воли;

Как вы ни говорите, взял его

Еще ребенком я под эту крышу;

Он жил со мною двадцать лет;

Был будто первенцем моим… недавно

Я вновь хотел с ним показаться нежным –

Как вдруг узнал я от жены моей,

Что хочет у меня просить Фернандо

Эмилию в замужство… ну ж, меня

Вы знаете, – хоть сед – но как взбешусь…

Ну!.. Я и уговаривал его;

И представлял все важные причины, –

Он много мне грубил – и я решился

Прогнать его из дома наконец.

И не увидит христианская душа

Его ноги в дверях моих. В том я уверен!..

Соррини

Хм! Хм! Что ж ваша дочь?

Алварец

Не знаю. У обедни

Она теперь сидит с моей женою

И, верно, молится о нем. Да как вы

Мальчишке этому дорогу уступили,

Когда не поклонился даже он?..

Как вы его не удержали тотчас,

Чтоб должного потребовать почтенья?

Соррини

Слепым дорогу должно очищать!

Алварец

Слепым? Да он глядел ведь в оба глаза.

Соррини (с презрительной улыбкой)

Конечно, вы не поняли меня:

Покуда ни одной сединки не видать

На голове, пока огнем живым,

Как розами, красуються ланиты,

Пока глаза во лбу не потускнели,

Пока трепещет сердце от всего,

От радости, печали, ревности, любви,

Надежды, – и пока всё это

Не пронеслось – и навсегда, – есть страсти, страсти

Ужасные; как тучею, они

Взор человека покрывают, их гроза

Свирепствует в душе несчастной – и она

Достойна сожаления бесспорно.

Такие люди слепы; ваш Фернандо

Из их числа. Так что ж мне было делать?

Я должен был дорогу уступить,

Совсем не от того, чтоб я боялся…

А… без причин с опасностию спорить

Нейдет ни званью моему, ни чину;

Вы согласитесь,

(показывая на крест)

этот крест смиренью учит

Меня. Тот, кто на нем был распят,

Моим примером должен быть – и я

Как мог свою обязанность исполнил!..

(Слуга Сорриния входит с письмом и отдает его своему господину.)

Слуга

Отец Соррини! Вот письмо от бедной.

Лишь только вы ушли, она явилась в дом наш.

Соррини

Да от кого письмо, – какая крайность?

Слуга

От бедной женщины, которую прогнали

Намедни вы…

Соррини (прерывает его)

И нынче приходить велел.

Слуга

О господин мой, как она жалка;

Я, слыша речь ее, расплакался.

Шесть, семь ребят в лохмотьях,

Лежащих на соломе без кусочка хлеба

Насущного. Как я воображал их крик:

«Мать! Дай нам хлеба, – хлеба… мать! – дай хлеба!»

Признаться, сердце сжалось у меня.

Соррини

Молчи, молчи – не то и я заплачу!..

О боже мой, пошли благословенье

На бедную, забытую семью.

Услыши недостойного молитву.

(Слуге громко)

Дай пять серебряных монет – да от меня –

(Слуга смотрит на него. Соррини подходит и говорит тихо)

Ступай; дай ей одну!..

Слуга

Да сжальтеся!..

Соррини (топнув, громко)

Как? Много?

Добра не делаем мы никогда довольно…

(Слуга в смущении уходит.)

Алварец

Я удивляюсь вам, святой отец.

Соррини

Ах! Замолчите – я молю вас – слышать страшно…

Я самый – самый бедный грешник.

Алварец (глядит в окно)

Вот и жена моя идет из церкви,

А с ней Эмилия с своими четками.

Соррини (в сторону)

Идет, прелестная! Пусть бережется; если

Заронит искру пламя в эту грудь,

Оледеневшую от лет… то не легко

Она избегнет рук моих– мне трудно

Носить поныне маску – и что ж делать?

Того уж требует мой сан. Ха! Ха! Ха! Ха!..

(Эмилия и донна Мария входят.)

Как счастлив я, что вижу наконец

Прелестную Марию – и тебя,

Невинную Эмилию. О! Алварец!

Не должен тот роптать на провиденье,

Кто обладает этими дарами неба,

Хотя бы крыши не было от солнца

Их защитить.

Алварец

Эмилия, поди сюда.

Я объявил отцу Сорринию,

Что влюблена ты.

Эмилия (покраснев)

Батюшка!

Алварец

Молчи.

Отец святой тебя наставить хочет

В том, как вредна любовь, – а ты,

Ты слушай со вниманьем – чтоб ни слова

Не кинул он на воздух – сердце

Твое запутано; не знаешь ты,

Чего ты хочешь, – он тебе откроет

Опасность страшную любви.

Соррини

Да, если мне позволил ваш родитель,

То я готов неопытность ввести

На лучший путь. Там нет цветов,

Там терния, но цель, к которой мы

Приходим, веселит нас – а былое

Печально или весело, смотря по тем

Мгновениям, когда о нем воспоминаешь.

Итак, всего важней последствие;

Коль к доброму концу деянья наши,

То способы всегда уж хороши,

Какие б ни были, – страшись Фернанда!

Он льстит тебе, обманет – или,

Положим, на тебе он женится –

Но это для того, чтоб быть богаче.

Алварец

Да этого не будет никогда;

Скорей все мертвые воскреснут.

Соррини

Не говорите этого – бывают

Такие случаи. Но вас, Эмилия,

Прошу бояться пламенной любви.

Быть может, притворяется Фернандо?

Послушайте, я расскажу вам случай,

Которому свидетель был в Мадрите,

При инквизиции святой.

У девушки одной любовник был,

Красивый, молодой и умный малый,

И, так сказать, на всё удалый.

И он красавицу мою любил,

И очень долго это продолжалось;

Как наконец заметила она,

Что, от нее без грусти удаляясь

Под разными предлогами, не стал

Он находить веселья в разговоре нежном,

Что к ней он вовсе охладел,

Что не дивился уж красе ее наряда,

И призывающего взгляда

Он понимать уж не умел.

Как женщине всё это не заметить,

Когда вся жизнь ее в том только состоит?..

Вот ревность в грудь ее, как червь, закралась

И долго сердце горькое точила…

Ну, просто, без обиняков скажу,

Она любимца отравила,

И он скончался в двое суток.

Но так как бедный сей испанец

Служил при инквизиции писцом,

То в дело все вошли по праву мщенья:

Преступницу наказывали долго,

Именье в пользу церкви обратив, –

И наконец замучили до смерти!

(Все содрогаются.)

Вот следствия любви!.. Страшись, Эмилия.

На мячик сердце в нас походит, положи

Ты на крутой горе его тихонько,

И он не тронется – но раз толкнув,

За ним хоть бросишься, но не догонишь.

Не так ли говорю я?

Алварец

Точно так.

Вы совершенно справедливо поступили

С несчастною преступницей! – как? Отравить

Служителя священной инквизиции?

Она мученья смерти заслужила.

Соррини

Нет! Я совсем не говорю сего.

(Кидая взор на Эмилию)

Я слишком жалостлив, – насильно

Меня заставили бумагу подписать;

Все члены у меня хладея трепетали,

И осуждал мой ум, что пальцы написали!.

Но такова судьба судей земных!

Все люди мы; и ослепленье страсти,

Безумное волнение души, должны мы

Прощать, когда мы излечить не в силах.

Донна Мария

Ах! Я и прежде так судила.

Алварец

И в самом деле правда это!

Соррини (радостно в сторону)

Они меня боятся!

Эмилия

Позволь тебя спросить мне, батюшка,

К чему всё это клонится.

Алварец

К тому,

Что не должна ты плакать и крушиться

Об том, что более Фернандо не увидишь, –

Он нагрубил мне нынче. И навеки

Его из дому я прогнал.

Не смей с ним видеться тихонько; и́наче

Страшися оскорбленного отца…

Прощаю я твою любовь, как бы порок,

В котором ты исправилась. Надеюсь,

Что это будет так по крайней мере.

Соррини

Утешьтесь, нежная Эмилия!

Любовь пройдет, самим вам будет легче.

Эмилия (сквозь слезы)

Довольно и того, что сделали,

Но для чего смеяться надо мной?..

(Плачет.)

(Эмилия уходит, закрыв глаза платком. Все в изумлении.)

Соррини

Как резко вы сказали, Алварец!

Нечаянный удар вослед себе

Ведет раскаянье нередко.

Алварец

Э! Нужды нет, отец Соррини, –

Ведь надо было бы открыть;

А чем скорей, тем лучше…

Соррини

Не всегда.

Вы знаете ли: женщина – цветок,

Который, если вы его согнете вдруг, –

Изломится.

Донна Мария

Да не угодно ль вам

Позавтракать, отец Соррини.

Соррини

Благодарю, прекрасная Мария!

Земная пища часто не должна

Ласкать того, кто пищею духовной

Владеет. До свиданья! Донна, до свиданья!

И вы, почтенный друг мой, Алварец!

Желаю, чтоб небес благословенье

Сошло на дом ваш… и… чтоб ваша дочь

Утешилась скорей; я думаю,

Она и не замедлит. Ха! Xa! Xa! Прощайте!

(Уходит, низко кланяясь.)

Алварец

Когда еще нам сделать честь придет

Вам в голову, то, верьте мне,

Открыты будут ежедневно двери

Мои для вас… как сердце… (кланяясь) одолжите!

(Соррини, провожаемый до двери, уходит наконец.)

Ну, слава богу!.. Он такой смиренный,

Что и не знаешь, что сказать ему.

Боюсь таких людей, которые всегда

На языке своем имеют: да! И да!

Хоть сердятся они – не знаешь извиниться,

Затем, что с виду всем довольны.

Но с кем бранился я – с тем можно помириться!..

(Уходят все.)

Сцена II

(Ночь. Театр являет сад и балкон с левой стороны. На него выходит Эмилия. Балкон соединен ступенями с садом. Эмилия сидит.) (Месяц над деревьями.)

Эмилия

Всё тихо! – только это сердце беспокойно;

Неблагодарный! Я его просила,

Чтобы хоть для меня он удержался.

Ужели для меня не мог он? – вот мужчины!

Ужели мненье моего отца

Ему дороже, чем любовь моя?

Теперь уж некому меня утешить;

(Молчание.)

Уж эти мачехи! – презлобные творенья;

И этот иезуит! – ведь надобно ж

Мне окруженной быть таким народом!..

О! Если б мог прекрасный месяц озарить

Хотя последнее свиданье наше.

Фернандо разлюбил меня конечно,

А то бы он пришел проститься; я прощаю

Его горячность; но зачем нейдет

Он извиниться в этом предо мною…

Ему грозил отец мой; это правда!

Попробую сойти!

(Сходит с балкона.)

Там кто-то шевелится!

Как бьется сердце!.. Но чего бояться:

Ведь я одна… а если кто-нибудь!..

Кто там?.. Тень шевелится на земле…

Ах! Боже мой!.. Куда уйду…

Слышен голос

Эмилия!..

Эмилия

Ах! Ах! Святой Доминго, помоги![17]

Злой дух ко мне идет.

(В страхе не знает, что делать.)

Фернандо (выходит в черном плаще)

Эмилия!..

Мой голос страшен для тебя… ты испугалась!..

Эмилия

Нет! Нет!.. Ах, сядем! Я дрожу!..

Фернандо (берет ее за руку)

Ты права!

Но отчего я испугал тебя так сильно?..

(Они садятся на скамью.)

Эмилия

Ну что ж ты скажешь?

Фернандо

Я пришел проститься!..

Проститься! – в первый раз такое слово

Должно меня печалить… знаешь ли,

Я думаю, что был бы счастливей,

Когда бы не с кем было мне проститься…

Ты будешь плакать – мне двойная мука…

Эмилия

Сам виноват! Ведь я тебя просила…

Ты не хотел. Кто ж виноват? Кто ж виноват?

Фернандо

Нет, я не мог, клянуся небом!

Ты знала нрав мой – для чего писала?..

Но всё уж кончилось – не укоряй меня…

Не укоряй; признаться виноватым

Мне было б тяжело – ты это знаешь!..

Что сделано – то сделано…

Эмилия

Где будешь

Ты жить теперь, Фернандо?..

Фернандо

Где! Где жить?

Ты мне напомнила ужасное!..

Зачем такой вопрос?.. Ты знала,

Что не имею я ни друга, ни родни,

Ни места в целом королевстве, где б

Я мог найти приют. Последний нищий

Имеет то, чего я не имею:

Он равнодушно и спокойно просит хлеба.

Вообрази: лишь ты одна на свете

Сказала мне: люблю – тебе одной

Я поверял все мысли, все желанья;

Ты для меня: родня, друзья – ты всё мне!..

Гордися этим!.. Так, Эмилия:

Мы созданы небесным друг для друга;

Ты – всё для сердца этого – и бог

Не так жесток, чтоб всё отнять

У человека!

(Молчание.)

Эмилия

Знаешь, говорят, не должно

С мужчиной девушке сидеть в полночь…

Фернандо

Со мной сидеть не бойся никогда.

Эмилия (кидается ему на шею)

О! Милый! – как мне грустно! Будто

Свинец в груди наместо сердца…

Как вспомню, что в последний раз тебя

Здесь вижу, – слезы остановятся, дыханье

Редеет… то боюсь, чтоб не пришел отец мой,

То – чтобы час прощанья не пришел…

Ко мне ужасные теснятся мысли;

Вчерась я видела во сне, что ты

Меня хотел зарезать.

Фернандо (мрачно и быстро)

Перестань.

Взгляни на тихую луну! О, как прекрасна!

И облачка вокруг нее! – луна,

Луна! – как много в этом звуке чувств –

Что будет, что теперь и что прошло, всё в нем

Соединяется – и что́ прошло!

И кто б подумать мог, что та ж луна,

Которая была немой свидетель

Минуты первой… у ручья… в горах, – ты помнишь, –

Что та ж луна свидетель будет

Разлуки, нежная Эмилия!..

Взгляни опять: подобная Армиде,[18]

Под дымкою сребристой мглы ночной

Она идет в волшебный замок свой.

Вокруг нее и следом тучки

Теснятся, будто рыцари-вожди,

Горящие любовью; и когда

Чело их обращается к прекрасной,

Оно блестит, когда же отвернут

К соперникам, то ревность и досада

Его нахмурят тотчас – посмотри,

Как шлемы их чернеются, как перья

Колеблются на шлемах, – помнишь – помнишь –

В тот вечер всё так было – кроме

Судьбы Фернандо – небо и земля

Всё те же – только люди! – если б ты

Не причислялась к ним, то я б их проклял…

Эмилия

Да