— в высшей степени фанатической восторженности; изуверы, возбуждая ее в себе разными насильственными средствами, уверяются, что таким образом они входят в непосредственное соединение с божеством, и тогда нисходит на них вещественно Дух Святый, исполняя их чудесными сверхъестественными дарованиями благодати. Такое самообольщение составляет род психической болезни, к сожалению, весьма свойственной природе человеческой. Оно встречается во все времена, у всех народов, на всех степенях народного и общественного образования, при всех формах исповеданий; ему одолжены своим происхождением: на одном краю человечества шаманы и шаманки, морочащие своими кривляниями грубых сибиряков; на другом какая-нибудь Анна Лиз, основательница секты трясучек, не дальше как в конце прошлого столетия в Англии выдавшая себя за боговдохновенную апокалипсическую жену, или какой-нибудь отец Анфантен, на наших глазах посреди Парижа величавший сам себя и величаемый от сен-симонистов „верховным отцом“. Следствиями такого помешательства, когда оно организуется в секту, всегда и везде бывают: во-первых, стремление к уравнению и смешению всех различий между людьми; во-вторых, отрешение от всех обыкновенных правил и приличий общественного и гражданского, тем более церковного порядка, и вследствие того, с одной стороны, необыкновенная строгость и воздержность в наружном поведении, с другой — внутреннее необузданное своеволие и совершенная нравственная анархия; в-третьих, наконец, высочайшая духовная гордость и отсюда, смотря по образованности фанатиков, более или менее грубое самообоготворение, в буквальном материальном смысле. Таковы и наши хлысты». И они, как и скопцы, называют себя: пророками, спасителями, искупителями, христами, богородицами, а друг друга богами, вследствие чего даже молятся друг на друга.

Свежий читатель может, прочитав все это, назвать написанное дичью или даже клеветою: но область религиозных заблуждений безгранична, а степени и формы их бесконечно разнообразны! Считать подобные вещи особенно нелепыми и невероятными, по меньшей мере, неосновательно именно в наш век, — в век появления столоверчения и распространения спиритизма…

В следующей статье мы, оставив область гадательных соображений, обратимся к подлинным фактам из истории скопческой секты у нас.

1869 год.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. 21-го ФЕВРАЛЯ

Говоря о происхождении у нас скопческой секты, надобно различать у нас два периода: во-первых, период совместного существования ее с хлыстами, когда вероучение скопцов и хлыстов не отделилось еще одно от другого и когда самое оскопление, по всей вероятности, не было еще считаемо необходимым для высшего совершенства, когда в баснословие скопческое не входила еще личность Петра III, и, во-вторых, период отдельного существования обеих сект, когда «христова любовь» хлыстов сочтена была скопцами, подобно браку, скверною и когда они, оставив у себя многие верования хлыстов, пошли в развитии баснословия дальше. В первый период оскопления естественно могли быть только единичными явлениями, и так как хлысты и скопцы не различались еще такою наружною и резкою приметою, то их не отличали друг от друга. В этом смысле, вероятно, и надобно принимать известие, что скопцы были известны еще при Петре Великом и что будто при Анне Иоанновне казнено было на Конной целое семейство скопцов, — известие, для которого официальных документов не смог отыскать г. Надеждин.

Первый официальный документ о скопцах относится к 1772 г., когда 2 июля последовал именной высочайший указ на имя полковника Волкова, чтобы он отправился в Орловский уезд для исследования слухов о возникновении там «нового рода некоторой ереси». Ересь эта была, очевидно, скопческая, потому что указом предписывалось разделить виновных на три класса: на начинщиков, которые других изуродовали, на тех, которые подводили и подговаривали простаков, и на простаков, слепо повиновавшихся безумству наставников. Первых повелевалось в указе высечь кнутом на местах их проповеди и отправить в Нерчинск навечно, вторых высечь батожьем и отправить в Ригу на работу в крепости, последних разослать на прежние их жилища под строгий надзор помещиков и начальников. О последствиях командировки Волкова в Орловский уезд современных известий не сохранилось; но из нового дела об орловских же скопцах, начавшегося в 1800 году, видно, что первым наставником и оскопителем в Орловском уезде был некто Андрей Иванов, который в селе Богдановке был наказан кнутом и сослан в ссылку, а остальные скопцы возвращены на места жительства. Кроме того, из указа военной коллегии от 25 февраля 1774 года видно, что тринадцать человек скопцов из села Богдановки сданы в зачет в рекруты. Между тем неизвестно когда, но только еще в прошлом столетии, открыта была скопческая ересь в Тамбовском уезде в селе Сосновке (ныне Моршанского уезда), потому что в 1800 году пятеро из них, в том числе и диакон Алексеев, уже содержались в Динамюндской крепости, и отсюда в этом же году привезены были в Петербург для допроса. Из показания их оказалось, что увлечены они были приезжавшим из Тулы покупщиком кож Ретивым, что оскопление над ними совершено было в Туле, а не в Сосновке, что операцию производил какой-то «киевский затворник», который приезжал и в Сосновку в сопровождении некоего Александра Иванова и оскопил здесь пять человек, что по произведении следствия они сосланы были в Ригу и отсюда за распространение и здесь ереси между солдатами и женщинами, по наказании батожьем, препровождены в Динамюнд — в вечную неисходную тюрьму. Показания их подтвердились вполне в 1844 году, когда крестьянин села Сосновки Семен Попов 85 лет показал, что скопчество обнаружилось в Сосновке лет семьдесят назад, и поименовал некоторых лиц из числа тех, которые действительно находились некогда в Риге и Динамюнде. В числе этих лиц встречается уже фамилия Плотицына, с именем Пимена. Попов показал при этом, что тогда же привезен был в Сосновку и наказан кнутом на площади неизвестный человек, сам скопец и оскоплявший других. Таким образом, спустя три года после того, как Андрей Иванов был наказан кнутом в Орловской губернии, киевский затворник, имевший пребывание в Туле, был бит кнутом в Тамбовской. Тула, Богдановка и Сосновка — первые официально известные места распространения скопчества: а «киевский затворник», как увидим впоследствии, был главным распространителем и, можно сказать, ересиархом секты.

Мы не станем рассказывать последующих подробностей распространения ереси. Правительство при Екатерине II оставляло жертвы оскопления на местах их жительства и вообще поступало с скопцами милостиво, но эти жертвы отродили от себя новые побеги. Они в 1780-х годах проникли уже в Калужскую и Курскую губернии. Места ссылки главных деятелей становились центрами, — сперва Рига, потом Динамюнд. В 1797 году уже в самом Петербурге забрано было пять скопцов, в числе их один московский купец Колесников, с которыми находился в сношениях известный уже Александр Иванов. Павел I был довольно строг к скопцам, но с воцарением императора Александра I система правительственных отношений к ереси изменилась. В 18 день марта 1801 года последовал указ: «Калужских скопцов оставить от суда свободными, поелику они подобным невежественным и вредным поступком сами себя довольно уже наказали». И сосновские скопцы, содержавшиеся тогда в Шлиссельбургской крепости, были разосланы по монастырям новгородской и петербургской епархии, а вновь открытые в Петербурге скопцы получили полную свободу. Комиссия для пересмотра прежних уголовных дел вошла в исследование о скопцах, находившихся в разных местах в заключении. Она составила список освобождаемых скопцов, и в этом списке оказался наказанный в Сосновке кнутом, сосланный потом в Сибирь, оттуда каким-то чудом вернувшийся и содержавшийся в петербургском смирительном доме «киевский затворник» под именем Семена Селиванова. Личность знаменитейшая в истории скопчества у нас! По освобождении из смирительного дома, «киевский затворник» определен был в богадельню для помещения «в первый сорт», хотя он посажен был прежде за оскопление себя и других. Видно, что и тогда умели не жалеть денег скопцы, чтобы выручать своих!

Недолго, впрочем, правительство милостиво относилось к сектантам в своих узаконениях. В 1806 году, по поводу открытия скопчества уже и в Херсонской губернии, последовал указ, в котором скопцов велено было признавать «врагами человечества, развратителями нравственности, нарушителями законов божеских и гражданских»; в следующем году скопцов, открытых в Малоархангельском уезде, велено было именным указом «сдать всех без изъятия в рекруты». Официальные документы, говорит Надеждин, не объясняют причин такой резкой перемены. Но, по-видимому, правительство стало уже несколько проникать страшную и чудовищную тайну скопческой секты и ее религиозно-политическое самозванство. К 1819 году дело несколько разъяснилось для правительства, и в правительственных сферах Петербурга началось движение по поводу сделанных открытий.

Между министром духовных дел князем Голицыным и петербургским генерал-губернатором графом Милорадовичем началась деятельная и чрезвычайно секретная переписка.

«В этой переписке, — пишет Надеждин, — переходил из рук в руки список главных лиц, окружающих Старца, которого общество скопцов, образовавшееся в Петербурге, называет искупителем. То были: придворный лакей Семен Кобелев и мещане Кирилл Григорьев и Исай Ильин… Оказалось, что Ильин отправлял в столице должность оскопителя, что Григорьев заманивал в секту людей уверениями, что „оный старец есть истинный искупитель“, что он нередко посылает повеления своим скопцам в отдаленнейшие края России, и что от всех скопцов, в особенности от новопринятых, получает богатые дары, что придворный лакей Кобелев „уверяет целое общество скопцов, будто сей старец есть Петр III, приносит ему ложно поклоны от лица Государя Императора, и тем приводит всех в страх и ложную доверенность, от которой умножается скопчество“». Князь Голицын в ответе Милорадовичу писал, между прочим, что он и бывший генерал-губернатор граф Толстой, по повелению Государя Императора, сами «посещали вместе моленную скопцов и объявили им высочайшую волю, дабы они прекратили оскопление друг над другом, а с старика, называемого искупителем, взяли тогда обещание отнюдь не позволять и самому ни над кем не делать сей операции под опасением ссылки в Сибирь, а как ныне видно, что это обещание не сдержано, то он считает вполне благоразумною меру, предлагаемую графом, то есть удаление в уединенные монастыри распространителей скопчества, именно лакея Кобелева, мещан Ильина и Григорьева, а старика, по дряхлости и слабости здоровья, оставить в покое, пускай он молится и пусть собираются у него для молитвы, только бы искупителем его не называли, и отнюдь не принимали бы солдат в свое общество». Государь Император утвердил мнение князя Голицына, и Кобелев, Григорьев и Ильин отправлены были в Соловецкий монастырь. Между тем таинственный старец, которого в документах нигде не называют по имени, и «искупитель» скопцов остался в покое, хотя из дела, производившегося еще в 1805 году о скопцах в Херсонской губ<ернии>, видно было, что между ними распространена была уверенность, будто государь Петр Федорович находится теперь в Петербурге, и таким же скопцом, как и они, хотя, вероятно, это убеждение скопцов и было причиною, почему указ 1806 года называл скопцов врагами человечества, развратителями нравственности, нарушителями законов божиих и гражданских,