не то чтоб из приличий,
Не нажить поклепу света, —
После общего совета…
Пир готов великолепный,
Мед и прочее вино
Уж давно принесено…
Гости в доме кишмя кишут,
От восторга еле дышут,
Что пришла такая честь —
За столом им царским есть…
Вышел царь.
Пошли поклоны,
Толковали про законы,
Про спокойство, про войну,
Про дела и старину…
Елисей вдруг с места сходит,
Поклонившись наперед:
«Вам, бояра и дворяне
И чиновные граждане,
Всем известно, что я сед,
Что уж мне не двадцать лет…
И для этой-то причины,
Чтобы не было кручины,
Чтоб все шло у нас к добру
И тогда, как я умру,
Объявляю всенародно,
Что оставить мне угодно,
Не в обиду никому,
И по росту великану,
Сыну старшему Роману.
Но, чтоб это учинить,
Чтобы он не баловался,
За чужими не гонялся,
А найпаче, чтоб в стихи
Не пустился на грехи…
Ваш совет я уважаю
И затем вам предлагаю
Сыну ровню где найтить.
Из которого-де царства,
Вы скажите без коварства,
Нам царевна по плечу:
А не то приколочу», —
Он остер на прибаутки,
Хоть и нету в них пути!..
Ну, да Бог ему прости!
Тут бояра и дворяна
И чиновные граждана
Почесали за ушми
И задумались вельми…
Долго думали, корпели,
Угодить царю хотели,
Ради надобности той;
Царь, прослушавши, «не пара! —
Отвечал им: – та уж стара,
Та горбата, та бедна,
Лоб бояра потирали,
Лишь качает головой.
«Ладно, – думал он, – постойте,
Что вы тут себе ни пойте,
А как я свое скажу,
Так уж, верно, угожу».
И, решивши наконец,
Начинает так мудрец:
«Царь наш, ты нам благодетель.
Счастья нашего содетель,
Не вели меня казнить,
А вели мне говорить».
«Говори!» – царь отвечает.
И мудрец так продолжает:
«Силен ты, богат и славен,
Кто с тобой по власти равен?
У кого такая рать?
Где такая благодать?
Царства более твого
В свете нет ни одного,
Все владыки, все соседи
И в невестки ни одна
Из их дочек не годна…
Да и нет во всей природе,
Ни в одном, сиречь, народе
Нет пригодной для него,
Для Романа твоего…
К пользе царственной ревнуя,
Обвенчать его хочу я
На красотке неземной,
На владычице ночной.
Пречудеснейшая тайна
Мне открылась не случайно,
Коли хочешь, сообщу
И, что делать, научу…»
«Говори! да лишь курьезно, —
Отвечает царь серьезно, —
Разным вздором не скучай,
Подарю тебе на чай…»
«В неком царстве проживает,
Что за тридевять земель,
У царя, окроме дочек,
Расцветает пышно он,
Весь сияньем окружен…
То царевна Ясносвета.
В царстве лучше нет предмета,
Так чудесна, так умна,
А особенно ясна!
Все дивятся, что за чудо,
Самоцветней изумруда,
Как от месяца в ночи,
От нее идут лучи…
По известной мне науке
Прокатился раз от скуки
Я в то царство, лишь на час
Отлучившися от вас…
Только было там и слышно,
Что хвала ее красам,
Диву дался я и сам…
Столько блеску, столько жару,
Что недолго до пожару!
Ну, диковина! дивней
Не найдется в жизни сей!
Вот уж, правду молвить, знатно!
Только мне невероятно
Что-то стало, что она,
Вишь, от смертных рождена…
Разум мой пришел в свирепство,
Я принялся за волшебство…
И недолго я гадал,
Подноготну всю узнал…
Умолчу, каким манером,
Не назвали б изувером!
Просто молвлю, что она
В небе скучившись дежурить,
Унижаться, не светя,
Днем она на землю сходит
И в том царстве день проводит,
Освещать уходит ночь…
Вот невеста для Романа!
Кроме царственного сана —
И ведь где же? в небесах! —
Бело озеро запрудит…»
«Ладно! – молвил Елисей, —
Нарядить к царевне сей
Да не делать своевольства,
Без урону и изъяна
Для царевича Романа…
Штука славная! луна
Будет в дом к нам введена!
Да спасибо за невесту,
Не отыщешь под луной!..»
Говорит царь мудрецу.
«Но еще царю-отцу
Что ведь этак не упрочим
Говорит мудрец, – должны
Мы к земле ее навеки
Приковать…» – «Но человеки
Через эти чудеса
Могут выколоть глаза;
С обязанием подпиской,
Чтоб к земле держалась близко
И являлась поскорей,
Только б с солнцем не дружилась
Иль с звездами не водилась,
Впрочем, это уж, того,
Дело сына моего!» —
Царь сказал с самодовольством
И занялся хлебосольством…
Отвечал ему мудрец, —
Так она, у нас соскуча,
Заберется в серы тучи,
И попробуй-ка поди
Вновь беглянку приведи!..
Средство знаю я прекрасно:
Вот, царевич, – тут до стану
Он согнулся в честь Роману, —
Вот, возьми! да береги,
Уничтожить не моги!
Поезжай ты сам в те страны,
Я коня тебе достану,
Да такого, что он в час
Донесет тебя как раз…
Как вспылят у вас сердечки
Да захочется колечки
Это ей изволь ты дать;
Ей оно вопьется в руку,
Но не бойся, стерпит муку…
Но зато, ручаюсь я,
Царь радехонек до смерти.
«Не вмешались бы тут черти!» —
Говорит он. Славный пир
Тут пошел на целый мир
В честь блистательной надежды;
Наконец сомкнулись вежды;
Был уж близко чуждых стран…
Пречудовую свиньюшку,
Ростом в сдобную ватрушку,
Подарил ему мудрец.
Вот и к царству наконец
Наш царевич подъезжает,
Тут свиньюшку оставляет
В преогромный царский дом.
И устройство, и опрятство,
И различных тьма красот,
Сам колдун не перечтет…
У дверей стоит прислуга,
Вся в убранстве из жемчуга,
Так, как жар, вот и горит,
По-ишпански говорит…
Между ими тут Емеля…
«Где царя Ходинамеля, —
Укажи – да проведи!»
Тут прислуга подскочила
И царевича спросила,
Кто он родом и отколь,
Не саратовская ль голь,
И не с вражьего ль навета
Прикатил к ним до рассвета?
Но с почтением потом
Отступили чередом,
Поклонились и к царю
Дали путь богатырю…
«Ну-тка, царь Ходинамель,
Оставляй свою постель! —
Закричал дурак Емеля
И толкнул Ходинамеля. —
К нам царевич из Чарморя
Угощенье припаси
Да садиться попроси!..»
Не расслышав хорошенько,
И, вспылив на дурака,
Дал в загривок тумака…
Вдруг он делом спохватился,
Как надлежит извинился;
И с царевичем они
Уж осталися одни…
Тут Роман потупил очи
И заплакал что есть мочи,
Слезы вытер рукавом
И речь начал так потом:
«В наше малое поместье
Донеслося, царь, известье
Из огромного твово,
Что дивней нет ничего
Среди всех пределов света,
Как царевна Ясносвета,
Дочь названая твоя,
Ей в мужья гожусь ли я?
Согласишься ль ты – не знаю,
Но к ней страстью я пылаю,
Хоть не видел никогда».
«Ну, да это не беда,
Коли с неба, так уж видно,
Что ей мужем быть не стыдно», —
Он подумал про себя.
«Я и дочку для тебя
Уступить готов любую,
Хоть старшую, хоть меньшую…
У меня их богатель!» —
Отвечал Ходинамель
И воскликнул что есть силы:
«Эй вы, дочки мои милы!
Мы, сударыни, на час
К нам в беседу просим вас…»
Только вымолвил… девицы
Прибежали из светлицы
И все стали у стены…
«Ну, которую в жены
Ты, царевич, завоюешь
Или всех их забракуешь?» —
Или я теперь в угаре,
Тут такие инда хари,
Что за чертовых сестер
Их по пальцам перечислил…
Вдруг на самом на краю
(Я от вас не утаю,
Он в тот час немного струсил,
Так его переконфузил
Видит: два глаза блестят,
Самоцветный словно камень,
Словно звезды, словно пламень!
«Та, та, та! Так вот она
Уж действительно красна,
Правда, в ней уж столько жару,
Что недолго до пожару…», —
Он подумал… Зорких глаз
Не спускал с нее он час,
Поразмыслил, постыдился,
Да по горло и влюбился.
«Уступи ты мне вот эту,
Сиротину Ясносвету,
Уж куда мне до другой,
Удовольствуюсь и той», —
Так Роман сказал с усмешкой.
Царь же думал: «Глуп, как пешка,
Он слеп вовсе или кос,
Хорошенько я не знаю,
Лишь того не постигаю,
Отчего не дочь мою
Он берет в жену свою…
Пусть же нянчится с девчонкой!..»
Ясносветочка твоей,
Приказать не смею ей,
А даю свое согласье», —
Он сказал… Роман от счастья
Чепухи не замолол…
Но опомнился… К невесте
Подошел с царем он вместе
И его женою быть
Стал красавицу просить…
Ясносвета оробела,
С изумленьем посмотрела,
Раскраснелась как заря
И, с согласия царя
Наконец ему сказала:
«Что охота вдруг припала,
Да и видано-то где —
На безродной сироте
Сыну царскому жениться?..
Но должна я согласиться,
Без меня порешено…»
Ей на руку надевает,
И, покорствуя судьбе,
Царь чету благословляет
И, меж прочим, прибавляет:
«Но ты знаешь ли – она
Ведь как нищая бедна?
Я не знаю ее роду,
По двенадцатому году
В плен была она взята
И в дворец мой принята…
Я даю лишь хлеб ей с солью,
Ты берешь ее голь-голью…»
«Ладно, – думает Роман, —
Не глумися, бусурман.
Или ты и сам не знаешь,
Что из царства отпускаешь
Ладно, буду я богат,
Ведь луне сребра и злата
Занимать, я чай, не надо,
Царства купит ваши все
Тем, что есть в одной косе…»
Помолившись, поклонившись
И радушно распростившись,
Отправляется домой.
Называть велел гостей;
Предан радостной надежде,
Ходит в праздничной одежде,
Приказанья отдает
Да застольную поет…
День к полудню стал склоняться,
Гости начали сбираться,
И меж множеством гостей
Прикатил царь Пантелей,
Пожилой, не политичный,
С Елисеем закадычный,
Приглашенья он не знал,
А нечаянно попал…
Притвориться не умея,
Царь в сторонку Пантелея
Вдруг отводит и тишком
Говорит ему потом:
«Поздравляй, брат, поскорее
Ты с невесткой Елисея.
Сына, братец мой, женю,
И на нынешнем же дню…
Самоцветней изумруда,
Лучше б я и не желал, —
Разве ты бы дочь отдал,
Так задумался б немного».
«Ох! давно, по воле Бога,
Дочь погибла у меня,
Даже как, не знаю я,
Делать нече! Не вернется,
Только плакать остается,
Был в мужья ей мной избран», —
Так ответил со слезами
Пантелей и рукавами
Ну-тка слезы утирать,
Елисей великодушный
Сам завыл, как малодушный,
Пантелея утешал
И потом ему сказал:
«Что касается до сына,
То счастливый он детина.
Ведь, поверишь ли? луна
Все небесное пространство
Ей с морями, облаками,
Поселеньями, садами,
С кормной птицей всех сортов
И скотиной всех родов;
Только жаль, что вместе с солнцем
Ей придется всем владеть
И сношенья с ним иметь…
Впрочем, что же, бог помилуй! —
Как войдем мы только в силу,
Рати двинуть на него…
Не большая ведь персона,
Да и светит-то как соня,
Не заботясь ни о чем,
Ну да мы его пугнем».
Молча слушал Пантелей
То, что баял Елисей,
И потом сказал с улыбкой:
«Ну, смотри, брат, как ошибкой
Не вломися в чепуху,
Уморишь всех со смеху…
Выходить за твого сына?
Да притом и небеса
Без него что за краса!..»
Елисей вельми серчает
И, подумав, отвечает:
«Что сказал, то докажу,
Всех на свете пристыжу».
Тут он все пересказал,
Что мудрец ему сказал.
Пантелей пожал плечами:
«Славны бубны за горами!» —
Он подумал, а потом
Занялся и пирогом…
Так прошло около часу,
Елисей напился квасу
И хотел ложиться спать
На удобную кровать,
Вдруг, обрадованный, слышит,
У ворот свиньюшка дышит
Так, что ажно все дрожит.
Елисей туда бежит,
Сына у двери встречает,
Лобызает, обнимает,
«Вот царевна Ясносвета!» —
Говорит ему, и он
Отпускает ей поклон…
Сердце пляшет от блаженства
У царя! Все совершенства,
Все, чем славен женский пол,
В Ясносвете он нашел.
Весть гремит меж тем в народе,
Что луны теперь в природе
Уж не будет, что она
За Романа отдана. —
Кто шататься в пьяном виде
Ночью любит, тот в обиде
Был при случае таком;
А кто любит царский дом,
Тот в сильнейшем был восторге,
И в трактире, и на торге,
И в домах, и на дворах
Пел с восторга так, что страх…
И придворные того же
Были мненья; всех пригожей,
Всех яснее, всех белей,
И прекрасней, и умней
Все царевну признавали
Да из
