природе должно идти, то хромает. И кто мог бы отрицать, что налицо есть потребность и сила удвоить, утроить, удесятерить производство? Пусть тут и там улучшается земледелие, совершенствуется какая-нибудь машинка, но в общем и целом развитие останавливается перед проблемой потребления…
О, вы, близорукие и бессердечные, вы, которые не можете отказаться от своей причуды — размеренного, органического прогресса! Разве вы не видите, что все ваши либеральные затеи превращаются в ничтожные пустячки, потому что на очереди стоит великое дело социального освобождения? Разве не можете вы понять, что миру должна предшествовать борьба, созиданию — разрушение, планомерной организации — хаотическое нагромождение вещей, буре — затишье и общей разрядке — буря? Ни освобождение различных народов, ни эмансипация женщины, ни переустройство школы и системы воспитания, ни уменьшение налогов и армий, ни одно из требований времени не может быть выполнено раньше, чем падут цепи, которые приковывают рабочего к бедности, невзгодам, нищете.
История остановилась, потому что она собирается с силами перед большой катастрофой…
II
[23-28] Мы нашли в социал-демократическом движении новую форму религии постольку, поскольку она имеет с религией одну общую цель — освободить род человеческий от нищеты, с которой, беспомощный, он должен был начать борьбу за свое существование в мире невзгод…
Религия культивировала дух. Но какой смысл могла бы иметь подобная культура, если бы она не служила тому, чтобы посредством духа культивировать реальный мир — материю?! Я отлично знаю, любезные мои слушатели, что христианство отрицает этот единственный, истинный, земной смысл своего существования; я хорошо знаю, что оно утверждает, будто его царствие не от мира сего и что его задача в спасении нашей бессмертной души. Но мы также хорошо знаем, что не всегда достигаешь, чего хочешь, и действительно делаешь не всегда то, .. . .
371
ЗАМЕЧАНИЯ НА КНИГЕ ДИЦГЕНА «МЕЛКИЕ ФИЛОСОФСКИЕ РАБОТЫ»
что предполагаешь. Мы понимаем разницу между тем, кто мы на самом деле, и тем, кем мы хотим казаться. И особенно материалист-демократ привык к тому, чтобы оценивать людей не по осколкам их собственных мыслей, а по тому, что они на самом деле представляют собой в реальной действительности. Действительной и осуществленной цель религии становится только через посредство материальной культуры, культуры материи.
Труд назвали мы спасителем и освободителем рода человеческого. Наука и ремесло, умственная и физическая деятельность — только два различных воплощения одной и той же сущности.
Наука и ремесло, как бог-отец и бог-сын, только два образа одного целого. Я назвал бы эту истину кардинальной догмой демократической церкви, если демократию можно вообще назвать церковью, а разумное познание — догмами. Наука до тех пор была пустой спекуляцией, пока она не дошла до сознания, что для мышления, изучения, понимания необходим вещественный объект, осязаемый предмет…
Наука дедов носила в большинстве случаев умозрительный характер, т. е. они пытались ее создать одним только мышлением без содействия чувственной действительности, без помощи накопленного опыта…
Взаимное проникновение этих двух форм труда в течение столетий привело, наконец, человечество к тому месту, на котором заложен отныне фундамент храма демократии. Он заключается в мощи нашего материального производства, в современной производительной силе промышленности. Но не будем подразумевать при этом только одну духовную силу. Накопившиеся путем исторического развития до нашего времени результаты труда состоят не только в духовных или научных приобретениях, не только в одном умении, но еще больше в наличности материального богатства, поскольку это последнее является необходимым орудием современного труда…
Однако вернемся к учению нашей социал-демократической церкви, которая считает накопленные богатства, как материальные, так и духовные, своим краеугольным камнем…
Подобно тому, как различие между единством и разнообразием в природе вещей фактически объединено в одно целое и преодолено, — точно так же социальная жизнь будущего должна дать людям одинаковое общественное положение и значение, одинаковое право на пользование личной жизнью, не лишая их, однако, тех различий, которые каждому укажут его особое призвание и позволят каждому стать счастливым на свой собственный лад… . . . . . . .. .
372
В. И. ЛЕНИН
[31-32] Древнее, феодальное и современное буржуазное рабство суть прогрессивные шаги к организации труда…
Если считать, что религия состоит в вере в над-или внеземные материальные силы и существа, в вере в высших богов и духов, то демократия не имеет религии…
На место религии демократия ставит гуманность…
III
[33-43] В религии, как и в демократии, мы находим общее стремление к освобождению. Но мы видим, что в этом отношении демократия идет дальше и ищет освобождения не в духе, но с помощью человеческого духа собственно в плоти, в реальной, материальной действительности…
«Имущие и образованные», которые заботятся об истине и науке только постольку, поскольку они служат накоплению их сокровищ и сохранению привилегий, представляют собой действительных мерзких материалистов, которым ничто не дорого, кроме эгоистических забот о собственном желудке и холеном теле…
Однако либерализм так же мало серьезно относится к вере, как и к неверию. Благодаря своему привилегированному социальному положению, он осужден на то противное безучастие, на индифферентизм, который ни холоден, ни горяч. Их религиозное франкмасонство, их протест против суеверия — всякая вера есть суеверие — не могут быть искренни, потому что религиозное воспитание народа — могучая поддержка их социального господства…
Если народ ничему не верит, кто же тогда будет освящать нашу собственность и поставлять пушечное мясо отечеству?
Ремесленник-мещанин, который замечает и чувствует, как промышленные новшества выбивают его из седла, ничего не знает и знать не хочет об открытиях и изобретениях науки. То же самое происходит с «имущими и образованными» в вопросах религии. Они имеют обыкновение говорить: если нельзя доказать истину религии, то противное доказать еще труднее. Так как их интерес идет вразрез с этой наукой, они не знают и не хотят знать, что вот уже почти . .. . .. . .
373
ЗАМЕЧАНИЯ НА КНИГЕ ДИЦГЕНА «МЕЛКИЕ ФИЛОСОФСКИЕ РАБОТЫ»
полстолетия, как Фейербах ясно и окончательно доказал, что всякая религия есть замена человеческого невежества…
Цель и требования исторического развития заключаются в стремлении к тому, чтобы предоставить все наличные материальные факторы и силы на службу человеческих потребностей, использовать природу, создать в мире стройную систему с помощью нашего духа…
И тот же естественный инстинкт, который сотворил мир, исторически создал также его высший продукт — наделенный разумом genus homo*. Как уже было сказано, развитие это состоит в том, чтобы сделать разнообразные проявления природы и мира понятными человеческому разуму…
Не вещи, которые чтит религия, презренны сами по себе, но презренна религиозная манера, не знающая границ в своем почитании…
Чем ниже ступень развития идеи божества, тем она конкретнее, и чем современнее формы религии, тем путанее, тем извращеннее религиозные идеи. Историческое развитие религии характеризуется ее постепенным распадом…
Для людей просвещенных, прогрессивных, благословенное имя божие право же не более, чем буква A, начало в азбуке их мировоззрения. Раз перешагнув начало, мир беспрепятственно и сам по себе движется равномерно вперед. Все в мире естественно, только начало мира кажется этим нехристианским христианам неестественным, или божественным. Поэтому они не хотят отказаться от веры в существование бога, — веры, которая кстати, как уже было указано выше, имеет благую цель держать в узде «необразованных»…
Последняя и следовательно самая сильная опора для непредубежденных в общем умов — не поддающаяся отрицанию целесообразность природы, или мироздания. Кто станет отрицать удивительный порядок естественных явлений, их гармонию, организацию или планомерность? Не говоря уже о бесчисленном количестве устарелых единичных примеров, вроде тех .. .. . . .
NB . .
* — человеческий род. Ред.
374
В. И. ЛЕНИН
зеленых, голубых и пестрых кукушечьих яиц, всегда подходящих по цвету и величине к яйцам тех птиц, которым кукушка их подсовывает, на каждом шагу сказывается всеобщая разумность, которая всем, что живет и дышит, ползает и летает, будь то материя, животное или человек, распоряжается как целесообразным звеном целого…
Существует невежественная манера, от которой, однако, так бесконечно трудно отказаться, именно — измерять внешний мир масштабом своего внутреннего мира. Оттого что человек преследует свои цели с помощью воли и сознания, он предполагает, что и за всеобщей целесо- образностью природы скрывается подобное ему существо с сознанием и волей. Там, где свободомыслие развито настолько, что уж нельзя говорить об олицетворенном божестве, он все же не может отказаться от философской мистики, которая рассказывает сказки о воле и представлении бессознательных вещей, о философии бессознательного.
Нельзя отрицать факта, что в мертвой материи живет животворящее стремление организовываться и что, следовательно, материальный мир не мертв, а жив. О его воле и цели можно говорить только сравнительно. Однако эта всеобщая разумность лишь смутно проявляется в инстинкте животных и получает чистое, определенное выражение только в функции человеческого мозга, другими словами, в нашем сознании. Точно так же, как нельзя назвать сумерки, сколько бы при этом ни было света, ясным днем, так же мало внечеловеческая целесообразность, воля, представление или разум природы заслуживают этих названий. Если я позволил себе прежде, уважаемые сограждане, говорить об этом, то только с определенным намерением дискредитировать в конце концов эту манеру выражения. Без сомнения, разум имеется в естественных вещах. Как же иначе, без религиозной помощи, мог
