тебя брату, стану издали, украдкой смотреть на ваши свежие ласки… и стану думать про себя: так точно и я был счастлив… очень недавно…
Вера. Да ты мучитель… палач… и я должна терпеть!..
Александр. Я палач? — я, самый снисходительный из любовников?.. я, готовый быть твоим безмолвным поверенным — плати только мне по одной ласковой улыбке в день?.. многие плотят дороже, Вера!
Вера. О лучше убей меня.
Александр. Дитя, разве я похож на убийцу!
Вера. Ты хуже!
Александр. Да!.. такова была моя участь со дня рождения… все читали на моем лице какие-то признаки дурных свойств, которых не было… но их предполагали — и они родились. Я был скромен, меня бранили за лукавство — я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло — никто меня не ласкал — все оскорбляли — я стал злопамятен. Я был угрюм — брат весел и открытен — я чувствовал себя выше его — меня ставили ниже — я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир — меня никто не любил — и я выучился ненавидеть… Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с судьбой и светом. Лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубину сердца… они там и умерли; я стал честолюбив, служил долго… меня обходили; я пустился в большой свет, сделался искусен в науке жизни — а видел, как другие без искусства счастливы: в груди моей возникло отчаянье, — не то, которое лечат дулом пистолета, но то отчаянье, которому нет лекарства ни в здешней, ни в будущей жизни; наконец я сделал последнее усилие, — я решился узнать хоть раз, что значит быть любимым… и для этого избрал тебя!..
Вера (смотря на него пристально). О боже!.. и ты надо мной не сжалился.
Александр. Бог меня послал к тебе, как необходимое в жизни несчастие. Но для меня ты была ангелом спасителем. Когда я увидал возможность обладать твоей любовью — то для меня не стало препятствий; всей силой неутомимой воли, всей силою отчаянья я уцепился за эту райскую мысль… Все средства были хороши, я, кажется, сделал бы самую неслыханную низость, чтоб достигнуть моей цели… но вспомни, вспомни, Вера, что я погибал… нет, я не обманул, не обольстил тебя… нет, было написано в книге судьбы, что я не совсем еще погибну!.. Да, ты меня любила, Вера! никто на свете меня не разуверит — никто не вырвет у меня из души воспоминаний о моем единственном блаженстве! О как оно было полно, восхитительно, необъятно… видишь, видишь слезы… не изобретено еще муки, которая бы вырвала такую каплю из глаз моих… а теперь плачу, как ребенок, плачу… когда вспомнил, что был один раз в жизни счастлив. (Упадает на колени и хватает ее руки). О, позволь, позволь мне по крайней мере плакать.
Вера. Послушай, Александр, послушай… что же мне делать?.. мне жаль, но я не люблю тебя, не могу, не могу больше любить, — я всегда ошибалась — мы не созданы друг для друга… что же мне делать!..
(Александр встает.) Послушай, забудь, оставь меня… или нет, я уеду, далеко, далеко… не обращай на меня вниманья, — я не ангел — я слабая, безумная женщина… я тебя не понимаю… я тебя боюсь!.. презирай меня, если тебе от этого будет легче — но оставь, не мучь…
Александр. Хорошо, хорошо, Вера… я тебя оставлю — ты меня не увидишь… но я, моя мысль, мой взор, мой слух будут вечно с тобой — когда ты будешь весела и довольна, то я об себе не напомню, но в минуты печали я буду тебе являться — и ты утешишься, видя, что есть на свете человек, который несчастнее тебя!..
Вера. Но зачем же, зачем… попробуй полюбить другую — я знаю много женщин, которым ты нравишься… а меня оставь жить как судьбе угодно!.. что может быть между нами общего — без любви… я тебя прощаю!.. прощаю от всего сердца.
Александр. Какое великодушие!..
Вера. Обещаюсь забыть все мучения, которым ты был причиной.
Александр. И ты думаешь обмануть меня! и ты думаешь, что я не лучше тебя самой читаю в глубине души твоей? меня обмануть? да знаешь ли, что это почти невозможно… ты выбрала минуту слабости — ты думала, что слезы помешают мне видеть всю тонкость твоего намерения! Я знаю, что ты хочешь избавиться от моего надзора, как от любви моей — чтоб на свободе отдать мое место другому — эта мысль еще не развилась в уме твоем, ты говоришь по какому-то невольному побуждению… но я вижу эту мысль во всей ее ужасной наготе… и этого не будет… нет, что хоть раз мне принадлежало, то не должно радовать другого… а этот другой — мой брат Юрий. Слышишь ли, я и это знаю.
Вера (с гордостью). Такое подозрение слишком обидно… с сей минуты мы чужды друг другу… прощайте, я вас не знаю — позволяю вам мстить всеми возможными, даже низкими средствами.
Александр. Как, неужели и ты, и ты не нашла в душе моей ничего благородного…
Вера. Не знаю.
Александр. О!..
Вера. Оставьте, оставьте меня… еще одна минута, и я умру.
(Упадает на кресла.)
Александр. Я иду… только он никогда не будет твоим — никогда… (Подойдя к двери, оборачивается) слышишь ли, никогда.
Конец 2 акта
Действие третие
Сцена первая
(Дмитрий Петрович входит. Александр его ведет под руку и сажает.)
Александр. Вы нынче что-то необыкновенно слабы, батюшка.
Дмитрий Петрович. Старость, брат, старость — пора убираться… да ты что-то мне хотел сказать.
Александр. Да, точно… есть одно дело, об котором я непременно должен с вами поговорить.
Дмитрий Петрович. Это, верно, насчет процентов в Опекунский совет… да не знаю, есть ли у меня деньги…
Александр. В этом случае деньги не помогут, батюшка.
Дмитрий Петрович. Что же такое…
Александр. Это касается брата…
Дмитрий Петрович. Что?.. что такое с Юринькой случилось?
Александр. Не пугайтесь, он здоров и весел.
Дмитрий Петрович. Не проигрался ли он?
Александр. О нет!
Дмитрий Петрович. Послушай… если ты мне скажешь про него что-нибудь дурное, так объявляю заране… я не поверю… я знаю, ты его не любишь!
Александр. Итак, я ничего не могу сказать… а вы одни могли бы удержать его.
Дмитрий Петрович. Ты во всех предполагаешь дурное.
Александр. Я молчу, батюшка.
Дмитрий Петрович. Видно, я правду говорю — коли ты не смеешь и защищаться!..
Александр. Я чувствую, что человеку не дано силы противиться судьбе своей!
Дмитрий Петрович. Ты меня выведешь из терпения… ну скажи что ли скорее, что ты еще открыл, — в чем предостерегать!..
Александр. Юрий влюблен в княгиню Веру.
Дмитрий Петрович. Да, я сам подозреваю, что он не совсем ее забыл… а она?
Александр. Она — его любит страстно — о, я это знаю… я имею доказательства… я вам клянусь честью… спасите хоть ее. — Еще два, три дни… и она не будет в силах ни в чем противиться… вы до этого не допустите брата.
Дмитрий Петрович. Да, да, — это нехорошо… но Юрий не захочет, не решится.
Александр. А минута страсти, самозабвения?.. одна минута?
Дмитрий Петрович. Это нехорошо… ты прав… благодарю, что сказал… да что же делать? поговорить разве Юрию…
Александр. О, это хуже всего… он уже слишком далеко зашел… надо, чтоб князь уехал… потом брату кончится отпуск… и они никогда, по крайней мере долго не увидятся…
Дмитрий Петрович. Бедная женщина!..
Александр. О, если б вы видели, как она страдает в борьбе с собою… но я знаю… еще несколько дней… и она погибнет!..
Дмитрий Петрович. Я хвалю тебя, Александр!.. ты всегда был строгих правил, хотя не очень чувствителен… но как же быть?
Александр. Предупредить князя! — сказать ему просто!..
Дмитрий Петрович. Рассорить его с женой?..
Александр. Он благоразумный и добрый человек… скажите ему только, что Юрий влюблен в княгиню… это ваш долг, долг отца и честного человека… объясните ему, что вы нимало не подозреваете его жены… но что, живя в одном доме, ее репютация может пострадать — брат может проболтаться, похвастаться двусмысленным образом — из самолюбия… мало ли!.. одним словом, князь должен уехать…
Слуга (входит). Князь Лиговский.
Дмитрий Петрович. Надо подумать… как же так опрометчиво поступать — надо бы подумать.
Александр. Минуты дороги… вы видите, сама судьба его вам посылает.
(Входит князь.)
Князь. А я сейчас с Кузнецкого моста, покупал всё жене наряды к празднику… столько хлопот, что ужасть… вот эти молодые люди не знают, что такое жениться.
Дмитрий Петрович. Приятно со стороны смотреть, как вы любите вашу супругу, князь.
Князь. Я жену очень люблю — однако видите, я со всем тем муж благоразумный, — хочу, чтоб меня слушались, и в случае нужды имею твердость — о, я очень тверд! Как вы нынче в своем здоровье?
Дмитрий Петрович. Благодарю… я нынче что-то слаб… и к тому же расстроен… ох, дети, дети!
Князь. Расстроены… помилуйте, вы, кажется, так счастливы детьми.
Дмитрий Петрович. Это правда… но иногда и самые лучшие дети делают глупости.
Князь. Да помилуйте!.. вы несправедливы. Какие же глупости… но извините, это слишком нескромно…
Дмитрий Петрович. Ничего, князь — напротив… это дело даже больше касается до вас, нежели до меня.
(Александр делает знак отцу и уходит.)
Князь. До меня?..
Дмитрий Петрович. Мой долг повелевает мне сказать… но я не знаю, как решиться.
Князь. Разве это что-нибудь…
Дмитрий Петрович. Вот видите, я не знаю, как вы примете.
Князь. Да разве?..
Дмитрий Петрович. Успокойтесь — это еще не опасно.
Князь. Слава богу… так еще не опасно — уф!..
Дмитрий Петрович. Мой сын Юрий…
Князь. Юрий Дмитрич? он со мной никаких не имел сношений!..
Дмитрий Петрович. Я не говорю, чтоб он имел сношение с вами — или с кем-нибудь из вашего дома, — но ваша жена… еще до замужства… ее красота, любезность!..
Князь. Вот видите, Дмитрий Петрович… я этих достоинств еще сам в ней хорошенько не рассмотрел… не потому говорю так, что она моя жена — но ведь я не поэт! о вовсе не поэт!.. я женился потому, что надо было жениться — женился на ней потому, что она показалась мне доброго и тихого нрава — люблю ее потому, что надобно любить жену, чтоб быть счастливу!.. я вас прервал, пожалуста, продолжайте!
Дмитрий Петрович. Это не так легко, князь.
Князь. Прошу вас, для меня себя не принуждайте.
Дмитрий Петрович. Одним словом, мой сын Юрий был влюблен в вашу супругу до ее замужства, — и, кажется, был несколько ей приятен.
Князь. О, я уверен, что теперь эта страсть прошла.
Дмитрий Петрович. К сожалению не прошла! со стороны моего сына.
Князь. Тем хуже для него.
Дмитрий Петрович. Я боялся, чтоб это и вам было неприятно! — по долгу честного человека решился вас предупредить, на всякий случай…
