вы родом? – спросил его Ланской.
– Здесь, на Нижней улице родился, – отвечал Рыжов.
– А где воспитывались?
– Не имел воспитания… у матери рос, а матушка пироги пекла.
– Учились где-нибудь?
– У дьячка.
– Исповедания какого?
– Христианин.
– У вас очень странные поступки.
– Не замечаю: всякому то кажется странно, что самому не свойственно.
Ланской подумал, что это вызывающий, дерзкий намек, и, строго взглянув на Рыжова, резко спросил:
– Не держитесь ли вы какой-нибудь секты?
– Здесь нет секты: я в собор хожу.
– Исповедуетесь?
– Богу при протопопе каюсь.
– Жалованье малое получаете?
Никогда не смеявшийся Рыжов улыбнулся.
– Беру, – говорит, – в месяц десять рублей, а не знаю: как это – много или мало.
– Это не много.
– Доложите государю, что для лукавого раба это мало.
– А для верного?
– Достаточно.
– Вы, говорят, никакими статьями не пользуетесь?
Рыжов посмотрел и промолчал.
– Скажите по совести: быть ли это может так?
– Очень малые средства.
– Если иметь великое обуздание, то и с малыми средствами обойтись можно.
– Но зачем вы не проситесь на другую должность?
– А кто же эту занимать станет?
– Кто-нибудь другой.
– Разве он лучше меня справит?
Теперь Ланской улыбнулся: квартальный совсем заинтересовал его не чуждую теплоты душу.
– Послушайте, – сказал он, – вы чудак; я вас прошу сесть.
Рыжов сел vis-a-vis[21] с «надменным».
– Вы, говорят, знаток Библии?
– Читаю, сколько время позволяет, и вам советую.
– Хорошо; но… могу ли я вас уверить, что вы можете со мною говорить совсем откровенно и по справедливости?
– Ложь заповедью запрещена – я лгать не стану.
– Хорошо. Уважаете ли вы власти?
– Не уважаю.
– За что?
– Ленивы, алчны и пред престолом криводушны, – отвечал Рыжов.
– Да, вы откровенны. Благодарю. Вы тоже пророчествуете?
– Нет; а по Библии вывожу, что ясно следует.
– Можете ли вы мне показать хоть один ваш вывод?
Рыжов отвечал, что может, – и сейчас же принес целый оберток бумаги с надписью «Однодум».
– Что тут есть пророчественного о прошлом и сбывшемся? – спросил Ланской.
Квартальный перемахнул знакомые страницы и прочитал: «Государыня в переписке с Вольтером назвала его вторым Златоустом. За сие несообразное сравнение жизнь нашей монархини не будет иметь спокойного конца».
На отлинеенном поле против этого места отмечено: «Исполнилось при огорчительном сватовстве Павла Петровича»[22].
– Покажите еще что-нибудь.
Рыжов опять заметал страницы и указал новое место, которое все заключалось в следующем: «Издан указ о попенном сборе[23]. Отныне хлад бедных хижин усилится. Надо ожидать особенного наказания». И на поле опять отметка: «Исполнилось, – зри страницу такую-то», а на той странице запись о кончине юной дочери императора Александра Первого с отметкою: «Сие последовало за назначение налога на лес».
– Но позвольте, однако, – спросил Ланской, – ведь леса составляют собственность?
– Да; а греть воздух в жилье составляет потребность.
– Вы против собственности?
– Нет; я только чтобы всем тепло было в стужу. Не надо давать лесов тем, кому и без того тепло.
– А как вы судите о податях: следует ли облагать людей податью?
– Надо наложить, и еще прибавить на всякую вещь роскошную, чтобы богатый платил казне за бедного.
– Гм, гм! вы ниоткуда это учение не почерпаете?
– Из Священного писания и моей совести.
– Не руководят ли вас к сему иные источники нового времени?
– Все другие источники не чисты и полны суемудрия.
– Теперь скажите в последнее: как вы не боитесь ни того, что пишете, ни того, что со мною в церкви сделали?
– Что пишу, то про себя пишу, а что в храме сделал, то должен был учинить, цареву власть оберегаючи.
– Почему цареву?
– Дабы видели все его слуг к вере народной почтительными.
– Но ведь я мог с вами обойтись совсем не так, как обхожусь.
Рыжов посмотрел на него «с сожалением» и отвечал:
– А какое же зло можно сделать тому, кто на десять рублей в месяц умеет с семьей жить?
– Я мог велеть вас арестовать.
– В остроге сытей едят.
– Вас сослали бы за эту дерзость.
– Куда меня можно сослать, где бы мне было хуже и где бы бог мой оставил меня? Он везде со мною, а кроме его, никого не страшно.
Надменная шея склонилась, и левая рука Ланского простерлась к Рыжову.
– Характер ваш почтенен, – сказал он и велел ему выйти.
Но, по-видимому, он еще не совсем доверял этому библейскому социалисту и спросил о нем лично сам несколько простолюдинов.
Те, покрутя рукой в воздухе, в одно слово отвечали:
– Он у нас такой-некий-этакой.
Более положительного из них о нем никто не знал.
Прощаясь, Ланской сказал Рыжову:
– Я о вас не забуду и совет ваш исполню – прочту Библию.
– Да только этого мало, а вы и на десять рублей в месяц жить поучитесь, – добавил Рыжов.
Но этого совета Ланской уже не обещал исполнить, а только засмеялся, опять подал ему руку и сказал:
Сергей Степанович уехал, а Рыжов унес к себе домой своего «Однодума» и продолжал писать в нем, что изливали его наблюдательность и пророческое вдохновение.
13
Со времени проезда Ланского прошло довольно времени, и события, сопровождавшие этот проезд через Солигалич, уже значительно позабылись и затерлись ежедневною сутолокою, как вдруг нежданно-негаданно, на дивное диво не только Солигаличу, а всей просвещенной России, в обревизованный город пришло известие совершенно невероятное и даже в стройном порядке правления невозможное: квартальному Рыжову был прислан дарующий дворянство владимирский крест – первый владимирский крест, пожалованный квартальному.
Самый орден приехал вместе с предписанием возложить его и носить по установлению. И крест и грамота были вручены Александру Афанасьевичу с объявлением, что удостоен он сея чести и сего пожалования по представлению Сергея Степановича Ланского.
Рыжов принял орден, посмотрел на него и проговорил вслух:
– Чудак, чудак! – А в «Однодуме» против имени Ланского отметил: «Быть ему графом», – что, как известно, и исполнилось. Носить же ордена Рыжову было не на чем.
Кавалер Рыжов жил почти девяносто лет, аккуратно и своеобразно отмечая все в своем «Однодуме», который, вероятно, издержан при какой-нибудь уездной реставрации на оклейку стен. Умер он, исполнив все христианские требы по установлению православной церкви, хотя православие его, по общим замечаниям, было «сомнительно». Рыжов и в вере был человек такой-некий-этакой, но при всем том, мне кажется, в нем можно видеть кое-что кроме «одной дряни», – чем и да будет он помянут в самом начале розыска о «трех праведниках».
1879
Примечания
1
Имеется в виду «Всеобщий географический и статистический словарь кн. С.П.Гагарина». М., 1843.
2
Из поэмы Н.А.Некрасова «Мороз Красный нос» (ч. I, гл. IV. У Некрасова: «в горящую избу войдет»).
3
Ночвы – лотки.
4
Бернс Роберт (1759–1796) – великий шотландский поэт.
5
Пророк Исайя – библейский пророк, выступавший с критикой богачей и правителей.
6
Катехизис (греч. – наставление) – изложение христианского вероучения в вопросах и ответах.
7
Не совсем точная цитата из Книги пророка Исайи (I гл.).
8
Иезекииль – библейский пророк, который якобы видел ожившие по воле бога «сухие кости».
9
Теократия (греч.) – форма правления, при которой духовенству принадлежит политическая власть.
10
Сретали (старослав.) – встречали.
11
Неточно приведенные слова городничего из «Ревизора» Н.В.Гоголя. У Гоголя: «и вольтериянцы напрасно против этого говорят» (д. I, явл. I).
12
Сорокоуст – сорокодневная молитва в церкви по умершим.
13
Великий пост – шесть недель поста перед пасхой.
14
То есть ссылали.
15
Ланской Сергей Степанович (1787–1862) – костромской губернатор в первой половине 30-х годов, с 1855 по 1861 год – министр внутренних дел России.
16
Зерцало – трехгранная призма с тремя указами Петра I, стоявшая на столе во всех учреждениях.
17
Маншкурт – короткие рукава.
18
Оффенбах Жак (1819–1880) – французский композитор, один из основоположников классической оперетты, автор «Прекрасной Елены», «Периколы», «Сказок Гофмана» и др.
19
Апликовый – из металла, покрытого накладным серебром.
20
Солея – возвышение перед царскими вратами в церкви.
21
напротив (франц.)
22
Имеется в виду брак Павла I с принцессой Вильгельминой, вскоре умершей.
