мужи и женщины! Молю тебя, беги к нам в пустыню, – там ты спасешься.
Молодой же городской монах отвел руки скитника и сказал ему:
– Иди себе, калугере, – Бог ничего не ищет, кроме чистого сердца.
Старец «воздвиг руки к небу» и сказал: «Я в пустыне не стяжал чистого сердца, а сей ходящий в корчемницы стяжал».
13) Июня 3. Встретил отец Пафнутий в пустыне нагого человека, закрывавшегося своими волосами, и стал его расспрашивать об его прежнем житье. Нагой человек сказал, что он жил сначала в монастыре и был ткачом, но наконец ему не понравилось жить в монастыре, а вздумалось, что лучше жить одному: «я так и сделал, и стал работать и жил очень хорошо»; но это шло только «пока позавидовал мне дьявол. Попросила меня одна черноризица устроить ей полотно. Я сделал. Она попросила устроить другое. Я сделал и другое, и яко уже свычай ми бысть с нею и час с часу дерзновение большее, то она заченши родила беззаконие». Тогда нашло на него раскаяние, и он, бросив черноризицу, бежал в пустыню, где Пафнутий и встретил его нагого.
Пафнутий с ним разговорился и спросил:
– Что же, я думаю, сначала-то тебе здесь и тяжело было?
– «Вельми изнемогах, – отвечал нагой, – и лежах в пещере в тузе и в страсти». – Опять хотелось ему возвратиться «к черноризице», но «пришел некий муж, как бы ножом изрезал всю мою утробу, очистил ее и опять вложил, и руками замазал, – и с той поры туга и страсть остависта мя».
13) Июня 20. Жил в дальней пустыне один благочестивый старец и имел близкую родственницу, оставшуюся в мире. Долго они не видались, но вдруг этой женщине как-то соскучилось и захотелось сходить навестить своего родственника. При этом женщина не имела никакого дурного умысла, а только хотела узнать чисто по-родственному: жив ли пустынник, или он уже умер; если же он жив, то она хотела побеседовать с ним о божественном и чем-нибудь послужить ему по силам своим. Плутала она долго по пустыне, пока встретила «камиларя», или пастуха, который пас верблюдов. Женщина рассказала ему, кого она ищет. Пастух верблюжий знал пустынника и показал ей, как найти его пещерку, которая была тут же неподалеку. Женщина разыскала своего родственника– Он ее уже не мог узнать, но она сказала ему, что «сродница твоя есмь». Тогда пустынник ее принял. Потом они стали с ним беседовать, но «егда прииде ночь», то старец «преступи с ней свой обет целомудрия». Это сейчас сделалось извесио необычайным случаем. В этой же самой пустыне, на нeкотором расстоянии, жил другой старец, который ни мало не интересовался тем, чту произошло у соседнего старца но он пошел почерпнуть воды, и только что погрузил свою чашу в воду, как «чаша перевернулась». Старец удивился: потому что до этого случая чаша у него никогда не переворачивалась. Он второй раз зачерпнул чашу, но чуть ее поставил, как она опять перевернулась.
«Верно это по усмотрению Божию».
А так как он в одиночестве никак не мог себе разъяснить, к чему ему давалось такое знамение то он, не теряя времени, пошел к другому пустыннику, спасавшемуся в той же пустыне, но в другом месте.
«Пойду и расскажу ему, – думал старец, – и вдвоем с ним мы это лучше обсудим».
А старец, к которому он собирался идти, как раз и бил тот самый, у которого в это время гостила родственница.
Пошел к нему пустынник на совещание но в один день не дошел, а заночевал дорогой под стенами идольского капища и тут обо всем узнал. Случилось так, что в этом капище именно в ту ночь собрались бесы и в чрезвычайной радости завели шумное торжество, и стали хвастать, что соблазнили одного известного и опытного пустынника, причем не раз называли соблазненного и по имени.
Это был как раз тот, к кому шел путешествующий. Но путник хотя и смутился этим, однако все-таки пришел. к тому, который пал во грехе с родственницей, и, поздоровавшись, спросил у него: «Чту убо сотворю, отче, – егда наполню чашу мою водой и она во время снедения превращается?»
А тот посмотрел на него и вместо ответа сам предложил вопрос: «А чту убо аз сотворю, яко аз впадох в блуд?»
– Да, я это уже знаю, – отвечал гость: – я слышал об этом «в церкви идольстей».
Тогда преступивший обет целомудрия старец, как только услыхал, что о нем даже дьяволы говорят, вскочил и отчаянно закричал:
– Ну, если это так, то тогда уж все равно – я брошу пустыню и пойду в мир!
Но тот брат, у которого чаша переворачивалась, отговорил его от этого, а присоветовал прогнать только от себя родственницу.
«Старец послушался и исправил житие свое».
14) Июня 27. Отцы Даниил и Палладий, придя в Александрию, встретили молодого монаха, выходящего из бань. Им это показалось подозрительно и непристойно, и они ему это сказали, а тот, вместо того, чтобы покаяться, отвечал им: «не судите и не судимы будете». Старцы попросили у него прощения, но скорбели о нем потому, что видели, как около него вертятся два мурина. Спустя же некоторое время они узнали, что этот молодой красавец-монах пришел в Александрию из Константинополя и вступил в связь «с женой эпарха», а слуги эпарха изловили его и, желая сделать евнухом, так его изуродовали, что он чрез три дня умер «и бысть всем мнихом поругание и урок».
15) Июля 22. Жил в одном ските многолетний старец и ослабел силами. Труд, который он до сего времени исполнял, пришлось разложить на других. Это старика очень стесняло, и чтобы не есть даром хлеба, он решился уйти в Египет. Там же жил с ним в ските другой старец Моисей, который ранее бывал в Египте и вообще был человек очень опытный; он сказал старцу: «не ходи в Египет, – там много женщин, и ты соблазнишься».
А старец этому не поверил и даже обиделся.
– Что ты мне несообразное говоришь! – возразил оя Моисею. – Ты бы должен постыдиться даже вспоминать мне об этом! Или ты не видишь, как я стар, и все тело мое уже одряхлело и умерло!
Моисей же все стоял на своем и говорил, что как человек ни будь стар, но пока он жив, ему, все равно, не безопасно побывать в Египте.
Старец так рассердился, что назвал Моисея нескромным и соблазнительным, а сам сейчас же встал и ушел от него в Египет. Слава же этого старца была столь велика, что его уже и в Египте знали, и об его замечательной жизни рассказывали друг другу. А потому, как только старец появился в Египте, так и стали приходить к нему разные люди за духовными наставлениями и исцелениями. И сначала все шло очень хорошо, но один раз «прииде также по вере Божий послужити ему и некая дева». Она была чем-то неисцелимо больна, «но по лете единем старец исцели ее и впад с нею в грех и она явися непраздна». Люди, приходящие к старцу, стали замечать особенное положение девушки и начали говорить об этом различно. «А простая же чадь прямо вопроси ее: откуду се имаши?» Девушка отвечала им: «от старца». Одни ей верили, а другие не верили, ибо «бе той старец вельми многолетен». Но старец, услыхав эти разногласия, сам подтвердил слова девушки. Он сказал: «се аз сотворих сие, и вы сохраните отроча рождающееся». «И ради просьбы его бысть родшееся отроча отдоено». Спустя же некоторое время в ските был праздник и собралось много народа, и тогда посреди толпы вдруг появился оный старец, «нося на раме своем отроча отдоенное», и вошел в церковь и, оборотясь к скитникам, сказал: «Видите ли это дитя? Это есть плод моего непослушания. Берегите себя от этого, потому что ежели такое дело могло случиться со мною, при моей старости, то тем легче это может случиться со всяким в молодости».
«И видевшие это все заплакали».
16) Июля 25. В одном египетском монастыре был знаменитый, «славный» дьякон. Случилось, что местный князь той страны преследовал одного простолюдина, у которого была очень красивая жена. Преследуемый, укрываясь от князя, прибежал с семьей в монастырь, чтобы здесь сохранили его жену от страстных преследований неистового князя. Монахи приютили супругов, но муж от этого ничего не выиграл, ибо тут «удариста во дьякона неприязненные силы вражия», и с женой простолюдина таки случилось то самое, чем угрожало ей неистовство князя. Дьякон, заменивший князя, был изобличен и пристыжен, и его определили «погребсти живого в темницу», и так и сделали. Дьякон долго оставался замурованный, но в крае том настала продолжительная засуха, и сколько ни молились о ниспослании с неба дождя, – дождя все не было. Тогда явлено было одному старцу, что надо «извести наружу и поставить к служению сокрытого славного дьякона». Сделали по этому внушению, и когда размуровали затвор «и дьякон изшед и вземши сан свой» начал молебствовать – «сошел дождь на землю»
17) Августа 12. В царствование Леона, царя константинопольского, жил один очень славный и богатый человек, который при том был и чрезвычайно добр, но в то же время был и большой грешник. Он имел неодолимое влечение к красе женщин и находился в постоянном с ними обращении, и так к этому привык, что каков был смолоду – точно таким же оставался и в старости, – «занеже устареся в нем той злой обычай». В таком страстном обдержании этот именитый и добрый человек и умер. При погребении его у патриарха Гермогена и епископов, а также и у мирских знатных лиц в Византии возникло огромное недоумение: как почитать этого усопшего, за праведника или за грешника, и в каком месте он должен быть помещен после смерти, то есть в раю ли с праведниками, – чего он был достоин по свойствам своей доброй души, или в аду с грешниками, куда ему следовало идти за свой любострастный «обычай». Долго об этом рассуждали важнейшие духовные люди в Византии и никак не могли придти к решению. Тогда захотели вопросить Небо, и патриарх Гермоген повелел всем монастырям и затворникам молиться, чтобы «явлено было о человеке сем пользы ради человеческие». И Небо ответило: открыто было некоторому затворнику следующее: «видел он. местонекое, имущее одесную рай, а ошую езеро огненное, и между ближнего рая и страшного пламени стояше привязан умерший муж и зле стенаше, позирая на рай. А ангел господен говорил
