зачастую превосходнейшей эрудиции, глубоких критических размышлений о науке и даже энергичного «мысленного вживания в науку», как любят выражаться некоторые из этих философов, приходят они к выведению науки из практики. Если они тем самым умаляют науку, то непреднамеренно; многие из них думают, наоборот, выявить таким путем всю ее ценность…
§ 6. ИНТЕРЕС СОВРЕМЕННЫХ ФИЛОСОФСКИХ СПОРОВ
[33-35] Допустим, однако, на минутку, что тезис прагматизма правилен и что наука есть только особое искусство, техническое средство для удовлетворения известных потребностей. Что тогда получится?
Прежде всего, истина сведется к пустому слову. Истинное положение окажется рецептом для успешного искусственного приема. А так как имеется несколько приемов, способных обеспечить нам успех при одних и тех же обстоятельствах, так как у разных индивидов потребности весьма различны, то мы должны будем принять тезис прагматистов: все предложения и рассуждения, приводящие нас к одним и тем же практическим результатам, равноценны и одинаково истинны, все мысли, дающие практический результат, законны в равной мере. Из этого нового смысла слова «истина» вытекает, что наши науки суть чисто случайные построения, что они могли бы быть совершенно иными и все-таки столь же истинными, т. е. столь же пригодными в качестве орудий действия.
Банкротство науки как реальной формы знания, как источника истины — вот первый вывод. Законность других методов, весьма отличных от методов интеллекта и разума, каково, например, мистическое чувство, вот второй вывод. Ради этих-то выводов и была в сущности построена вся эта философия, которая по видимости увенчивается ими…
Как легко в таком случае обратить против этих вольнодумцев их же собственное оружие. Научные истины! Но ведь это истины только по названию. Это тоже верования, и к тому же верования низшего порядка, верования, которые могут быть использованы только для материального
NB (1) (2)
NB
477
ЗАМЕЧАНИЯ НА КНИГЕ А. РЕЯ «СОВРЕМЕННАЯ ФИЛОСОФИЯ»
действия; они имеют лишь ценность технического орудия. Вера ради веры, религиозный догмат, метафизическая или моральная идеология гораздо выше их.
Во всяком случае им нечего стесняться перед наукой, потому что ее привилегированное положение рухнуло.
И действительно, большинство прагматистов спешит восстановить в его правах, в противовес научному опыту, моральный опыт, опыт метафизический и в особенности опыт религиозный…
[37] Для метафизиков это настоящая находка. Наряду с реставрацией религии прагматизм способствует реставрации метафизики. После Канта и Конта позитивизм мало-помалу захватил в течение XIX века почти всю область познания…
[39-40] Итак, прагматистская позиция, равно как и другие позиции, которые, не будучи столь же философскими, оригинальными и интересными, приводят, однако, к сходным выводам, всегда имеют своим последствием реабилитацию отживших нормативных форм человеческой мысли, победоносно вытеснявшихся с середины XVIII века научным позитивизмом, — реабилитацию религии, метафизики, морального догматизма, т. е. в сущности социального авторитаризма. Вот почему это один из двух полюсов, между которыми колеблется все современное мышление, вся современная философия. Это полюс догматической реакции, духа авторитарности во всех его формах.
Наоборот, противоположный полюс новейшей философской мысли, чисто научная позиция, выводящая практику из знания и поэтому подчиняющая все науке, характеризуется главным образом стремлением к эмансипации и освобождению. Именно здесь мы встречаем новаторов. Они — наследники духа Ренессанса; их отцами и прямыми воспитателями являются в особенности философы и ученые XVIII века, великого века освобождения, о котором так правильно говорит Мах:
«Тот, кто хотя бы только по литературе имел возможность приобщиться к этому подъему и освобождению, навсегда сохранит по отношению к XVIII веку чувство меланхолического сожаления».
[48-49] Речь пойдет об ее [науки] объективном значении. Одни будут думать, что она бессильна исчерпать всю реальность, которая составляет ее объект, хотя бы они и допускали, с известной точки зрения, ее необходимость…
NB
NB
!!?
478
В. И. ЛЕНИН
ГЛАВА II
ПРОБЛЕМА ЧИСЛА И ПРОТЯЖЕННОСТИ.
КОЛИЧЕСТВЕННЫЕ СВОЙСТВА МАТЕРИИ
§ 2. СТАРЫЙ СПОР МЕЖДУ ЭМПИРИЗМОМ И АПРИОРИЗМОМ
[55] Но выключение всякого эмпирического элемента не есть ли также недосягаемый предельный случай? Математик, замечают рационалисты, мог бы по-прежнему умножать богатства своей науки, даже если бы материальный мир внезапно исчез. Да, бесспорно, если бы он исчез теперь; но мог ли бы он создать математику, если бы материального мира никогда не существовало?..
§ 3. СОВРЕМЕННАЯ ФОРМА ФИЛОСОФСКОЙ ПРОБЛЕМЫ
ЧИСЛА И ПРОТЯЖЕННОСТИ. «НОМИНАЛИСТСКАЯ»
И «ПРАГМАТИЧЕСКАЯ» ПОЗИЦИИ
[61-62] Бергсон, который, может быть, больше всех других способствовал распространению этих идей в философской литературе, не принял бы без оговорок выражение
«искусственная уловка». В его глазах наука есть нечто большее и высшее, чем просто уловка по отношению к материи. Но материя для него не есть истинная реальность; это — реальность ущербленная, регрессивная и мертвая. По отношению же к истинной реальности, живой, духовной и творческой, математика и наука вообще уже не могут иметь другого характера, кроме искусственного и символического. Во всяком случае остается в силе, что воздействие на материю, а не познание ее сущности, было той целью, ради которой математика была создана интеллектом, этим первым орудием, выкованным под давлением практических потребностей перед лицом материи…
Не математика ли сильнее всех других наук склоняет в наши дни некоторые умы к прагматизму, к той софистике прагматизма, каковой является научный агностицизм? Действительно, именно в математике мы чувствуем себя наиболее далекими от конкретного и реального, наиболее близкими к произвольной игре формулами и символами, такой абстрактной, что она кажется пустой…
§ 4. РАЦИОНАЛИЗМ, ЛОГИЦИЗМ, ИНТЕЛЛЕКТУАЛИЗМ
[65] Застывшее и однородное пространство геометра недостаточно; нужно еще подвижное и разнородное пространство физика. Универсальный механизм природы
479
ЗАМЕЧАНИЯ НА КНИГЕ А. РЕЯ «СОВРЕМЕННАЯ ФИЛОСОФИЯ»
не означает, что в материи нет ничего, кроме геометрии. Он может, согласно современным гипотезам, также означать, что существует еще освобождение или преобразование энергии или движение электрических масс…
§ 5. ОБЩЕЕ ЗНАЧЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ КОЛИЧЕСТВА:
В ОСНОВЕ СВОЕЙ ЭТО — ПРОБЛЕМА РАЗУМА
[74] Прежде всего, не подлежит сомнению, что разум, как бы он ни был бескорыстен, имеет утилитарную функцию. Ученые не мандарины и не дилетанты. И прагматизм прав, когда он подчеркивает полезность разума, его исключительно высокую полезность. Только не ошибается ли он, утверждая, что у разума нет иной функции, кроме утилитарной? Не могут ли рационалисты весьма резонно возразить, что полезность разума тем и объясняется, что, выводя предложения из предложений, он вместе с тем выводит друг из друга отношения между фактами природы? Он позволяет нам тем самым воздействовать на эти факты; не то, чтобы в этом заключалась его цель, но это вытекает из него как следствие. Логика и наука о количестве, создаваемые умом, поскольку он просто анализирует воспринимаемые им отношения, распространяют свою власть на самые вещи, потому что количественные отношения суть одновременно законы вещей и ума. Если знать значит уметь, то это не потому, как думают прагматисты, что наука была создана нашими практическими потребностями и ради них, так что вся ценность разума только в его пользе, — а потому, что наш разум, научаясь познавать вещи, дает нам в руки орудия для воздействия на них…
§ 6. ИДЕИ МАТЕМАТИКА ПУАНКАРЕ
[75-79] Великий математик Пуанкаре* особенно настаивает на этом произвольном характере математики.
Конечно, наша математика вполне соответствует реальности — в том смысле, что она приспособлена к символическому выражению известных соотношений в реальном; она не была, строго говоря, внушена нам опытом, опыт только послужил уму поводом для ее создания. Но наша математика, в том виде, как она постепенно образовалась для удобного выражения того, что нам надо было выразить, есть лишь одна из бесконечно многих возможных математик или, вернее, частный случай некоторой гораздо
NB
NB
NB
NB
* Poincare: La Science et l’Hypothese, livre I (Paris, Flammarion).
480
В. И. ЛЕНИН
более общей математики, до которой старались подняться ученые XIX века. Отдав себе в этом ясный отчет, мы тотчас же уяснили себе, что математика, по своей сущности и природе, абсолютно независима от того применения, которое она получает в опыте, и, следовательно, абсолютно независима от опыта. Она — свободное создание ума, наиболее яркое проявление его собственной творческой силы.
Аксиомы, постулаты, определения, соглашения — все это в сущности синонимы. Поэтому любая из мыслимых математик может привести к выводам, которые, будучи выражены надлежащим образом с помощью подходящей системы соглашений, были бы совершенно так же применимы к реальному…
Эта теория правильно критикует абсолютный рационализм и даже смягченный рационализм Канта. Она показывает нам, что ум вовсе не должен был с неотвратимой необходимостью разработать именно ту математику, которая так хорошо приспособлена для передачи нашего опыта; иначе говоря, математика не есть выражение какого-то всеобщего закона действительности, будем ли мы понимать действительность (разумеется, ту, которая нам дана) по-декартовски, по-кантовски или еще как-нибудь иначе. Но у Пуанкаре этот вывод имеет совершенно другой смысл, чем в прагматизме.
Некоторые прагматисты и даже все комментаторы Пуанкаре, которых мне пришлось читать, совершенно не поняли, на мой взгляд, его теорию. Это превосходный пример интерпретаторского извращения. Они сделали из Пуанкаре — в этом пункте, как и в других, где их заблуждение еще глубже, — неназванного прагматиста… Для прагматиста не существует чисто созерцательной и бескорыстной мысли, не существует чистого разума. Есть только мысль, которая хочет овладеть вещами и с этой целью искажает свое представление о них в интересах наибольшего удобства. Наука и разум — служанки практики. У Пуанкаре же, наоборот, мысль берется до известной степени в аристотелевском смысле слова. Мысль мыслит, разум размышляет для своего собственного удовлетворения; и затем уже сверх того оказывается, что некоторые результаты его неисчерпаемого творчества могут быть полезными нам и для других целей, кроме чисто духовного удовлетворения.
Можно не принимать целиком теорию Пуанкаре; но не следует извращать ее, чтобы затем ссылаться на его авторитет. Не обратили достаточного внимания на ее связь с кантианством,
Пуанкаре
Пуанкаре и Кант
481
ЗАМЕЧАНИЯ НА КНИГЕ А. РЕЯ «СОВРЕМЕННАЯ ФИЛОСОФИЯ»
из которого она вполне заимствует теорию синтетических суждений a priori, с той, однако, оговоркой (тут кантовский рационализм представляется Пуанкаре еще слишком застывшим), что эти синтетические суждения a priori, на которых покоится вся наша математика (эвклидовская), не должны считаться единственными возможными и необходимыми постулатами рациональной математики…
§ 7. СООТНОШЕНИЕ МАТЕМАТИЧЕСКИХ НАУК
И ДРУГИХ НАУК О ПРИРОДЕ
[80] Придает ли теория Пуанкаре опыту то значение, которое ему, по-видимому, принадлежит? Странное дело! Мне хотелось бы сказать прагматистам, которые постоянно привлекали ее для своих целей и пользовались именем ее автора, как артиллерийским орудием, что я нахожу в ней очень мало прагматического…
§ 8. УКАЗАНИЯ НА ОБЩУЮ ЭВОЛЮЦИЮ
НАУЧНОГО МЕТОДА И ЗНАНИЙ
[87] И если наука развивается затем благодаря своей материальной полезности, то не следует забывать, что лишь ввиду своей полезности для ума и ради бескорыстного удовлетворения разума, стремящегося познать вещи, она высвободилась при своем зарождении из грубого эмпиризма, сделавшись таким образом истинной наукой. Она сначала дает нам познание действительности и уже
