тобой в любви живом страданье

Стоит гусар безмолвен, мрачен, тих;

И по груди обоих вас промчится

Невольный хлад, и сердце закипит,

И ты вздохнешь, гусара взор затмится,

Он черный ус рукою закрутит;

Услышишь звук военного металла,

Увидишь бледный цвет его чела:

То тень моя безумная предстала

И мертвый взор на путь ваш навела!..

Ах! много, много я сказать желаю;

Но медленно слабеет жизни дух.

Я чувствую, что к смерти подступаю,

И — падает перо из слабых рук…

Прости!.. Я бегал за лучами славы,

Несчастливо, но пламенно любил,

Все изменило мне, везде отравы,

Лишь лиры звук мне неизменен был!..

Война

Зажглась, друзья мои, война;[12]

И развились знамена чести;

Трубой заветною она

Манит в поля кровавой мести!

Простите, шумные пиры,

Хвалы достойные напевы,

И Вакха милые дары,

Святая Русь и красны девы!

Забуду я тебя, любовь,

Сует и юности отравы,

И полечу, свободный, вновь

Ловить венок небренной славы!

Русская мелодия

1

В уме своем я создал мир иной[13]

И образов иных существованье;

Я цепью их связал между собой,

Я дал им вид, но не дал им названья;

Вдруг зимних бурь раздался грозный вой,

И рушилось неверное созданье!..

2

Так перед праздною толпой

И с балалайкою народной

Сидит в тени певец простой

И бескорыстный и свободный!..

3

Он громкий звук внезапно раздает,

В честь девы милой сердцу и прекрасной —

И звук внезапно струны оборвет,

И слышится начало песни! — но напрасно! —

Никто конца ее не допоет!..

Песня

Светлый призрак дней минувших,

Для чего ты

Пробудил страстей уснувших

И заботы?

Ты питаешь сладострастья

Скоротечность!

Но где взять былое счастье

И беспечность?..

Где вы, дружески обеты

И отвага?

Поглотились бездной Леты

Эти блага!..

Щеки бледностью, хоть молод,

Уж покрылись;

В сердце ненависть и холод

Водворились!

К…

Не привлекай меня красой![14]

Мой дух погас и состарелся.

Ах! много лет как взгляд другой

В уме моем напечатлелся!..

Я для него забыл весь мир,

Для сей минуты незабвенной;

Но я теперь, как нищий, сир,

рожу один, как отчужденный!

Так путник в темноте ночной,

Когда узрит огонь блудящий,

Бежит за ним… схватил рукой…

И — пропасть под ногой скользящей!..

Романс

Невинный нежною душою,[15]

Не знавши в юности страстей прилив,

Ты можешь, друг, сказать, с какой-то простотою:

Я был счастлив!..

Кто, слишком рано насладившись,

Живет, в душе негодованье скрыв,

Тот может, друг, еще сказать, забывшись:

Я был счастлив!..

Но я в сей жизни скоротечной

Так испытал отчаянья порыв,

Что не могу сказать чистосердечно:

Я был счастлив!

Три ведьмы

(Из «Макбета» Ф. Шиллера)[16]

Первая

Попался мне один рыбак:

Чинил он весел, сети!

Как будто в рубище, бедняк,

Имел златые горы!

И с песнью день и ночи мрак

Встречал беспечный мой рыбак.

Я ж поклялась ему давно,

Что все сердит меня одно…

Однажды рыбу он ловил,

И клад ему попался;

Клад блеском очи ослепил,

Яд черный в нем скрывался;

Он взял его к себе на двор:

И песен не было с тех пор!

Другие две

Он взял врага к себе на двор:

И песен не было с тех пор!

Первая

И вот где он, там пир горой,

Толпа увеселений —

И прочь, как с крыльями, покой

Быстрей умчался тени.

Не знал безумец молодой,

Что деньги ведьмы — прах пустой!

Вторая и третья

Не знал, глупец, средь тех минут,

Что наши деньги в ад ведут!..

Первая

Но бедность скоро вновь бежит,

Друзья исчезли ложны;

Он прибегал, чтоб скрыть свой стыд,

К врагу людей, безбожный!

И на дороге уж большой

Творил убийство и разбой…

Я ныне близ реки иду

Свободною минутой:

Там он сидел на берегу,

Терзаясь мукой лютой!..

Он говорил: «Мне жизнь пуста!

Вы отвращений полны,

Блаженства, злата!.. вы мечта!..»

И забелели волны.

К Нине

(Из Шиллера)[17]

Ах! сокрылась в мрак ненастный

Счастья прошлого мечта!..

По одной звезде прекрасной

Млею, бедный сирота.

Но как блеск звезды моей,

Ложно счастье прежних дней.

Пусть навек с златым мечтаньем,

Пусть тебе глаза закрыть,

Сохраню тебя страданьем:

Ты для сердца будешь жить.

Но, увы! ты любишь свет:

И любви моей как нет!

Может ли любви страданье,

Нина! некогда пройти?

Бури света волнованье

Чувств горячих унести?

Иль умрет небесный жар,

Как земли ничтожный дар?..

К N. N.

Ты не хотел! но скоро волю рока[18]

Узнаешь ты и в бездну упадешь;

Проколет грудь раскаяния нож.

Предстану я без горького упрека,

Но ты тогда совсем мой взор поймешь;

Но он тебе, как меч, как яд, опасен;

Захочешь ты проступку вновь помочь;

Нет, поздно, друг, твой будет труд напрасен:

Обратно взор тебя отгонит прочь!..

Я оттолкну униженную руку,

Я вспомню дружбу нашу как во сне;

Никто со мной делить не будет скуку;

Таких друзей не надо больше мне;

Ты хладен был, когда я зрел несчастье

Или удар печальной клеветы;

Но придет час: и будешь в горе ты,

И не пробудится в душе моей участье!..

Наполеон

Где бьет волна о брег высокой,[19]

Где дикий памятник небрежно положен,

В сырой земле и в яме неглубокой —

Там спит герой, друзья! — Наполеон!..

Вещают так: и камень одинокой,

И дуб возвышенный, и волн прибрежных стон!..

Но вот полночь свинцовый свой покров

По сводам неба распустила,

И влагу дремлющих валов

С могилой тихою Диана осребрила.

Над ней сюда пришел мечтать

Певец возвышенный, но юный;

Воспоминания стараясь пробуждать,

Он арфу взял, запел, ударил в струны…

«Не ты ли, островок уединенный,

Свидетелем был чистых дней

Героя дивного? Не здесь ли звук мечей

Гремел, носился глас его священный?

Нет! рок хотел отсюда удалить

И честолюбие, и кровь, и гул военный;

А твой удел благословенный:

Принять изгнанника и прах его хранить!

Зачем он так за славою гонялся?

Для чести счастье презирал?

С невинными народами сражался?

И скипетром стальным короны разбивал?

Зачем шутил граждан спокойных кровью,

Презрел и дружбой и любовью

И пред творцом не трепетал?..

Ему, погибельно войною принужденный,

Почти весь свет кричал: ура!

При визге бурного ядра

Уже он был готов — но… воин дерзновенный!..

Творец смешал неколебимый ум,

Ты побежден московскими стенами…

Бежал!.. и скрыл за дальними морями

Следы печальные твоих высоких дум.

· · · · · ·

Огнем снедаем угрызений,

Ты здесь безвременно погас:

Покоен ты; и в тихий утра час,

Как над тобой порхнет зефир весенний,

Безвестный гость, дубравный соловей,

Порою издает томительные звуки,

В них слышны: слава прежних дней,

И голос нег, и голос муки!..

Когда уже едва свет дневный отражен

Кристальною играющей волною

И гаснет день: усталою стопою

Идет рыбак брегов на тихий склон,

Несведущий, безмолвно попирает,

Таща изорванную сеть,

Ту землю, где твой прах забытый истлевает,

Не перестав простую песню петь…»

· · · · · ·

Вдруг!.. ветерок… луна за тучи забежала…

Умолк певец. Струится в жилах хлад;

Он тайным ужасом объят…

И струны лопнули… и тень ему предстала:

«Умолкни, о певец! — спеши отсюда прочь, —

С хвалой иль язвою упрека:

Мне все равно; в могиле вечно ночь.

Там нет ни почестей, ни счастия, ни рока!

Пускай историю страстей

И дел моих хранят далекие потомки:

Я презрю песнопенья громки;

Я выше и похвал, и славы, и людей!..»

Пан

(В древнем роде)[20]

Люблю, друзья, когда за речкой гаснет день,

Укрывшися лесов в таинственную сень,

Или под ветвями пустынныя рябины,

Смотреть на синие, туманные равнины.

Тогда приходит Пан с толпою пастухов;

И пляшут вкруг меня на бархате лугов.

Но чаще бог овец ко мне в уединенье

Является, ведя святое вдохновенье:

Главу рогатую ласкает легкий хмель,

В одной руке его стакан, в другой свирель!

Он учит петь меня; и я в тиши дубравы

Играю и пою, не зная жажды славы.

Жалобы турка

(Письмо. К другу, иностранцу)[21]

Ты знал ли дикий край, под знойными лучами,

Где рощи и луга поблекшие цветут?

Где хитрость и беспечность злобе дань несут?

Где сердце жителей волнуемо страстями?

И где являются порой

Умы и хладные и твердые, как камень?

Но мощь их давится безвременной тоской,

И рано гаснет в них добра спокойный пламень.

Там рано жизнь тяжка бывает для людей,

Там за утехами несется укоризна,

Там стонет человек от рабства и цепей!..

Друг! этот край… моя отчизна!

P. S.

Ах! если ты меня поймешь,

Прости свободные намеки;

Пусть истину скрывает ложь:

Что ж делать? — Все мы человеки!..

К N. ***

Не играй моей тоской,[22]

И холодной и немой.

Для меня бывает время:

Как о прошлом вспомню я,

Сердце (бог тому судья)

Жмет неведомое бремя!..

Я хладею и горю,

Сам с собою говорю;

Внемлю смертному напеву;

Я гляжу на бег реки,

На удар моей руки,

На поверженную деву!

Я ищу в ее глазах,

В изменившихся чертах,

Искру муки, угрызенья;

Но напрасно! злобный рок

Начертать сего не мог,

Чтоб мое спокоить мщенье!

Черкешенка

Врубель. Восточная сюита

Я видел вас: холмы и нивы,

Разнообразных гор кусты,

Природы дикой красоты,

Степей глухих народ счастливый

И нравы тихой простоты!

Но там, где Терек протекает,

Черкешенку я увидал, —

Взор девы сердце приковал;

И мысль невольно улетает

Бродить средь милых, дальных скал…

Так дух раскаяния, звуки

Послышав райские, летит

Узреть еще небесный вид:

Так стон любви, страстей и муки

До гроба в памяти звучит.

Ответ

Кто муки знал когда-нибудь

И чьи к любви закрылись вежды,

Того от страха и надежды

Вторично не забьется грудь.

Он любит мрак уединенья.

Он больше незнаком с слезой,

Пред ним исчезли упоенья

Мечты бесплодной и пустой.

Он чувств лишен: так пень лесной,

Постигнут молньей, догорает,

Погас — и скрылся жизни сок,

Он мертвых ветвей не питает, —

На нем печать оставил рок.

Два сокола

Степь, синея, расстилалась

Близ Азовских берегов;

Запад гас, и ночь спускалась;

Вихрь скользил между холмов.

И, тряхнувшись, в поле диком

Серый сокол тихо сел;

И к нему с ответным криком

Брат стрелою прилетел.

«Братец, братец, что ты видел?

Расскажи мне поскорей».

«Ах, я свет возненавидел

И безжалостных людей».

«Что ж ты видел там худого?»

«Кучу каменных сердец:

Деве смех тоска милого,

Для детей тиран отец.

Девы мукой слез правдивых

Веселятся как игрой;

И у ног самолюбивых

Гибнут юноши толпой!..

Братец, братец! ты что ж видел?

Расскажи мне поскорей!»

«Свет и я возненавидел

И изменчивых людей.

Ношею обманов скрытых

Юность там удручена,

Вспоминаний ядовитых

Старость мрачная полна.

Гордость, верь ты мне, прекрасной

Забывается порой;

Но измена девы страстной

Нож для сердца вековой!..»

Грузинская песня

Жила грузинка молодая,[23]

В гареме душном увядая;

Случилось раз:

Из черных глаз

Алмаз любви, печали сын,

Скатился:

Ах, ею старый армянин

Гордился!..

Вокруг нее кристалл, рубины;

Но как не плакать от кручины

У старика?

Его рука Ласкает деву всякий день:

И что же? —

Скрываются красы как тень.

О боже!..

Он опасается измены.

Его высоки, крепки стены;

Но все любовь

Презрела.

Вновь

Румянец на щеках живой

Явился.

И перл между ресниц порой

Не бился…

Но армянин открыл коварность,

Измену и неблагодарность

Как перенесть!

Досада, месть,

Впервые вас он только сам

Изведал!

И труп преступницы волнам

Он предал.

Мой демон

Врубель. Голова демона

Собранье зол его стихия.[24]

Носясь меж дымных облаков,

Он любит бури роковые,

И пену рек, и шум дубров.

Меж листьев желтых, облетевших,

Стоит его недвижный трон;

На нем, средь ветров онемевших,

Сидит уныл и мрачен он.

Он недоверчивость вселяет,

Он презрел чистую любовь,

Он все моленья отвергает,

Он равнодушно видит кровь

И звук высоких ощущений

Он давит голосом страстей,

И муза кротких вдохновений

Страшится неземных очей.

Жена Севера

Покрыта таинств легкой сеткой,

Меж скал полуночной страны

Она являлася нередко

В года волшебной старины.

И Финна дикие сыны

Ей храмины сооружали,

Как грозной дочери богов,

И скальды северных лесов

Ей вдохновенье посвящали.

Кто зрел ее, тот умирал.

И слух в угрюмой полуночи

Бродил, что будто как металл

Язвили голубые очи.

И только скальды лишь могли

Смотреть на деву издали.

Они платили песнопеньем

За пламенный восторга час;

И пробужден немым виденьем

Был строен их невнятный глас!..

К другу

Взлелеянный на лоне вдохновенья,[25]

С деятельной и пылкою душой,

Я не пленен небесной красотой;

Но я ищу земного упоенья.

Любовь пройдет, как тень пустого сна.

Не буду я счастливым близ прекрасной;

Но ты меня не спрашивай напрасно:

Ты, друг, узнать не должен, кто она.

Навек мы с ней разлучены судьбою,

Я победить жестокость не умел.

Но я ношу отказ и месть с собою,

Но я в любви моей закоренел.

Так вор седой заглохшия дубравы

Не кается еще в своих грехах:

Еще он путников, соседей страх,

И мил ему товарищ, нож кровавый!..

Стремится медленно толпа людей,

До гроба самого от самой колыбели,

Игралищем и рока и страстей,

К одной, святой, неизъяснимой цели.

И я к высокому в порыве дум живых,

И я душой летел во дни былые;

Но мне милей страдания земные:

Я к ним привык и не оставлю их…

Элегия

О! Если б дни мои текли

Па лоне сладостном покоя и забвенья,

Свободно от сует