– я даже рад:

Пишу Онегина размером;

Пою, друзья, на старый лад.

Прошу послушать эту сказку!

Ее нежданную развязку

Одобрите, быть может, вы

Склоненьем легким головы.

Обычай древний наблюдая,

Мы благодетельным вином

Стихи негладкие запьем,

И пробегут они, хромая,

За мирною своей семьей

К реке забвенья на покой.

I

Тамбов на карте генеральной

Кружком означен не всегда;

Он прежде город был опальный,

Теперь же, право, хоть куда.

Там есть три улицы прямые,

И фонари, и мостовые,

Там два трактира есть, один

«Московский», а другой «Берлин».

Там есть еще четыре будки,

При них два будочника есть;

По форме отдают вам честь,

И смена им два раза в сутки;

……………………………………………..

Короче, славный городок.

II

Но скука, скука, Боже правый,

Гостит и там, как над Невой,

Поит вас пресною отравой,

Ласкает черствою рукой.

И там есть чопорные франты,

Неумолимые педанты,

И там нет средства от глупцов

И музыкальных вечеров;

И там есть дамы – просто чудо!

Дианы строгие в чепцах,

С отказом вечным на устах.

При них нельзя подумать худо:

В глазах греховное прочтут

И вас осудят, проклянут.

III

Вдруг оживился круг дворянский;

Губернских дев нельзя узнать;

Пришло известье: полк уланский

В Тамбове будет зимовать.

Уланы, ах! такие хваты…

Полковник, верно, неженатый —

А уж бригадный генерал,

Конечно, даст блестящий бал.

У матушек сверкнули взоры;

Зато, несносные скупцы,

Неумолимые отцы

Пришли в раздумье: сабли, шпоры

Беда для крашеных полов…

Так волновался весь Тамбов.

IV

И вот однажды утром рано,

В час лучший девственного сна,

Когда сквозь пелену тумана

Едва проглядывает Цна,

Когда лишь куполы собора

Роскошно золотит Аврора

И, тишины известный враг,

Еще безмолвствовал кабак,

…………………………………………….

…………………………………………….

Уланы справа по шести

Вступили в город; музыканты,

Дремля на лошадях своих,

Играли марш из «Двух слепых».

V

Услыша ласковое ржанье

Желанных вороных коней,

Чье сердце, полное вниманья,

Тут не запрыгало сильней?

Забыта жаркая перина…

«Малашка, дура, Катерина,

Скорее туфли и платок!

Да где Иван? Какой мешок!

Два года ставни отворяют…»

Вот ставни настежь. Целый дом

Трет стекла тусклые сукном —

И любопытно пробегают

Глаза опухшие девиц

Ряды суровых, пыльных лиц.

VI

«Ах, посмотри сюда, кузина,

Вот этот!» – «Где? майор?» – «О нет!

Как он хорош, а конь – картина,

Да жаль, он, кажется, корнет…

Как ловко, смело избочился…

Поверишь ли, он мне приснился…

Я после не могла уснуть…»

И тут девическая грудь

Косынку тихо поднимает —

И разыгравшейся мечтой

Слегка темнится взор живой.

Но полк прошел. За ним мелькает

Толпа мальчишек городских,

Немытых, шумных и босых.

VII

Против гостиницы «Московской»,

Притона буйных усачей,

Жил некто господин Бобковской,

Губернский старый казначей.

Давно был дом его построен;

Хотя невзрачен, но спокоен;

Меж двух облупленных колонн

Держался кое-как балкон.

На кровле треснувшие доски

Зеленым мохом поросли;

Зато пред окнами цвели

Четыре стриженых березки

Взамен гардин и пышных стор,

Невинной роскоши убор.

VIII

Хозяин был старик угрюмый

С огромной лысой головой.

От юных лет с казенной суммой

Он жил как с собственной казной.

В пучинах сумрачных расчета

Блуждать была ему охота,

И потому он был игрок

(Его единственный порок).

Любил налево и направо

Он в зимний вечер прометнуть,

Четвертый куш перечеркнуть,

Рутёркой понтирнуть со славой,

И талью скверную порой

Запить цимлянского струей.

IX

Он был врагом трудов полезных,

Трибун тамбовских удальцов,

Гроза всех матушек уездных

И воспитатель их сынков.

Его краплёные колоды

Не раз невинные доходы

С индеек, масла и овса

Вдруг пожирали в полчаса.

Губернский врач, судья, исправник —

Таков его всегдашний круг;

Последний был делец и друг

И за столом такой забавник,

Что казначейша иногда

Сгорит, бывало, от стыда.

Х

Я не поведал вам, читатель,

Что казначей мой был женат.

Благословил его Создатель,

Послав ему в супруге клад.

Ее ценил он тысяч во сто,

Хотя держал довольно просто

И не выписывал чепцов

Ей из столичных городов.

Предав ей таинства науки,

Как бросить вздох иль томный взор,

Чтоб легче влюбчивый понтер

Не разглядел проворной штуки,

Меж тем догадливый старик

С глаз не спускал ее на миг.

XI

И впрямь Авдотья Николавна

Была прелакомый кусок.

Идет, бывало, гордо, плавно —

Чуть тронет землю башмачок;

В Тамбове не запомнят люди

Такой высокой, полной груди:

Бела как сахар, так нежна,

Что жилка каждая видна.

Казалося, для нежной страсти

Она родилась. А глаза…

Ну, что такое бирюза?

Что небо? Впрочем, я отчасти

Поклонник голубых очей

И не гожусь в число судей.

XII

А этот носик! эти губки,

Два свежих розовых листка!

А перламутровые зубки,

А голос сладкий, как мечта!

Она картавя говорила,

Нечисто «р» произносила;

Но этот маленький порок

Кто извинить бы в ней не мог?

Любил трепать ее ланиты,

Разнежась, старый казначей.

Как жаль, что не было детей

У них!………………………………….

……………………………………………..

……………………………………………..

XIII

Для бо5льшей ясности романа

Здесь объявить мне вам пора,

Что страстно влюблена в улана

Была одна ее сестра.

Она, как должно, тайну эту

Открыла Дуне по секрету.

Вам не случалось двух сестер

Замужних слышать разговор?

О чем тут, Боже справедливый,

Не судят милые уста!

О, русских нравов простота!

Я, право, человек нелживый —

А из-за ширмов раза два

Такие слышал я слова…

XIV

Итак, тамбовская красотка

Ценить умела уж усы

……………………………………………..

……………………………………………..

Что ж? знание ее сгубило!

Один улан, повеса милый

(Я вместе часто с ним бывал),

В трактире номер занимал

Окно в окно с ее уборной.

Он был мужчина в тридцать лет;

Штаб-ротмистр, строен, как корнет;

Взор пылкий, ус довольно черный:

Короче, идеал девиц,

Одно из славных русских лиц.

XV

Он все отцовское именье

Еще корнетом прокутил;

С тех пор дарами Провиденья,

Как птица божия, он жил.

Он, спать ложась, привык не ведать,

Чем будет завтра пообедать.

Шатаясь по Руси кругом,

То на курьерских, то верхом,

То полупьяным ремонтёром,

То волокитой отпускным,

Привык он к случаям таким,

Что я бы сам почел их вздором,

Когда бы все его слова

Хоть тень имели хвастовства.

XVI

Страстьми земными не смущаем,

Он не терялся никогда.

……………………………………………..

……………………………………………..

Бывало, в деле, под картечью

Всех рассмешит надутой речью,

Гримасой, фарсой площадной

Иль неподдельной остротой.

Шутя однажды после спора

Всадил он другу пулю в лоб;

Шутя и сам он лег бы в гроб —

……………………………………………..

Порой незлобен, как дитя,

Был добр и честен, но шутя.

XVII

Он не был тем, что волокитой

У нас привыкли называть;

Он не ходил тропой избитой,

Свой путь умея пролагать;

Не делал страстных изъяснений,

Не становился на колени;

А несмотря на то, друзья,

Счастливей был, чем вы и я.

……………………………………………..

……………………………………………..

……………………………………………..

Таков-то был штаб-ротмистр Гарин:

По крайней мере, мой портрет

Был схож тому назад пять лет.

XVIII

Спешил о редкостях Тамбова

Он у трактирщика узнать.

Узнал немало он смешного —

Интриг секретных шесть иль пять;

Узнал, невесты как богаты,

Где свахи водятся иль сваты;

Но занял более всего

Мысль беспокойную его

Рассказ о молодой соседке.

«Бедняжка! – думает улан, —

Такой безжизненный болван

Имеет право в этой клетке

Тебя стеречь – и я, злодей,

Не тронусь участью твоей?»

XIX

К окну поспешно он садится,

Надев персидский архалук;

В устах его едва дымится

Узорный бисерный чубук.

На кудри мягкие надета

Ермолка вишневого цвета

С каймой и кистью золотой,

Дар молдаванки молодой.

Сидит и смотрит он прилежно…

Вот, промелькнувши как во мгле,

Обрисовался на стекле

Головки милой профиль нежный;

Вот будто стукнуло окно…

Вот отворяется оно.

XX

Еще безмолвен город сонный;

На окнах блещет утра свет;

Еще по улице мощеной

Не раздается стук карет…

Что ж казначейшу молодую

Так рано подняло? Какую

Назвать причину поверней?

Уж не бессонница ль у ней?

На ручку опершись головкой,

Она вздыхает, а в руке

Чулок; но дело не в чулке —

Заняться этим нам неловко…

И если правду уж сказать —

Ну кстати ль было б ей вязать!

XXI

Сначала взор ее прелестный

Бродил по синим небесам,

Потом склонился к поднебесной

И вдруг… какой позор и срам!

Напротив, у окна трактира,

Сидит мужчина без мундира.

Скорей, штаб-ротмистр! ваш сюртук!

И поделом… окошко стук…

И скрылось милое виденье.

Конечно, добрые друзья,

Такая грустная статья

На вас навеяла б смущенье;

Но я отдам улану честь —

Он молвил: «Что ж? начало есть».

XXII

Два дня окно не отворялось.

Он терпелив. На третий день

На стеклах снова показалась

Ее пленительная тень;

Тихонько рама заскрипела.

Она с чулком к окну подсела.

Но опытный заметил взгляд

Ее заботливый наряд.

Своей удачею довольный,

Он встал и вышел со двора —

И не вернулся до утра.

Потом, хоть было очень больно,

Собрав запас душевных сил,

Три дня к окну не подходил.

XXIII

Но эта маленькая ссора

Имела участь нежных ссор:

Меж них завелся очень скоро

Немой, но внятный разговор.

Язык любви, язык чудесный,

Одной лишь юности известный,

Кому, кто раз хоть был любим,

Не стал ты языком родным?

В минуту страстного волненья

Кому хоть раз ты не помог

Близ милых уст, у милых ног?

Кого под игом принужденья,

В толпе завистливой и злой,

Не спас ты, чудный и живой?

XXIV

Скажу короче: в две недели

Наш Гарин твердо мог узнать,

Когда она встает с постели,

Пьет с мужем чай, идет гулять.

Отправится ль она к обедне —

Он в церкви, верно, не последний;

К сырой колонне прислонясь,

Стоит все время не крестясь.

Лучом краснеющей лампады

Его лицо озарено:

Как мрачно, холодно оно!

А испытующие взгляды

То вдруг померкнут, то блестят —

Проникнуть в грудь ее хотят.

XXV

Давно разрешено сомненье,

Что любопытен нежный пол.

Улан большое впечатленье

На казначейшу произвел

Своею странностью. Конечно,

Не надо было б мысли грешной

Дорогу в сердце пролагать,

Ее бояться и ласкать!

……………………………………………..

……………………………………………..

……………………………………………..

Жизнь без любви такая скверность;

А что, скажите, за предмет

Для страсти муж, который сед?

XXVI

Но время шло. «Пора к развязке! —

Так говорил любовник мой. —

Вздыхают молча только в сказке,

А я не сказочный герой».

Раз входит, кланяясь пренизко,

Лакей. «Что это?» – «Вот-с записка;

Вам барин кланяться велел-с;

Сам не приехал – много дел-с;

Да приказал вас звать к обеду,

А вечерком потанцевать.

Он сам изволил так сказать».

«Ступай, скажи, что я приеду».

И в три часа, надев колет,

Летит штаб-ротмистр на обед.

XXVII

Амфитрион был предводитель —

И в день рождения жены,

Порядка ревностный блюститель,

Созвал губернские чины

И целый полк. Хотя бригадный

Заставил ждать себя изрядно

И после целый день зевал,

Но праздник в том не потерял.

Он был устроен очень мило:

В огромных вазах по столам

Стояли яблоки для дам;

А для мужчин в буфете было

Еще с утра принесено

В больших трех ящиках вино.

XXVIII

Вперед под ручку с генеральшей

Пошел хозяин. Вот за стол

Уселся от мужчин подальше

Прекрасный, но стыдливый пол —

И дружно загремел с балкона,

Средь утешительного звона

Тарелок, ложек и ножей,

Весь хор уланских трубачей:

Обычай древний, но прекрасный;

Он возбуждает аппетит,

Порою кстати заглушит

Меж двух соседей говор страстный —

Но в наше время решено,

Что все старинное смешно.

XXIX

Родов, обычаев боярских

Теперь и следу не ищи,

И только на пирах гусарских

Гремят, как прежде, трубачи.

О, скоро ль мне придется снова

Сидеть среди кружка родного

С бокалом влаги золотой

При звуках песни полковой!

И скоро ль ментиков червонных

Приветный блеск увижу я,

В тот серый час, когда заря

На строй гусаров полусонных

И на бивак их у леска

Бросает луч исподтишка!

XXX

С Авдотьей Николавной рядом

Сидел штаб-ротмистр удалой —

Впился в нее упрямым взглядом,

Крутя усы одной рукой.

Он видел, как в ней сердце билось.

И вдруг – не знаю, как случилось, —

Ноги ее иль башмачка

Коснулся шпорой он слегка.

Тут началися извиненья

И завязался разговор;

Два комплимента, нежный взор —

И уж дошло до изъясненья…

Да, да – как честный офицер!

Но казначейша – не пример.

XXXI

Она, в ответ на нежный шепот,

Немой восторг спеша сокрыть,

Невинной дружбы тяжкий опыт

Ему решилась предложить —

Таков обычай деревенский!

Помучить – способ самый женский.

Но уж давно известна нам

Любовь друзей и дружба дам!

Какое адское мученье

Сидеть весь вечер tête-â-tête

С красавицей в осьмнадцать лет

……………………………………………..

……………………………………………..

……………………………………………..

XXXII

Вообще я мог в году последнем

В девицах наших городских

Заметить страсть к воздушным бредням

И мистицизму. Бойтесь их!

Такая мудрая супруга,

В часы любовного досуга,

Вам вдруг захочет доказать,

Что два и три совсем не пять;

Иль вместо пламенных лобзаний

Магнетизировать начнет —

И счастлив муж, коли заснет!..

Плоды подобных замечаний,

Конечно б, мог не ведать мир,

Но польза, польза мой кумир.

XXXIII

Я бал описывать не стану,

Хоть это был блестящий бал.

Весь вечер моему улану

Амур прилежно помогал.

Увы…………………………………

Не веруют амуру ныне;

Забыт любви волшебный царь;

Давно остыл его алтарь!

Но за столичным просвещеньем

Провинциалы не спешат;

……………………………………….

……………………………………….

……………………………………….

XXXIV

И сердце Дуни покорилось;

Его сковал могучий взор…

Ей дома целу ночь все снилось

Бряцанье сабли или шпор.

Поутру, встав часу в девятом,

Садится в шлафоре измятом

Она за вечную канву —

Все тот же сон и наяву.

По службе занят муж ревнивый,

Она одна – разгул мечтам!

Вдруг дверью стукнули. «Кто там?

Андрюшка! Ах, тюлень ленивый!..»

Вот чей-то шаг – и перед ней

Явился… только не Андрей.

XXXV

Вы отгадаете, конечно,

Кто этот гость нежданный был.

Немного, может быть, поспешно

Любовник смелый поступил;

Но, впрочем, взявши в рассмотренье

Его минувшее терпенье

И рассудив, легко