чтобы его никто не беспокоил.
XXVIII
День сгас, и над городом стала ясная, лунная ночь. Туберозов все еще прощался с женою в глубокой тайне. Около дома его собралась толпа, но никто, ни любопытство, ни дружба, ни любовь не нарушали великих минут разлуки. Все, кто пришли проститься с протопопом, ждали его на улице или на крыльце.
И вот дверь дома растворилась, и из нее вышел совсем готовый в дорогу Туберозов. Наталья Николаевна с ним: она идет возле него, склонясь своею головой к его локтю.
Они оба умели успокоить друг друга и теперь не расслабляют себя ни единой слезою.
Ожидавший выхода протопопа народ шарахнулся вперед и загудел.
Туберозов поднял вверх руку и послал толпе благословение.
Гомон затих; шапки слетели долой, и люди стали креститься.
Из-за угла тихо выехала спрятанная по распоряжению городничего запряженная тройкой почтовая телега. На облучке ее, рядом с ямщиком, один жандарм, другой с кожаною сумкою на груди стоит у колеса и ожидает пассажира.
Туберозов сходил, приостанавливаясь почти на каждой ступеньке и раздавая благословения. Но вот и он у того же колеса, у которого ждет его жандарм. Вот он поднял ногу на ступицу, вот и взялся рукою за грядку, – жандарм подхватил его рукою под другой локоть… Туберозов отбросился, вздрогнул, и голова его заходила на шее, как у игрушечной куклы, у которой голова посажена на проволочной пружине; словно зажевал что-то не только неудобопереваримое, но даже и неудобопережевываемое.
– Отец Савелий! – крикнула ему, не выдержав, Наталья Николавна.
Протопоп оправился на телеге и оглянулся на жену.
Наталья Николаевна подскочила к нему, схватила его руку и прошептала:
– Все ничего: но только жизнь свою, жизнь свою пощади, Бога ради!
Протопоп молчал: ему мнилось, что жена его слышит, как в глубине его души чей-то не зависящий от него голос проговорил: “теперь жизнь уж кончилась и начинается житие”.
Туберозов благоговейно принял этот глагол, перекрестился на освещенный луною крест собора, и телега по манию жандарма покатила, взвилась на гору и исчезла из виду.
Народ постоял и начал безмолвно расходиться. Ворота и калитки запирались на засовы, и месяц, глядевший на Старый Город с высокого неба, назирал уже одну Наталью Николаевну.
Она не спешила под кровлю, да и что ей там было под ее осиротелой кровлей? Она сидела и плакала на том же крылечке, с которого недавно сошел ее муж, и ей теперь точно так, как ему, тайный голос шептал: что “жизнь его кончена и начинается его житие”.
– Как это будет? И что это будет?
Она ничего этого не понимает и, рыдая, бьется своею маленькой головкой о перилы сходов.
Нет ей ни избавляющего, ни утешающего.
– Или он есть?
– Он есть, и он долго не медлит.
XXIX
Перед глазами плачущей Натальи Николавны широко распахивается незапертая калитка, и в нее влезает с непокрытою курчавой головой, в коротком толстом казакине Ахилла. Он ведет за собой пару лошадей, из которых на одной громоздится большой и тяжелый вьюк.
Наталья Николаевна молча смотрела, как Ахилла взвел на двор своих лошадей, сбросил на землю вьюк и, возвратившись к калитке, запер ее твердой хозяйской рукою с несомненной решимостью остаться внутри двора.
– Дьякон! – воскликнула, догадавшись о намерениях Ахиллы, Наталья Николаевна.
– Мать! – отвечал ей, кинувшись к ней, Ахилла.
– Ты сюда?
– Да; я здесь, я с тобой буду жить вместо сына, пока он вернется.
Они обнялись и поцаловались, и Наталья Николаевна пошла досиживать ночь в свою спаленку, а Ахилла, поставив под сарай своих коней, разостлал на крыльце войлок и лег на него навзничь и пролежал ночь, уставясь глазами в звездное небо.
Ахилла только не говорил протопопице, а он тоже чувствовал, что жизнь протопопа кончена и что если он возвратится когда-нибудь сюда в дом, то это уже не для жизни, а для чего-то иного. Ахилла знал тоже, что он должен оставаться здесь для того, чтобы хоть сколько-нибудь поддерживать жизнь опального дома.
А что думал в эту ночь о самом себе и о всем его ожидающем Туберозов?
Ретивые тройки, сменяя одна другую, быстро несли старика по полям и долам, залитым белым светом луны. Протопоп сидел между двух жандармов спокойно, сложив на груди руки, и бодро глядел вдаль. Он не придумывал ни ответов, ни оправданий, ибо верил, что дух истины не оставит его, и в минуту, когда от него потребуется ответ, с ним будет Тот, который сказал: “Не заботьтесь, что вам отвечать, ибо я дам вам ответ”.
Примечания
1
В курских и орловских садах, в Богом хранимой тени которых проспал свои детские годы автор этого рассказа, есть сорт очень вкусных и красивых яблок “Доброго Крестьянина”. Автор любил их и пять из них завязывает в платочек, с которым идет домой протопоп Савелий. – Лесков
2
Рассказ этот изъят автором из Демикотоновой книги протоиерея Туберозова и, в несравненно большем развитии, составит отдельный очерк, который будет помещен в одной из ближайших книг нашего журнала под заглавием “Боярыня Плодомасова”. – Лесков
3
Коротко и сильно – Нем. kurz und stark
4
Горловая жаба, воспаление горла – Лат.
5
К отцам – Лат.
6
Пешком – Лат.
7
Причина причин, первопричина – Лат.
8
“Христианский союз” – Франц.
9
Для приличия – От франц. contenance – манера держаться.
10
Фактически, на деле – Лат.
11
От франц. boire, manger, sortir – пить, есть, выходить
12
Здесь публикаторами опущен весь эпизод с плодомасовскими карликами, незначительно отличающийся от окончательного текста: в рукописном варианте рассказ карлика Николая Афанасьевича не разбит на главы и не отражена стилистическая авторская правка, осуществленная, видимо, на последнем этапе работы над хроникой, при подготовке текста для “Русского вестника”
13
Мой дорогой Валерьян – Франц.
14
Дурной тон – Франц.
15
Никаких мечтаний – Франц.
16
До свидания – Франц.
17
Как каналью – Франц.
18
Черт меня побери – Франц.
19
Чистая доска – Лат.
20
Пришел, увидел, победил – Лат.
21
Дамы полусвета – Франц.
22
Буквально: беседа, болтовня – Франц.
23
У ног моей женщины – Франц.
24
Тем лучше и тем хуже – Франц.
25
Собеседников – Франц.
26
Друзья народа – Франц.
27
От франц. superbe, magnifique, excellent – великолепный, прекрасный, отличный
28
Как дела? – Нем.
29 Любовная записка – Франц.
