о, я пошлая дурачина… о, глупая ослиная голова… вы правы – а я дубина!.. Теперь вспомнил… о, пошлая недогадливость!.. Теперь понимаю… понимаю… этот анекдот!.. Всё было на мой счет сказано… а я, сумасшедший, – ему же советую волочиться за моей женой – а ее смущение… ведь надо было мне жениться – в 42 года! С моим добрым, простосердечным нравом – жениться!..
Дм<итрий> Петр<ович>. Успокойтесь, прошу вас, всё еще поправить можно.
Князь. Нет, никогда не успокоюсь (садится).
Дм<итрий> Петр<ович>. Я вам это сказал по долгу честного человека… и потому, что знаю сына: он легко может наделать глупостей – и невинным образом в свете компрометировать княгиню, – притом она молода – может завлечься невольно… скажут, что, живя в одном доме…
Князь. Вы правы – посудите теперь! Ну не несчастнейший ли я человек в мире.
Дм<итрий> Петр<ович>. Утешьтесь… я очень понимаю ваше положение – но что же делать.
Князь. Что делать? – вот видите, я человек решительный – завтра же уеду из Москвы в деревню – нынче же велю всё готовить.
Дм<итрий> Петр<ович>. Это самое лучшее средство – самое верное – тихо, без шуму…
Князь. Да, тихо, без шуму!.. Уехать из Москвы, зимой, накануне праздников, – вот женщины! О, женщины!.. Прощайте, Дмит<рий> Петрович, прощайте – о, вы увидите, что я человек решительный!
Дм<итрий> Петр<ович>. Не взыщите, я говорил от сердца, князь, – по-стариковски – притом я всегда был строгих правил…
(Хочет встать.)
Князь. Не беспокойтесь – вы истинный мой друг – прощайте… о, я человек решительный!.. (Уходит.)
Дм<итрий> Петр<ович>. Ну, слава богу, с плеч долой – всё уладил – ох, дети, дети…
(Юрий входит и хохочет во всё горло.)
Юрий. Вообразите, ха-ха-ха-ха… нет, я век этого не забуду… Князь, ха-ха-ха! Я подаю ему руку и говорю, здравствуйте, князь… что нового… а он – ха-ха-ха! Скорчил кошачью мину и руку положил в карман: ничего-с – к несчастию, всё старое… потом шаг назад и стал в позицию… я скорей бежать, чтоб не фыркнуть ему в глаза… не знаете ли, батюшка, отчего такая немилость?
Дм<итрий> Петр<ович>. А ты хочешь волочиться за женой и чтоб муж тебе в ноги кланялся! Кабы в наше время, так ему бы надо тебя не так еще проучить.
Юрий (серьезно). Я волочусь за его женой? Кто ему это сказал?
Дм<итрий> Петр<ович>. Ну ведь признайся: ты в нее влюблен?..
Юрий. Он о прежнем ничего не знает и слишком глуп, чтоб теперь догадаться.
Дм<итрий> Петр<ович>. Долг всякого честного человека был ему сказать!
Юрий. А позвольте: кто ж этот чересчур честный человек?
Дм<итрий> Петр<ович>. А если б даже я.
Юрий. Вы, батюшка?
Дм<итрий> Петр<ович>. Да, я не терплю безнравственности, беспутства… в мои лета трудно смотреть на такие вещи и молчать… хороший отец должен удерживать сына от бесчестных поступков – а если сын его не слушает, то мешать ему всеми средствами…
Юрий. А, так вы ему сказали.
Дм<итрий> Петр<ович>. Да, не прогневайся – и князь завтра же увозит жену в деревню.
Юрий. О! Это нестерпимо!
Дм<итрий> Петр<ович>. Вздор, вздор!.. Что такое за упрямство, будто нет других женщин.
Юрий. Для меня нет других женщин… я хочу, хочу… да знаете ли, батюшка, что это ужасно… кто вам внушил эту адскую мысль!
Дм<итрий> Петр<ович>. Кто внушил!.. И ты смеешь это говорить отцу, и какому отцу! Который тебя любит больше жизни, тобою только и дышит, – вот благодарность! Разве я так уж стар, так глуп, что не вижу сам, что дурно, что хорошо!.. Нет, никогда не допущу тебя сделать дурное дело, – опомнишься, сам будешь благодарен и попросишь прощения.
Юрий. Никогда!.. Прощения! Мне еще вас благодарить – за что? Вы мне дали жизнь – и теперь ее отняли – на что мне жизнь?.. Я не могу жить без нее – нет, я вам никогда не извиню этого поступка.
Дм<итрий> Петр<ович>. Юрий, Юрий, подумай, что ты говоришь.
Юрий. Я не уступлю – борьба начинается – я рад, очень рад! Посмотрим – все против меня – и я против всех!..
Дм<итрий> Петр<ович>. Сжалься, Юрий, над стариком – ты меня убиваешь.
Юрий. А вы надо мною сжалились – вы пошутили – милая шутка.
Дм<итрий> Петр<ович>. О, ради бога, перестань!
Юрий. Князь завтра едет, а нынче Вера будет моя. (Идет к столу.)
Дм<итрий> Петр<ович>. Александр! Александр! Он убил меня – мне дурно!
(Александр вбегает, подымает и ведет его под руку.)
Он злодей – он убил меня!..
Юрий (один). Нынче она будет моя – нынче или никогда… они хотят у меня ее вырвать – разве я даром три года думал об ней день и ночь – три года сожалений, надежд, недоспанных ночей, три года мучительных часов тоски глубокой, неизлечимой – и после этого я ее отдам без спору, и в ту самую минуту, когда я на краю блаженства, – да как же это возможно! (Пишет записку и складывает.) Кажется, так оно удастся. (Отворяет дверь и кличет) Ванюшка!
(Входит молодой лакей в военной ливрее.)
Послушай! От твоего искусства теперь зависит жизнь моя…
Ванюшка. Вы знаете, сударь, что я вам всеми силами рад служить.
Юрий. Когда ты сделаешь, что я прикажу, то проси чего хочешь.
Ванюшка. Слушаю-с.
Юрий. Если же нет – ты погиб!
Ван<юшка>. Слушаю-с.
Юрий. Видишь эту записку – через час, никак не позже она должна быть в руках у княгини Лиговской.
(Александр показывается в другой двери.)
Ван<юшка>. Помилуйте, сударь, да это самое пустое дело – я познакомился уж с ее горничною, – а у нас в пустой половине такие закоулки, что можно везде пройти днем так же безопасно, как ночью…
Юрий. Я на тебя надеюсь – только смотри, не позже как через час (уходит).
Ван<юшка>. Через пять минут, сударь… (Про себя). Мы с барином, видно, не промахи – четыре дни как здесь, а уж дела много сделали (хочет идти).
Алекс<андр> (подкрался сзади и схватывает его за руку.) Постой!
Ван<юшка> (испуганный). Что это вы, барин!
Алекс<андр>. У тебя вот в этой руке записка…
Ванюшка. Никак нет-с.
Алекс<андр> (хочет взять). А вот увидим.
Ван<юшка>. Я закричу-с, ваш братец услышит!
Алекс<андр> (в сторону.) Попробую другой способ! (Ему) Видишь вот этот кошелек, в нем 20 червонцев – они твои – если ты дашь мне ее прочесть – так, из любопытства.
Ван<юшка>. Только никому сами не извольте сказывать.
Алекс<андр>. Я буду молчалив, как могила (высыпает деньги в руки).
Ван<юшка>. А если изорвете, сударь, – так я скажу своему барину.
Алекс<андр> (про себя). Я умру, а не уступлю ему эту женщину!.. (Читает) «Ваш муж всё знает… Я вас люблю больше всего на свете, вы меня любите, в этом я также уверен… Сегодня вечером в 12 часов я должен с вами говорить, будьте в этот час в большой зале пустой части дома; вы спуститесь по круглой лестнице и пройдете через коридор, – если через 2 часа я не получу желаемого ответа, то иду к вашему мужу, заставляю его драться и, надеюсь, убью. В этом клянусь вам честию… ничто его не спасет в случае вашего отказа. Выбирайте». А! Искусно написано!..
Ван<юшка>. Пожалуйте, сударь, записку, мне пора.
Алекс<андр>. А если я ее изорву – говори, что ты хочешь за это, – всё, что попросишь… тысячу – две?..
Ван<юшка>. И миллиона не надобно-с.
Алекс<андр>. Я тебя умоляю!..
Ван<юшка>. Вот видите, сударь, – мне велено ее отнести, и я отнесу; об том, чтоб ее не показывать, ничего не сказано, и я ее вам показал.
Алек<сандр> (подумав). Хорошо, отнеси ее.
(Слуга уходит.)
(Про себя). Я все-таки найду средство им помешать.
Конец 3<-го>акта
Действие четвертое
Сцена первая
(Большая заброшенная комната; развалившийся камин. С левой стороны виден коридор, освещенный в окна луной, в коридоре спускается лестница. Направо две ступени и дверь, а в середине стеклянная дверь на балкон. Лунное освещение.)
Александр (входит с правой стороны из двери и запирает их ключом. Он в широком плаще). Хоть стар замок – а не скоро его сломаешь… и покуда я здесь царь!.. Жалкая власть! Жалкое удовольствие, украденное из рук судьбы… и горькое, как хлеб нищего, – зато я по крайней мере, хотя против ее воли, но еще раз прижму ее к груди своей; мой огненный поцелуй, как печать, останется на устах ее – и она будет мучиться этой мыслию; оно так и следует: вместе были счастливы, вместе и страдать! В темноте под этим плащом она не скоро меня узнает! Может быть, даже вероятно, что мне удастся под чужим именем выманить два-три ласковые слова… О! Какой ангел внушил мне эту мысль – бог, видимо, хочет вознаградить меня за 30-тилетние муки, за 30 лет жизни пустой и напрасной. (Задумывается.) Да, мне 30 лет… а что я сделал; зачем жил?.. Говорят, что я эгоист; итак, я жил для себя?.. Нет… я во всем себе отказывал, вечно был молчаливой жертвой чужих прихотей, вечно боролся с своими страстями, не искал никаких наслаждений, был сам себе в тягость – даже зла никому умышленно не сделал… итак, я жил для других? – также нет… я никому не делал добра, боясь встретить неблагодарность, презирал глупцов, боялся умных, был далек от всех, не заботился ни о ком – один, всегда один, отверженный, как Каин,[142] бог знает за чье преступление – и потом один раз встретить что-то похожее на любовь – один только раз – и тут видеть, знать, что я обязан этим искусству, случаю, даже, может быть, лишней чашке шоколаду, – наконец, против воли предавшись чудному, сладкому чувству, потерять всё – и остаться опять одному с ядовитым сомнением в груди, с сомнением вечным, которому нет границы (ходит взад и вперед). Отчего я никогда не могу забыться? Отчего я читаю в душе своей, как в открытой книге? Отчего самые обыкновенные чувства у меня так мертвы? Отчего теперь, в самую решительную минуту моей жизни, сердце мое неподвижно, ум свеж, голова холодна… я, право, кажется, мог бы теперь с любым глупцом говорить битый час о погоде, – видно, я так создан, видно, недостает какой-нибудь звучной струны в моем сердце… о! Лучше бы уж я родился слеп, глух и нем… обо мне бы по крайней мере сожалели.
(Вера показывается на лестнице.)
Это она… так точно – теперь я должен призвать на помощь всю свою твердость.
Вера. Его еще нет… темно, страшно… боже! Как я могла решиться… но что ж делать, я его знаю – он сдержал бы свое обещание – у меня сердце бьется, как молоток, – шорох, о, кто это… Юрий!..
Алекс<андр> (берет ее за руку). Это я!..
Вера. Довольны ли вы… что может сделать женщина больше… но это дурно, дурно принудить меня таким
