напишу во время свое.

Смир<енный> ерес<иар>х Николай.

104

А. С. Суворину

11 мая 1888 г., Петербург.

Я Вам когда-то говорил об этюде Л. Н. Т<олсто>го под заглавием «Николай Палкин». — Теперь он у меня случился, и я посылаю Вам его для прочтения. Если захотите оставить себе копию, то распорядитесь этим сами, — у меня теперь нет сих дел мастера. Подлинник мне возвратите.

Есть добрые люди, очень радующиеся, что я издам свое собрание. П. В. Быков составил для этого случая «библиографический указатель»*всего мною написанного за тридцать лет (с 1857 г.). — Я сегодня же отдал его напечатать в 100 экземплярах (2 листа) и доставлю 5 экз. Вам для просмотра и совета. Мне указывают на статьи, о которых я позабыл, но которые представляют картины минувшего и предсказания последовавшего и потому имеют интерес. Просмотрите, пожалуйста, всё с карандашами в руках и обсоветуем. Будьте, пожалуйста, мне другом и приятелем в этом литературном, важном для меня деле, в котором я неопытен и неискусен, и на Вас всею душою полагаюсь.

Ваш Н. Лесков.

Библ<иографический> указатель» должен поспеть дней в пять-шесть.

105

А. С. Суворину

16 мая 1888 г., Петербург.

Я все нехорошо себя чувствовал и ничего не мог делать, кроме как читать о Сирии и Египте*, но слышу, что Вы собираетесь уезжать, и стараюсь вырваться из лап одолевающей душевной дремоты. — Сношения с Вами у меня бывают потребностью, и в них есть та особенность, которая свидетельствует о нашей поглощенности литературою: в личных беседах от уст к устам (что легче писанья) мы никогда не умеем сказать ничего сердечного друг другу, а как расстанемся, — так сейчас же что-то напишем!.. Это что-то вроде прирожденного писательства. Вам пора уезжать… Опять развел такое ругательство, что никакие нервы этого не могут выносить… Почитайте что-нибудь другое*. Посылаю Вам листки, полученные вчера от Черткова, «из мира людей не от мира сего». Тут есть много любопытного, в чем раскрывается жизнь этой группы, представленная в «Северном вестнике» г-жою Шабельскою* — глупо и злонамеренно. Вы, верно, заедете к Л. H-чу, и потому Вам, может быть, покажется не излишним узнать теперь: на чем они живут и как подвигаются друзья их. Меня это жгучим образом интересует, и потому мне думается, что и Вам это может быть интересно. Если ошибаюсь — не сердитесь, ибо не за что. По прочтении — возвратите бумаги мне да не позабудьте положить в конверт и «Палкина», который остается у Вас. — К изданию «Собрания» подготовляюсь основательно и для того печатаю в Вашей типографии «Библиографический указатель» всего мною за тридцать лет написанного. Это необходимо, ибо я сам позабыл очень многое. Быков мне сделал большой и милый подарок этим поднесением. Спасибо ему. Я хотел печатать 50 экз., но меня уговаривают напечатать 200 экз. и предсказывают, что 100–150 разойдется в продаже между любителями, а 50 я раздарю товарищам и друзьям. Я на это сдался. Без такого указателя было бы очень трудно окидывать взглядом все поле, с которого надо собирать мою солому. Экземпляры будут у меня и у Вас, и я на своем все подчеркну и пошлю Вам в Крым, а Вы просмотрите и подайте мне свой совет. — Пока же начнем с крупнейшего и более нравящегося публике*: т. I. «Соборяне» и «На краю, света»; т. II. «Обойденные», «Смех и горе» и «Запечатл<енный> Ангел»; т. III. «Некуда»; т. IV. «На ножах». Дальше пойдут томы составные, и их компоновать надо по указателю. То, что взято из Прологов, — семь рассказов напечатанных и восемь готовых к печати (из обракованного обозрения Пролога) составят отдельный том под заглавием «Пустынные картины» (древнее христианство в Сирии и Египте). Все это в моей голове начинает мне выясняться и, бог даст, уложится стройно.

Для «Дешевой библиотеки» я принимаю Ваши условия и «откровенно, как Атаве», говорю Вам: я этими условиями доволен. Записку на 350 р. по назначению Вашему — прошу теперь дать мне. Теперь деньги становятся нужны. Расписку дам в конторе. Записку на продажу дам Петру Петровичу Коломнину*, с которым мне приятнее иметь дело, но впрочем — это как Вы укажете. На выпуск страниц из «Плодомасова» согласен; конец к «Котину» допишу в корректуре*. Теперь меня к этому не невольте, потому что я его еще не надумал. Я допишу. — Я уверен, что даже Ш<у>б<ин>ский удостоверит, что я свое слово всегда держу крепко и верно. Сейчас я могу написать гадость, потому что я очень изнурен и расстроен. Через две-три недели среди эзельских чухон я прихожу в порядок. Будьте уверены, что за мною задержки не будет. — О приплате нечего толковать, — это мелочи. О деньгах доводится сказать в другом деле. Я нахожу удовольствие и удобство помещать мои христианские или египетские легенды в «Новом времени». Мне это нравится лучше, чем печатание в журналах, — а друзья мои еще сильнее на этом настаивают. И Лев Н., и Чертков, и другие — все находят, что «это лучшее место», и они заботятся пропускать листы с моими легендами «в народ». Притом Л. Н. заметил, что он писал «мужчин», а я (без умысла) «даю женщин той же семьи». Толстых журналов мужикам не набраться, а газетный лист до них доводят. И Вам эти рассказы, — я знаю, — не в тягость. По одному в месяц или в два — их все шесть или даже восемь можно бы у Вас напечатать, но гонорар газеты значительно ниже журнального, и один я являюсь от этой комбинации в чувствительном для меня убытке… У Вас мне платят по 15 коп. за строчку — без различия, что за статью и заметку, как в «Новостях» и «Пб. газете», так и за зрелую, многообделанную повесть… Это ужасно несправедливо, и мне так никто дешево не платит..» Разве «Нов. вр.» беднее Лаврова и Гайдебурова? И потом: разве я работаю хуже других, которым платят и у Вас дороже?.. Это и несправедливо и мне обидно. Дайте мне за беллетристику что стоит, — что платили, например, Костомарову! Не посердитесь, — я этим (и только этим) живу. Не огорчайте меня, — я и так изнемогаю.

Ваш Н. Лесков.

106

Л. Н. Толстому

26 июня 1888 г., Аренсбург.

Не посердитесь на меня, Лев Николаевич, что я беспокою Вас моими строками. — Живучи здесь на морском берегу, в тиши и уединении, — я перечитал наново лекции покойного друга моего Филиппа Алексеевича Терновского по церковной истории и нашел в них нечто, чего как будто не замечал прежде. Упоминается о направлении, которое обнаружилось в III веке у христиан в Севастии, — что они признавали войну делом непримиримым с христианскою верою и воевать не хотели, но в солдаты шли, когда их забирали насильно, но там (в службе) опять оружия для нанесения смерти и ран в руки не брали, а чтобы отстоять свое убеждение — безропотно подвергались мучительствам и позорной смерти. — Таких «святых мучеников, иже в Севастии», — поминает и наша греко-восточная церковь, но я пропускал это ранее мимо ушей и никакого внимания на это не обращал. Теперь же и хотел бы покопаться в этих делах, да не могу. Здесь нет ни Прологов, ни Четьих Миней, и вообще — никаких житейных книг; а у Вас, я предполагаю, они есть. Усердно прошу Вас посмотреть в них: что там рассказано о мучениках севастийских? Если же найдете что-либо из подробностей, то не будете ли так милостивы, чтобы заказать сделать для меня выписку и ту выписку мне прислать сюда, в Аренсбург, так как мне здесь же хотелось бы об этом писать. Равномерно — нет ли у Вас церковной истории Гизелера* и Гагенбаха*, которыми пользовался пок<ойный> Терновский и у которых предмет был трактован, без сомнения, полнее и свободнее, чем у русского профессора. — У меня же есть копии казенной переписки* о том, что делать с духовными христианами, которых впервые набрали в рекруты в 30-х годах и они повели себя во многом подобно как мученики, «иже в Севастии». Имп<ератор> Николай тогда велел отдать их в «профосы», чтобы устыдить их и унизить, но они этому были рады и чистили ямы с удовольствием. К несчастию их, — какой-то гарнизонный дока доискался однако, что к обязанностям «прохвостов» принадлежит также «заготовление розог и шпицрутенов» и самое исполнение палачевских обязанностей в обозе. Все это, как видите, очень любопытно и дает прекрасный, живой материал, но чтобы приняться за его обработку — надо иметь выписку из того, что житийные книги передают о мучениках в Севастии.

Не откажитесь пособить мне в этой моей литературной нужде, и я тотчас по получении выписки примусь писать «Прохвоста».

Преданный Вам и Вас любящий

Н. Лесков.

Адрес мой просто: «Аренсбург на Эзеле, Никл. Семн. Лескову». Надо писать «на Эзеле», а то письма нередко посылают «в Оренбург».

107

Л. Н. Толстому

22 июля 1888 г., Аренсбург.

Досточтимый Лев Николаевич.

Покорно Вас благодарю за письмо Ваше от 17 июля*, которое я получил здесь вчера. Оно мне было и утешением, и радостью, и ободрением. Отправив письмо к Вам, я стал себя укорять, для чего я это сделал? Зачем я позволил себе Вас утруждать просьбою, да еще такою хлопотною? И стал я на себя сердиться ежедневно и положил в уме, что Вы мне не должны отвечать, потому что просьба моя груба и нахальна. Вы меня утешили, ибо я вижу, что просьба моя не показалась Вам неуместною. Мне ведь не к кому было обратиться с этим вопросом, кроме Вас. Я радуюсь, что Вы здоровы и отдыхаете среди любимых Вами сельских занятий, и я получаю ободрение в Вашем совете работать, не заботясь об угодничестве цензуре. Я от этого много страдаю материально, но еще более от досаждений редакторских. Эти господа думают, что непременно надо иметь их точки зрения и их заботы… За всем этим маешься, маешься, да и устанешь, и начинаешь сам в себе сомневаться. В Вашем слове я всегда черпаю силу, которая в нем есть и которая мне доступна для усвоения. А потому я глубоко благодарен Вам за Ваше теплое и ласковое письмо.

Совестно мне перед девицами, которых Вы понудили сесть ради меня за Пролог, но чтобы не лицемерить, — не смею от этой помощи отказаться, а реку яко же обычно есть архиереям: «Приемлю, благодарю и ничесо же вопреки глаголю». Справку, думается, можно сделать легко, если у Вас есть «месяцеслов» Косолапова*. Там (помнится) есть оглавление и алфавит.