«организации революционеров» и «массовой организацией», посреди- по типу

* — само собой разумеется. Ред.

** «Что делать?» (см. Сочинения, 5 изд., том 6, стр. 126). Ред.

211

П. Г. СМИДОВИЧУ. 2 АВГУСТА 1902 г.

устройства, т. е. они будут менее узки и конспиративны, чем центр, — но более, чем

«союз ткачей» и т. п. Например, в «фабричном кружке» (разумеется , нужно добиваться, чтобы на каждой фабрике было по кружку посредников) обязательно найти «се- редину»: с одной стороны, вся или почти вся фабрика неизбежно должна знать вот такого-то передовика и верить ему, слушаться его. С другой стороны, «кружок» должен поставить дело так, чтобы всех его членов не могли узнать, чтобы наиболее сносящегося с массой не могли поймать с поличным, не могли уличить вообще. Разве это не вытекает само собой из того, что сказано у Ленина?

Идеал «фабричного кружка» совершенно ясен: четверо-пятеро (буду говорить к примеру) рабочих-революционеров, — всех их не должна знать масса. Одного, вероят- но, должна, и его надо беречь от изобличения: про него пусть говорят — свой человек, башка, хотя в революции не участвует (не видать). Один сносится с центром. У обоих по кандидату. Они заводят несколько кружков (профессиональных, образовательных, разнощических, шпионских, вооруженных и т. д. и т. д.), причем, понятно, конспиративность кружка, например, для поимки шпионов или для подыскания вооружения будет совсем не та, что кружка для чтения «Искры» или кружка для чтения легальной литературы и проч. и т. д. Конспиративность будет обратно пропорциональна многочисленности членов кружка и прямо пропорциональна отдаленности целей кружка от не- посредственной борьбы .

Не знаю, стоит ли особо писать об этом: если думаете, что да, — верните мне это письмо, я поразмыслю над ним, вместе с Вашим, как материалом. С питерским товарищем надеюсь увидаться и подробно переговорить здесь.

Жму крепко руку. Ваш Ленин

Послано из Лондона в Марсель

Впервые напечатано в 1928 г.

в Ленинском сборнике VIII

212

148

В. А. НОСКОВУ

4. VIII. 02.

Дорогой Б. Н.! Получил оба Ваши письма и очень рад был узнать, увидеть из них, что мнимые «недоразумения» действительно оказываются дымом, как я уже и писал Повару (я писал ему, что я уверен в этом).

Вы вот на наших «агентов» жалуетесь. И мне захотелось поговорить с Вами на эту тему — уж очень она и у меня наболела. «Слишком легко агенты набирались»… Знаю, прекрасно знаю это, никогда не забываю этого, но ведь в том-то и трагичность (ей-богу трагичность, не сильно сказано!) нашего положения, что нам приходится так поступать, что мы бессильны преодолеть всю массу царящей в нашем деле бесхозяйности. Я знаю отлично, что в Ваших словах не было упрека нам. Но постарайтесь вполне войти в наше положение и поставьте себя так, чтобы говорить не «Ваши агенты», а «наши агенты». Вы можете себя так поставить и (по-моему) Вам надо это сделать — только тогда раз навсегда будет устранена всякая возможность недоразумений. Замените второе лицо первым, следите и сами за «нашими» агентами, помогайте искать, смещать и заменять их, — и тогда Вы будете говорить не об «антипатичности» наших агентов (такие речи не могут не быть непоняты: их встречают как выражение отчуждения, встречают вообще, встречают члены нашей редакционной коллегии, не имевшие возможности выяснить вопрос с Вами), — а о недостатках нашего общего дела. Масса этих недостатков и гнетет она меня чем дальше, тем больше. Теперь как раз подходит уж близко (чуется мне) время, когда вопрос встанет ребром: либо Россия поставит своих людей, выдвинет таких, которые придут на помощь нам и дело исправят, либо… И хотя я знаю и вижу, что такие люди уже выдвигаются и число их растет, но идет это так медленно и с такими перерывами, а «скрип» машины так рвет нервы, что… иногда зело тяжело приходится.

213

В. А. НОСКОВУ. 4 АВГУСТА 1902 г.

«Слишком легко агенты набирались». Да, но мы ведь не творим себе «человеческого материала», а берем и не можем не брать, что дают. Без этого нам жить нельзя. Едет человек в Россию, — говорит, хочу для «Искры» работать — честный и преданный делу. Ну и едет, конечно, и идет за «агента», хотя никто из нас никогда сего звания не раздавал. И какие же у нас средства проверять «агентов», руководить ими, ставить на иные места? Да мы сплошь и рядом даже писем добиться не можем, — и в 9 случаях из 10 (я говорю по опыту) все наши здешние предположения о будущей деятельности

«агента» летят к черту на другой день по переезде границы, и агент работает, как ему бог на душу положит. Поверьте, я буквально теряю всякую веру в здешние предположения, маршруты, планы и проч., потому что заранее знаю, что это ни к чему. Нам

«приходится» биться как рыбе о лед, делая (за неимением других людей) не свое дело.

Ведь чтобы назначать агентов, смотреть за ними, отвечать за них, объединять и руко- водить на деле, — для этого надо везде бывать, летать, всех видеть на самом деле, на работе. Для этого нужна артель практических организаторов и вожаков, а ведь у нас нет их, т. е. есть, конечно, но мало, мало, мало… Ведь в этом все горе наше. Ведь когда посмотришь на нашу практическую бесхозяйственность, — то злишься часто до потери работоспособности, и только одно утешает: значит, жизненное дело, если рас- тет и явно растет, несмотря на весь этот хаос. Значит, перебродит — и хорошее вино будет.

Понимаете ли Вы теперь, почему одно уже замечание искряка: «легонькие у «Вас» агенты-то» — способно нас чуть не до отчаяния довести? Замещайте же скорее сами места «легоньких» — хочется нам сказать. Ведь мы говорим, твердим, даже в книжках пишем, что все горе: «людей масса и людей нет», a нам этим же безлюдьем все в нос тычут. Выход тут один, выход настоятельнейше необходимый, неотложный в самом буквальном, ни на йоту не преувеличенном смысле слова — ибо время не ждет и враги растут тоже, и «Освобождение» 190, и социалисты-революционеры, и всякие

214

новые социал-демократические группы, начиная от легкомысленной вертушки «Жизни» и кончая интриганами-«борцами»*. Выход этот, чтобы русские искряки, наконец, собрались, нашли людей и взяли в свои руки хозяйство «Искры», ибо поистине: земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Должны найти людей, ибо есть люди, — но надо и беречь же их пуще зеницы ока, не только в прямом смысле от полиции беречь, но и беречь для этого неотложного дела, не давать увлекаться другими, полезными вообще, но несвоевременными задачами. Когда мы вынуждены за полным без- людьем хвататься и за самое «легонькое», — то неудивительно, что мы не можем спокойно смотреть, как другие откладывают наше дело «на потом».

Если бы все теперешние, наличные искряки взялись сразу, не откладывая, за хозяйство «Искры», за самостоятельное оборудование ее переправой, развозкой, материалом и проч., — тогда у нас был бы уже фактический ЦК , ЦК, распоряжающийся de facto «агентами» (ибо распоряжаться агентами должен ЦК, а не редакция) и заведующий всем практическим делом.

Говорят: если людей нет, то откуда же ЦК взять? А ведь вот находим же мы хоть легоньких, а находим. Один веский среди 10 легоньких не ведет, а опыт все же не пропадает даром. На работе люди учатся: одни сошли, другие заменяют и раз дело начато, — другие уже вдесятеро легче потянутся к этому налаженному делу. Образуй мы сейчас ЦК (не формальный) — он завтра будет формальным и будет уже высасывать способных людей из каждой местной организации вдесятеро энергичнее, чем теперь. И только это «высасывание из местных организаций» в состоянии привести к такой по- становке дела, чтобы эти местные организации обслуживались как следует.

Вот почему я и к Семену Семенычу 191 ревнив, до чертиков ревнив, и ко всякому взгляду (даже взгляду) на «стороннюю особу» отношусь с волнением. И не могу относиться иначе, ибо если искряки не скажут: это — мое дело, не скажут этого громко, не возьмутся за

* Имеются в виду члены группы «Борьба». Ред.

215

КАРТАВЦЕВУ. 4 АВГУСТА 1902 г.

это дело цепко, руками и зубами, не начнут ругать остальных за недостаток цепкости Вы как-то говорили мне: ругайте искряков! а я отвечал: это не я, а Вы должны делать, ибо ругать имеет право только участвующий в самой работе практически и знающий ее подноготную , если искряки этого не сделают, так это значит, что они нас хотят оставить «только с легонькими», а это было бы началом конца.

Пора и кончать. Мне ужасно хотелось бы, чтобы Вы и Повар как можно конкретнее представили себе наше положение и вошли в него, и говорили не вы, а мы. Во всяком случае необходимо, чтобы Повар и писал нам очень часто и писал непосредственно и связал нас крепче с Семен Семенычем и Семена Семеныча с нами.

Что касается до приезда Вашего, то если приходится Вам побыть еще в Цюрихе, тогда дело иное. Почему Вы чувствуете себя скверно? Здоровы ли Вы вполне? Не надо ли поотдохнуть?

Я все прихварываю, так что о поездке и думать нечего.

Напишите свое мнение о Зерновой и Санине. О последнем я кое-что слышал от разных лиц и вынес впечатление, что не работник он, что дикий («wild») чересчур. А о Зерновой правда ли, что нехороший человек, т. е. не только «похождения» любит (это ведь не беда же, само по себе), а именно как человек ненадежный?*

Жму крепко руку. Ваш Ленин

Послано из Лондона в Цюрих

Впервые напечатано в 1925 г.

в Ленинском сборнике IV

149

КАРТАВЦЕВУ**

4/VIII.

1) Получили еще 2 Ваших письма и ничего не могли разобрать. Вы пишете слишком слабым составом. Прежде, чем писать — делайте каждый раз опыт. Ужасно досадно бывает получить письмо и быть не в состоянии его прочесть.

* Последняя фраза печатается впервые. Ред.

** Псевдоним не раскрыт. Ред.

216

2) Получили ли Вы наше письмо, где мы просили Вас выслать нам рублей триста из имеющихся наших денег.

3) Какие вести из тюрьмы?

4) Адрес Illg’а. Вы пишете неверно, надо:*

5) Сообщите, что делается у вас в комитете. В Берлин, говорят, приехал некто «Леонтий» (Потемкин)**. Нашему берлинскому товарищу он будто бы передал, что a) Киевский комитет отнимает все полномочия у «за старичков», b) что он негодует за письмо «Искры» и будет противиться признанию «Искры» партийным органом, с) что комитет поручил ему войти в сношения с «Жизнью», которую киевляне прочат в партийный орган, d) что комитет не в силах противодействовать социалистам-революционерам, не